Ракетчики

— Вообще — скоро год, но в этой — только второй месяц.

— Слушай, а ты не из возвращенцев?

— Да, наш взвод из России по договору…

— А! Так ты тогда отличник боевой и политической подготовки. Иначе бы так рано меня не заработал. Ты ещё ничего не понимаешь. Это ты меня извини.

— За что??

— Ну как же, кайф тебе обломала, наезжала.

Лиза нежно запустила руку в коротенькие, уже подсохшие волосы Олега, спустилась к щеке. Олег не мог на неё сердиться. Любовь, страсть — кто разберёт? Но больше всего душа истосковалась по искреннему теплу и ласке. Мягкая ладошка растопила чувства. Стоят двое голых и, вместо того, чтобы занять горизонтальное положение, целуются как влюблённые. Парадокс, но Олег, вместо возбуждения самца, испытывал странные смешанные чувства родства душ с девушкой. Именно так: с девушкой. В дальних уголках ума стучалась здравая мысль: «Она не может быть девушкой». Но Олег эту мысль не слушал. Он слушал сердце. Дипломированный психолог смог бы разложить все психические реакции парня, как анатом — препарированную лягушку. Объяснил бы и реакцию на стресс, на смену обстановки, на нового человека, учёл бы длительное воздержание, наговорил бы кучу специальных терминов, объяснил бы этот парадокс, как дважды два. Но нам нет до этого дела. Мы не будем раскладывать светлое чувство, второе в жизни у каждого из нашей пары, на десяток мелких психофизиологических реакций с латинскими названиями. Да, потом ребята упали на постель и слились в едином порыве страсти. Но за десять секунд до того между ними проскочила искра. Эта искра дала обоим надежду и силу жить дальше. На что надежду? На что могут надеяться два убийцы в зоне? Они не задумывались над этим вопросом.

— Мне уже давно не было так хорошо. Почему молчишь?

— Боюсь опять глупость ляпнуть.

— Ха-ха! Это правильно. Я сама объясню. У меня было много мужиков. Тут, в зоне. И на качелях и на пуфике. Разве что на люстре не было. Но, то всё было как у животных. Голый секс, физиология. А с тобой — иначе. Это узкое лицо, шрам на брови — всё кажется таким родным…

— То есть: как мужчина — я тебя не впечатлил?

— Ты рвёшь настроение. Я же сказала: с тобой — совсем не так. Но не переживай, с этой точки зрения всё было прекрасно. Уд у тебя красивый, приятный на ощупь, бархатный, тёплый, мягкий.

— Обидеть хочешь?

— О-о… Ракета заправляет топливо, сейчас полетит.

— Вот я тебе покажу — куда она полетит!

Потные, удовлетворенные, они лежали и неторопливо переговаривались. Над дверью замигала жёлтая лампа, из небольшого динамика раздалась соловьиная трель. «Дурдом, на зоне дорогой звонок поцепили. Хотя, наверно — чтоб не падал, если что.» Лиза подошла к телефону на подоконнике, что-то поклацала.

— Софья Абрамовна, я бы хотела использовать свои призовые очки и продлить ещё на час. Что? Ага, щас спрошу. Олег, ты хочешь ещё со мной побыть?

— Спрашиваешь! Ясен пень!

— У меня есть своих тридцать восемь, Софья Абрамовна говорит, что у тебя осталось два неиспользованных очка, если их объединить, то, как раз получится минимальный квант. Тридцать восемь плюс два — будет сорок.

— Я считать умею. Но не очень понимаю: что от меня надо?

— Ты согласен использовать эти свои два очка на ещё один час со мной?

— Издеваешься? Да я палец готов отрезать за час с тобой!

— Не нужно — палец, «да» или «нет»?

— Да! Да! Ясен пень — да!

— Софья Абрамовна, мы объединяем очки. Спасибо.

— И чё это было?

— Ты мне очень понравился. Я использовала свои очки. Всё просто. И твои два оставшихся сняли. Даже если бы немного не хватило — мне бы дали кредит. Я — на хорошем счёту.

— А если я потом отопрусь? Скажу, что ты соврала, а я был в туалете?

— Дурак?

— Не, я прикалываюсь. Я ж — бандит. Что нам, бандюкам, развести кого?

— Ох, зелёный, дурной, любимый…

Лиза гладила грудь, перебирала волоски, возбуждала соски Олега. Это было нежно, приятно, и реально возбуждало.

— Подожди, не отвлекай, Ли-иза, ответь на вопрос.

