Рама для картины

— Куда?

— А в Алис-Спрингс.

9

Всю дорогу до аэропорта Джик ныл по самым разным поводам. Во-первых, не попадает на крикет. Во-вторых, я не дал ему вернуться в «Хилтон» за красками. В-третьих, в том, в чем он был на ипподроме, ему в Алис-Спрингсе будет жарко. В-четвертых, нельзя пропускать Кубок Мельбурна из-за какого-то мелкого сводника в бабочке.

Однако ни разу не заныл по поводу того, что все расходы придется оплачивать его кредитной карточкой, поскольку мои туристические чеки остались в гостинице.

Идея не заезжать в «Хилтон» принадлежала Саре.

— Если уж удирать, то немедленно, — сказала она. — Люди гибнут в огне, когда возвращаются в горящий дом за сумочкой.

— Тебе не обязательно ехать с нами.

— Все решено, нечего тут обсуждать. Как ты представляешь мою дальнейшую жизнь, если не разрешу Джику помогать тебе, а ты попадешь в беду?

— Никогда мне этого не простишь.

Она грустно улыбнулась:

— Вот именно.

Наш уход с ипподрома остался незамеченным. Был абсолютно уверен — никто не сел на хвост. Ни Гриин через два «и», ни малый из Художественного центра. Без приключений долетели на полупустом самолете до Аделаиды. Пересев на еще более пустой самолет — до Алис-Спрингса.

По мере продвижения от Аделаиды на север — ландшафт под нами постепенно менялся. Ярко-зеленый цвет тускнел, больше стало красно-кирпичного.

— Гоба, — сказал Джик, показывая вниз.

— Что?

— Геенна огненная безоблачной Австралии.

Я засмеялся. Земля казалась спекшейся, пустынной и очень старой. Старше, чем само время. То тут, то там можно было заметить какое-то подобие дорог, редкие островки человеческого жилья. Как завороженный, смотрел вниз, пока не стемнело. Откуда-то внезапно упал фиолетовый мрак. Он окутал наш путь в пустыню.

Воздух в Алис-Спрингсе был такой, словно кто-то забыл выключить духовку. Нам повезло с подходящим рейсом, когда добрались до аэропорта в Мельбурне. Похоже, удача сопутствовала и тут: молчаливый таксист сразу привез в новенький мотель, где для нас оказались места.

Номер Джика и Сары — на первом этаже; дверь выходит на тенистую дорожку, за ней небольшой садик с бассейном. Мой — в примыкающем крыле, за стоянкой для машин; на третьем этаже. Вход сюда был с открытой длинной галереи, попасть на которую можно только по наружной лестнице, укрытой ветвистыми деревьями. Разбросанные в зелени пальм и кустов неяркие фонари создают ощущение мира и покоя.

Ресторан при мотеле закрыт — работал только до восьми часов, и мы прогулялись до другого. Временами приходилось идти по покрытой пылью щебенке. В свете фар проезжающих машин было видно — щебенка и пыль ярко-красного цвета.

— Отвратная пыль, — сказала Сара. — Никогда такой раньше не видела. Моя тетя утверждала, что пыль проникала даже в закрытый сундук. Когда они с дядей ездили в Айэрс-Рок…

— Что такое Айэрс-Рок? — спросил я.

— Невежественный томми. Это кусочек песчаника длиной в три километра, забытый каким-то беспечным ледником еще очень давно…

— В самом центре пустыни, — добавил Джик.

— Сами там были? — сухо спросил я.

Он усмехнулся:

— Нет.

— А какая разница? — спросила Сара.

— Наш серьезный друг имеет в виду, — ответил Джик, — что с большого расстояния судить нельзя.

— Чтобы поверить, что акула имеет острые зубы, совершенно не обязательно ждать, когда она тебя проглотит, — сказала Сара. — Можно положиться на мнение ближнего.

— Все зависит от того, откуда ближний смотрел.

— Факты — это не мнения, а мнения — не факты, — выдал Джик.

Я не забыл некоторые законы Тодда из далекого прошлого.

Сара взглянула на меня:

— Лед, а не человек.

— Эмоции — гнилая основа для политики. Это он тоже говорил, — пояснил Джик. — Зависть — корень всех зол. Что еще я позабыл?

— Самая вредная ложь исходит от тех, кто свято в нее верит.

— Вот видишь, — сказал Джик. — Какая жалость, что рисовать ты не умеешь.

— Большое спасибо.

Дошли до ресторана, и нам подали такой замечательный ужин, что мы только диву давались.

— Сто лег тому назад здесь все начиналось с ретрансляционной станции, чтобы передавать телеграммы через континент, — сказала Сара. — Теперь сообщения идут через спутник.

— Спорим, что они не стоят такой технологии. Представьте себе болтовню типа «до встречи в пятницу, Бетси», засоряющую космос.

Порасспросив в ресторане, отправились назад другой дорогой в надежде разыскать местный вариант галереи Ярра-ривер. Он был на мощеной пешеходной улочке, рядом с богатыми сувенирными лавками. Насколько могли рассмотреть в тусклом уличном свете, товара на витрине было негусто. Два ярко-оранжевых пейзажа, изображавших пустыню.

— Грубо, — сказал Джик, хотя его собственная палитра не отличалась нежными пастельными тонами.

— Вся галерея, — продолжал он, — наверняка завалена местными копиями Альберта Наматжиры. Туристы скупают их тоннами.

Когда шли к мотелю, мне казалось, что у нас стало все очень по-дружески, так еще не было с тех пор, как я приехал. Может, огромная пустыня действовала умиротворяюще? Во всяком случае, поцеловал Сару в щеку, пожелав ей спокойной ночи, что уже было жестом дружбы, а не перемирия, как утром.

За завтраком она сказала:

— Можешь себе представить, главная улица здесь — улица Тодд. И река тоже — Тодд.

— Вот что значит слава, — скромно ответил я.

— И здесь одиннадцать художественных галерей.

— Она выучила наизусть проспект Ассоциации по развитию туризма в Алис-Спрингсе, — объяснил Джик.

— Еще есть китайский ресторан, где можно заказать еду на вынос.

Джик скорчил рожу:

— Только представьте себе: все это в центре Сахары.

Жарища днем была нещадная. Радио обещало к полудню до 39 градусов, что по Фаренгейту составляет 102. Первый шаг из прохладной комнаты на раскаленный балкон галереи вызывал приятное ощущение. Но путь до Ярра-ривер, хотя до нее и было всего полкилометра, оказался изматывающим.

— Полагаю, что к такой жаре можно со временем привыкнуть, если жить тут постоянно, — сказал Джик. — Слава Богу, у Сары есть шляпа.

Мы ныряли из тени одного дерева под другое. Аборигены разгуливали с непокрытыми головами, словно раскаленные небеса не имели к ним никакого отношения.