Ракета

— А как же! — подтверждает муж авторитетно.

И вот Щербаков столкнулся с ними. Не могли решить, кому войти первым. Лору Хронову пропустили, а Щербаков и Игорь Хронов стали у двери и ну реверансы разводить.

— Вы проходите!

— Нет, вы проходите!

— Пррррошу!

— Нет, Я вас прошу!

Наконец сыграли в камень-ножницы-бумага. Щербаков победил и прошел. Лифт, все ароматы в одном. Квартира, изысканное общество равных. В воздухе дым повис призрачной медузой.

В кресле сидел новый человек. Барсуков шепнул Щербакову:

— Храмов.

И этим было все сказано. Большой писатель. Щербаков, сам не чуждый литературы (он писал рассказы) — почтительно приблизился к Храмову. Уже старик, но мощный, с выдающейся челюстью и надбровными дугами, Храмов даже сидя похож был на громадный каменный памятник. Щербаков улыбнулся и представился. Храмов подался вперед:

— Молодой человек, вы знаете, что означает слово «жупел»?

Щербаков оторопел. Он не знал, что это слово значит. Решил сострить:

— Жупел, это когда уже, но не еще!

— Браво, браво! — похвалил вставший рядом Барсуков.

— А давайте играть в фанты! — предложила Лерочка. Она держала в одной руке рюмку водки, а в другой кильку.

— Давайте, давайте играть в фанты! — поддержала ее Лора.

Начали в фанты, пока Храмов не сказал:

— Мне не нравится эта игра. Давайте во что-нибудь еще.

И нахмурился. Барсуков заметил это и подскочил к нему с рюмочкой.

— Откушайте!

— Благодарю!

Опрокинул.

— Я умею джаз на батарее играть, — заявил Щербаков. Но Храмов обратился к хозяину квартиры:

— Вы обещали мне гомерический хохот.

В наступившей тишине Барсуков возвестил: «Сюрприз!» и направился к глубокому шкафу со стеклянными полками. Там, на фоне книг в дорогих обложках, стояли сервизы и наборы бокалов. Барсуков достал оттуда видеокассету. Подошел к телевизору подле окна, вставил кассету в магнитофон, жестом пригласил всех сесть.

Сели — кто на диван, а кто на стулья. Щербаков оказался между Лерочкой и Лорой. Лерочка была ближе и теплее. От нее пахло вишневой жвачкой.

— Интеллектуальное кино, — предположила Лерочка. Она шепнула это Щербакову в ухо. Она любила интеллектуальное кино.

— Наверное, — отозвался Вячеслав. Барсуков обронил слово значительно:

— Чаплин…

И нажал кнопку воспроизведения. С первыми же кадрами зрители засмеялись. Засучили, забрыкали ногами. Хронов сполз с дивана и стоял на четвереньках, кашляя. Одной рукой он держался за живот. Храмов дрожал в своем кресле, вытирал рукой вспотевший лоб и в перерывах между раскатами своего хохота громко вздыхал:

— Фух!

Юная еще совсем аристократочка Анастасия (она настаивала на полном имени) сначала прыскала в ручку, а потом так смеялась, так смеялась, что Барсуков сделал ей замечание:

— Потише.

После комедии все не могли отдышаться. Красный как рак Храмов встал и тяжелым шагом пошел в туалет. Щербаков, на ходу вытаскивая из пиджачного кармана новый свой фантастический рассказ, тоже последовал в коридор и постучал в дверь уборной.

— Кто там? — глухо спросил Храмов.

— Прошу решить мою писательскую судьбу, — отвечал Щербаков.

Патриарх литературы впустил его. Они заперлись. Щербаков, глотая слюну в пересохшем горле, вслух зачитывал Храмову фрагменты. Но старик прервал его. Милостиво разрешил:

— Читай-ка, братец, всё.

Щербаков выполнил просьбу. Храмов, по-королевски сидя на массивном, старого времени унитазе, кивал головой в понравившихся ему местах. Но иногда и давал меткий совет:

— А вот здесь слабИна. Надо деепричастие использовать. Уж поверьте моему слову.

И проводил по своему лицу рукой. Щербаков понимал, что слушая его, Храмов совершает невероятную мыслительную работу, анализируя каждое услышанное слово. Но вот Храмов закрыл глаза. Должно быть, чтобы пуще погрузиться в атмосферу рассказа. К окончанию произведения Храмов протянул вперед жилистые руки:

— Юноша! За вами — будущее отечественной литературы! И мировой в том числе!

В глазах его стояли старческие трудные слезы. Щербаков, в чрезвычайном волнении, выбежал из уборной в гостиную и, подняв рукопись, сказал:

— Виктор Николаевич благословил.

Барсуков хлопнул его по спине:

— Ну, молодой человек, теперь вы пойдете далеко! Удачи вам в вашем литературном плавании!

— Спасибо, — ответил Щербаков.

— Но, — продолжал Барсуков, — предупреждаю, оно будет нелегким.

— Да, — подтвердил Чечевица.

— Критики и завистники, эти голодные волки со слюнявыми пастями, — Барсуков опустил голову. Значит, и он ранее не был чужд литературы. Но названные выше оказались слишком сильными противниками.

— Съели? — предположил Чечевица.

— Теперь я пишу только в стол! — скрипнул зубами Барсуков.

Щербаков заметил, что Анастасия глядит на него долго и пристально, как сурок на злак.

9

Минуло несколько дней. Произошло много чего интересного. Пропал председатель кооператива «Солнце» Шрапнель Макар Алексеевич. Сначала к нему не могли дозвониться. Потом ходили ходоки, стучали в дверь. Безрезультатно. Стали говорить, что Шрапнель сбежал в Крым, прихватив кооперативные деньги. В Крыму даже глубокой осенью море еще теплое. Можно плавать.

Затем стало известно, что Шрапнель убили. Подозрение пало на Сергея Ивановича Волшебникова. Хотя его жена показала, что причиной отсутствия мужа является бытовой конфликт. Но ей не поверили. И заключили под стражу. На стакане в квартире Шрапнели нашли отпечатки пальцев Волшебниковой.

А сына Степку отдали в детский дом. Но в обычном детдоме мест не было. Поэтому тетенька со строгим лицом и кудряшками, кудряшками, направила Степку вместе с чемоданишком его в другой дом, для тех кто с задержкой развития. Там места были.

Потянулась новая жизнь. Степка думал, что в этом детдоме будут одни дебилы. На самом деле дебилов было всего три. Остальные дети и подростки были из числа клинических беспризорников. Почему их определяли именно в этот детский дом, Степка не знал.

Но потом ему стало там интересно. Потому, что там был настоящий театр. Ну почти.

Леха Шохин в свитере, круглый, ходит по сцене, потирая свои потные ладони. Он так входит в роль. У них есть сцена в актовом зале. Там они репетируют. Обычно в зале пусто. Только сцена с кулисами. А так сам зал пустой. Даже стульев нет. Если надо — приносят.