— Всё просто: ты не сможешь так сказать.

— Не, ну это ясно, просто интересно: вот если бы?

— Ты не понял. Здесь везде камеры стоят. Камеры наблюдения. Почти без мёртвых зон. И микрофоны. Нас видно и слышно.

— Да!? А нафига?!

— Олежка, милый, очнись! Мы — в зоне. Мы тут все: убийцы, насильники, маньяки. Обычные бандиты — самый безобидный контингент. Тебя за что взяли, к примеру?

— За рэкет. Но ты права. Как-то я с тобой забылся, выпал из темы. Можешь мне не верить, но я всё равно скажу: я в тебя влюбился. Это не просто перепихон. Ну, сейчас я думаю именно так.

— Хочешь, я расскажу тебе что-то очень личное?

— Ясное дело, говори.

— Ты спрашивал: чем двадцатый для меня хорош. Я тут заново родилась. Был у меня один клиент: Огрызко. Фамилия такая. Чё ржёшь? Уд у него, как раз, нормальный. Мозги — набекрень. Приняли его за убийство, но после нападения на меня пропустили через «инквизицию» и детектор лжи, выяснили: он восемь девушек изнасиловал и убил. Это он оказался Никопольским Маньяком. Он был недоученным психологом, поэтому штатные зоновские психологи его не «раскололи».

— Он тебя тут хотел изнасиловать?

— Нет, душить начал. Но я ему пальцы выломала, глаза поцарапала, ещё кое-где кое-что сделала.

— И чё, вырубила мужика? Не может быть.

— Нет, продержалась до подхода охраны. Ты же не думаешь, что Софья Абрамовна тут одна за порядком следит?

— Ладно, с маньяком разобрались. А почему двадцатый — любимый?

— А это такой приём: клин клином вышибать. Мне психолог посоветовала: чтоб не сформировался комплекс, считать это событие хорошим, удачным. В принципе, учитывая, что он мог меня убить, а я выжила, то действительно — удачно вышло.

— И часто тут такое?

— Очень редко. Того же Огрызко потом месяц возле столба на куски резали. Мне другие рассказали.

— Слушай, а если нас слушают, то это значит, что если клиент проболтается, то ему могут срока добавить и всё такое прочее?

— Олежка, ты такой наивный! Ты — не в обычной зоне. Ты — в СССР. Ты можешь сознаться в десяти новых преступлениях, можешь оправдаться в тех, за которые тебя посадили изначально — это уже ни на что не повлияет. Отсюда есть только одна нормальная дорога: следование системе. Подчинение системе. Работа над собой, повышение рейтинга, полезности для общества. Всё, давай последний раз — и будем одеваться, смотри на часы.

— Погоди. А если я притворюсь хорошим, буду делать вид, что исправился?

— А детектор лжи на что? И ещё нужно сообразить: в чём исправляться. Учи рейтинговую систему.

Бригада. (Сентябрь 1994-го).

Придя с Дома Удовольствия, Олег твёрдо решил взяться за улучшение своего рейтинга и заработок призовых очков. Стимул был конкретным. Но как подойти к проблеме? Их отделение на днях заканчивало КМЗ. Похоже на КМБ? Неспроста. Расшифровка почти та же: курс молодого заключенного. Цинично, откровенно, без изысков. Вернёмся к Олегу и его проблеме. Он решил глубже прощупать своё отделение. Зэки, за эти два месяца пребывания в зоне, были выбиты из привычного стереотипа поведения. Не та зона. Зэка — вообще, народ не слишком откровенный. А в таких условиях — и подавно. Не то, чтоб не общались, но общение было совершенно поверхностным. Ещё в старых зонах было не принято глубоко лезть в душу, спрашивать: как, за что сел? Но тут даже нейтральные части биографий рассказывали не слишком откровенно. Хотя все старожилы, в том числе и Кирьянов с Серафимовым, говорили, что рассказы о прошлых делах большого значения не имеют, но доверять этому не хотелось.

Углубить общение получилось легко. Весь следующий день Олег работал рекламным агентом. Всех интересовало всё. И как у Олега прошла ночь с его Лизой. И много ли женщин в доступе? Какие сколько стоят? И всё это подробно и не один раз. Кое о чём Олег был не склонен откровенничать, поэтому применил тактическую хитрость: отвечал вопросом на вопрос. Давал процессу затравку в виде кусочка информации и разворачивал общественные дискуссии на заданную тему. К концу дня отделение узнало друг о друге едва ли не столько, сколько за два месяца.