Рагу из лосося

— Как это — оставила у тебя?

— Да ведь она не жила со мной в последнее время. В смысле, в квартире не жила. Только приезжала изредка, да за квартиру полностью сама платила. Маша жила у Сергея дома. У него привычка была — адрес свой от всех скрывать, Машенька рассказывала. Он скрывал, а она жила там, с ним. Душа в душу жили. Это уже после его смерти она переехала обратно ко мне. Квартиру дочка его отобрала, а Машу выгнала прямо на улицу. Сергей не успел Маше ничего завещать. Они пожениться собирались зимой. Все уже решено было. Машка его страсть как любила. Когда его убили, она сама почти умерла. Господи, что я говорю… Не живая она была, как все кости из нее вынули. Мне жалко было на нее смотреть. Утешала как могла, говорила все время «Машунь, да все знают, какие дерьмовые разборки в этом их шоу — бизнесе… Почитай только, в газетах чего пишут, как они друг другу в глотку вгрызаются. Дерьмо все там, Машка…» Она ничего не отвечала, а один раз вдруг ответила: «Никакие это не разборки. Тут что-то другое». И опять зациклилась в себе.

— А Сергей приезжал к вам домой?

— А зачем ему было приезжать, если Машка с ним жила? Разве что в самом начале. Да и видела я его всего два раза. Один раз он просто позвонил в дверь, я открыла, а Машка сразу к нему вышла и уехали оба. А второй раз он пришел с каким-то парнем, чтобы пакет отдать. Машка при нем сразу передала этот пакет на хранение мне. А парень ждал в соседней комнате. Потом Сергей забрал парня и они оба уехали. Машка странно так говорила: он, мол, Сергей, хороший, только за ним и вокруг него стоят все плохие, они его и портят.

— Как это взрослого мужика можно испортить…

— Так я ей и сказала. А она: обстоятельства бывают сильней. Он дочку свою очень любил. Души в ней не чаял. А дочка появлялась, только когда ей нужны были деньги, и внучку совсем ему не привозила.

— Почему же Маша не забрала пакет с собой?

— Не знаю. Я не спрашивала, а она сказала только, что у меня его никто не станет искать потому, что все знают, что у меня его нет. Я еще так удивилась. Но Машу лучше было ни о чем не расспрашивать. Не тот у нее характер.

— Маша не рассказывала, она ездила к Сергею на работу?

— Никогда. Говорила, что он ее не приглашал. Добрая очень она была, Машка. Я ей всегда говорю: «пострадаешь ты, дура баба, от своей доброты!».

Сбившись, подвыпившая Алла принималась говорить об убитой в настоящем времени, как о живой, и это производило на меня тягостное впечатление. Бутылка водки подходила к концу, а язык заплетался все больше и больше. Не дожидаясь, пока она опьянеет окончательно, я достала из сумочки фотографию Димы, которую всегда носила с собой.

— Посмотри, это тот парень, которого привозил Сергей?

— Ага. Тот самый.

— А как пакет выглядит?

— Желтая почтовая бумага, завернуто, как конверт. И по углам заклеен. Я его спрятала в кладовке, чтобы не был на виду.

— А что там внутри?

— Ты чего? Машка же не велела смотреть, а я всегда делала, что она говорила!

— А ты была когда-то у нее в гостях, когда Сергея дома не было?

— Нет. Даже адреса ее не знала. Машка не говорила. Сергей ей категорически запретил. Он был очень строгим в этом отношении.

— Наверное, у него дома она тоже какие-то пакеты хранила?

— У него она хранила все свои вещи. Когда та сука, дочка Сергея, выгнала Машу ночью на улицу, она пришла домой в платье, да халатик под мышкой держала. А в кармане платья была лишь мелочь — чтоб доехать на метро. Представляешь, эта сука запретила ей брать свои вещи, сказала «убирайся в чем стоишь!». А Маша добрая была, она не умела скандалить. И гордость в ней взыграла, она повернулась и ушла. Я ей говорила: «Давай поедем, вернем вещи, я этой суке так морду начищу, что она тебя еще и деньгами осыплет!» А Маша — все свое твердит «нет, не хочу, мне ничего от нее не нужно». Так и не поехали. После смерти Сергея Маше ничего уже не было нужно.

