Рама для картины
Шрифт:
— Совершенно верно. Никакого мольберта с копией Милле. Все подозрительное заботливо убрали подальше. Остальное имеет нормальный вид.
Переменил положение, пытаясь облегчить боль с одной стороны; вызвал тем самым бурный протест других пораненных мест.
— Даже если бы удалось проникнуть туда, не нашли бы ничего подозрительного. Ясно, что все улики исчезли еще вчера днем.
— Наверняка, — согласился Джик.
— Мы поинтересовались у дежурной, не спрашивал ли нас кто-нибудь.
— Ну и как, спрашивали?
Сара
— Позвонил мужчина. Кажется, примерно в начале одиннадцатого. Спросил, не остановился ли тут мистер Чарльз Тодд с друзьями, и, когда она ответила «да», попросил назвать номер комнаты. Объяснил, что должен тебе кое-что доставить.
— Господи! Ничего себе доставочка! Прямо экспресс. Сверху вниз.
— Дежурная сообщила номер комнаты и сказала: если тот оставит передачу в приемной, она позаботится, чтобы ты ее получил.
— Наверняка рассмеялся в ответ.
— У него не столь развитое чувство юмора.
— В начале одиннадцатого… — в задумчивости повторил я.
— Когда нас не было, — сказала Сара, кивая головой. — Это, вероятно, было чуть позже нашего ухода из галереи… Когда покупали купальные костюмы.
— Почему же девушка не сообщила, что нас спрашивали?
— Ушла пить кофе, не видела, когда мы вернулись. А потом просто забыла. Не придала разговору никакого значения.
— В Алис-Спрингсе мало мотелей, — сказал Джик. — Поиски были недолгие, раз они знали, что мы в городе. Дружки Ренбо позвонили ему из Мельбурна, и бомба замедленного действия начала отсчет времени.
— Их, наверно, хватил удар, когда он сказал о покупке картины.
— Надо было ее спрятать, — сказал я, тотчас вспомнив о Мейзи, спрятавшей свою картину и оставшейся на пепелище.
Сара вздохнула:
— Ну, что будем делать дальше?
— У нас последний шанс вернуться домой.
— Ты едешь? — требовательно спросила она.
Прислушался к жалобным мольбам своей бренной оболочки. Потом подумал о Дональде в его холодном доме. И оставил ее вопрос без ответа.
Она подождала, опять спросила:
— В самом деле, что нам делать дальше?
— Ну… Сообщите дежурной мотеля, что я совсем плох, пробуду в больнице еще, по крайней мере, неделю.
— И это не преувеличение, — пробормотал Джик.
— Скажите ей, что эту информацию можно передать, если кто-то поинтересуется. Сообщите: вы уезжаете в Мельбурн. Оплатите все счета, сделайте подтверждение на свой вылет дневным рейсом, мой билет сдайте. И — в аэропорт.
— А как же ты? — спросила Сара. — Когда сможешь уехать?
— Тогда же, когда и вы. Если придумаете способ погрузить забинтованную мумию в самолет так, чтобы этого никто не заметил.
— Господи, — Джик очень обрадовался. — Я это сделаю.
— Позвоните в аэропорт и закажите мне место под другим именем.
— Правильно.
— Купите рубашку и какие-нибудь брюки. Все мое — в мусорном ведре.
— Будет сделано.
— Но
помните, что за вами могут следить.— Надо ходить со скорбными лицами? — спросила Сара.
— Сочту за честь, — улыбнулся я.
— Доберемся мы до Мельбурна, что потом? — сказал Джик.
— Думаю, придется вернуться в «Хилтон». Там остались наши вещи, не говоря уж о моем паспорте и деньгах. Было ли известно Вексфорду и Гриину, что мы остановились там? Может статься, этот вариант окажется надежным на сто процентов. Да и вообще, где еще сможем переночевать в Мельбурне накануне Кубка?
— Если выбросят из окна в «Хилтоне», тут уж не жить. И никогда не сможешь рассказать о своих приключениях, — веселился Джик.
— У них окна широко не открываются. Это невозможно.
— Очень утешительно.
— А завтра? — сказала Сара. — Как насчет завтра?
Довольно сбивчиво, в общих чертах изложил свой план на день знаменитых соревнований. Когда закончил, оба молчали.
— Как? — сказал я. — Хочется вам теперь домой?
Сара встала.
— Мы должны это обсудить, — трезво заметила она. — Мы вернемся и скажем.
Джик тоже поднялся с места, по его вздернутой бороде понял, каким будет результат голосования. Ведь именно он всегда выбирал самый опасный курс в плаваниях. Мой друг был гораздо храбрее меня.
Они вернулись в два часа. Приволокли из овощной лавки громадную корзину, из которой живописно торчали ананасы и бутылка виски.
— Гостинцы для больного друга, — сказал Джик, поставив корзину на пол. — Как себя чувствуешь?
— Каждый нерв болит и стонет.
— Что ты! Ну, а вот Сара говорит, что мы едем.
Испытующе посмотрел на нее. Темные глаза спокойно смотрели, выражая согласие, впрочем, без тени радости. Она шла на это осознанно.
— О'кей, — сказал я.
Джик пошарил в корзине.
— Брюки серого цвета, светло-голубая рубашка…
— Блеск.
— Но всего этого тебе не носить, пока не доберемся до Мельбурна. А для отъезда из Алис-Спрингса присмотрели кое-что получше…
По лицам было видно — их это забавляет.
Я недоверчиво спросил:
— Что там еще?
Выложили все, что купили для моего незаметного отъезда из Алис-Спрингса.
Похоже, приобрел возможность разгуливать у всех на виду по аэропорту. В промежутке между регистрацией и посадкой. На мне будут обрезанные выше колен выцветшие джинсы с бахромой. Никаких носков. На ногах — сандалии-шлепанцы. Одеяние типа пончо — оранжевого, красного и малинового цвета — свободно станет свисать с плеч, скрывая обе руки вместе с повязкой. Под ним — широкая белая майка. Плюс громадные темные очки. Плюс искусственный загар из тюбика по всему телу. И в довершение — огромная соломенная шляпа с широкой, сантиметра в три-четыре, бахромой на полях. В ней хорошо спасаться от мух. Еще на шляпе была яркая лента с надписью: «Покорил Айэрс-Рок».