Внезапно она засуетилась:

— Слушай, ехать пора! Я ведь опаздываю! Мужик за пакетом придет! Ты меня отвезешь?

— Отвезу. Только один вопрос: а где же находится удав?

— Кеша? Маша его так назвала — Кеша. Симпатичный такой, молоденький совсем. В цирк я его обратно сдала. Чего мне с ним возиться? А когда она жила с Сергеем, Кеша был в цирке. Она его брала только для выступлений. А когда Сергея убили, Машка затосковала и забрала Кешу к нам. Он в ее комнате жил, в небольшой плетенной корзине с закрытой крышкой.

— Не страшно было жить в одной квартире с питоном?

— Так Кеша добрый! И потом, Маша выпускала его ползать по квартире только тогда, когда меня дома не было. А в остальное время он сидел под замком. Когда я ее нашла… Кеша в корзине сидел…. Так и сидел, когда ее, бедную, убивали…

— Раз она посадила питона в корзину, когда была дома одна, значит, она кого-то ждала?

— Точно ждала! Я это сразу смекнула, когда увидела, что корзина с Кешей на все замки защелкнута. Когда Машка была одна, она или выпускала Кешу, или открывала крышку.

— А кого ждала Маша в тот вечер?

— Следователь меня то же спрашивал. Не знаю, мне она не говорила. После смерти Сергея ей звонили много разных людей. И приходили, когда меня дома не было, тоже. И мужчины, и женщины. Иногда Маша говорила мне, иногда — нет. Но по тому, как была сложена посуда на кухне (не так, как я складываю), я понимала, что у нее был кто — то, кого Маша даже угощала. Я не сердилась. Радовалась только, что есть, кому ее отвлекать… Дура.

— Кто убил Машу?

— Откуда мне знать? Я б этого гада своими руками задавила! Такого человека, как она, лишить жизни! Так ты везешь меня или нет?

И я повезла ее домой — к дому, от приближения к которому кровь застывала во всем моем теле.

Ночь была похожа на темную пропасть. Мне было так нехорошо, как будто меня действительно сбросили вниз. В машине Алла заснула. Она откинулась на сидении и даже захрапела — сказывалось выпитое. Но мне было безразлично: то, что меня интересовало, она успела рассказать. Я даже радовалась, когда она заснула. Так она не могла видеть, как я нервничаю, как становится белым мое лицо, как напряженно сжимаю влажный от пота руль. Руки мои были так напряжены, что любое незначительное прикосновение могло причинить боль. В трезвом состоянии Алла, возможно, обратила бы внимание на эти детали. И, возможно, задалась бы вопросом… Впрочем, был и второй вопрос, не менее щекотливый: она могла бы спросить, откуда я так хорошо знаю дорогу. Почему так уверенно еду сквозь огромный город в непроходимую мглу. И на это я не стала бы отвечать. Только бы рассказала ей, что ночная Москва кажется мне огромным болотом. Бездонным болотом, которое я так боюсь, в котором постоянно тону.

Мы остановились возле подъезда и я толкнула ее рукой. Она немного протрезвела.

— А, приехали… ну, спасибо тебе. И за то, что подвезла. И за приятный разговор. Хотя я не поняла, что ты от меня хотела, мне было приятно поговорить. Я любила Машу, как родную сестру. Ты только это знай.

Она вылезла из машины, но к подъезду не пошла.

— Давай, разворачивайся. Я подожду, когда ты уедешь.

— Зачем?

— Хочу убедиться, что ты уехала и не будешь за мной следить!

Протрезвела — ничего не скажешь. Делать нечего. Я развернулась и поехала обратно. Наивная женщина! Ровно через 15 минут я стояла на самом удобном месте возле ее подъезда, зная, что ничто не сдвинет меня с этого места, никогда, ни за что!