Рандеву с Валтасаром

— Предупреждали, — ответил Дронго, глядя на собеседника, отражавшегося в оконном стекле.

— Я хотел передать вам привет от генерала Потапова, — сообщил Хоромин.

— Я как-то сразу понял, что вы передадите мне привет именно от него, — усмехнулся Дронго. — Эта Никольская действительно журналист, или она с вами?

— Нет, она действительно журналист. Я тоже журналист, у меня это «крыша» для нормальной работы.

— Давно приехали в Германию?

— Нет. Прилетел только вчера из Москвы. Меня командировали сюда для встречи с вами. У вас здесь, говорят, произошли уже два убийства. Меня оторвали ото всех дел и приказали лететь сюда.

— Говорите тише, — попросил Дронго, — здесь многие знают русский язык, и нас могут услышать. Да, у нас уже двое убитых. Пьер Густафсон и Анастасис Темелис. Первого застрелили в Мадриде, второго выбросили из вагона на переезде в Германию.

— Вы знаете, кто это сделал? — спросил Хоромин.

— Нет, — ответил Дронго, — если бы знал, я бы его сам выбросил из вагона. Хочу вас предупредить. У нас в составе есть представитель польской разведки. Это Яцек Пацоха. А также секретный сотрудник английской разведки Джеймс Планнинг. И болгарин, работающий на французов, Павел Борисов.

— Меня предупредили, — ухмыльнулся Хоромин, — что это, в общем, не «Литературный экспресс», а настоящий поезд шпионов.

— Несколько агентов на сто писателей. Соотношение более чем положительное, — заметил Дронго, — на самом же деле это соотношение почти всегда бывает половина на половину. Писатели и журналисты слишком известные люди, чтобы оставлять их без надлежащего контроля. Во все времена осведомителей вербовали именно в этой среде. И самых лучших шпионов тоже находили среди них. У подобных людей развита фантазия, они способны на творческий поиск, на неожиданные решения. И конечно, они главные диссиденты при любой власти.

— Убедили, — засмеялся Хоромин, — с завтрашнего дня стану писать книги.

— Только не с завтрашнего, — предложил Дронго. — Завтра мы будем в Мальборке, а это последний город перед нашим въездом в Россию.

— До Москвы еще далеко. — заметил Хоромин, — а из Калининграда они никуда не сбегут. Вам еще нужно проехать всю Прибалтику.

— Вы хотите сказать, что у нас есть время?

— Может быть. — Мимо них прошла Сильвия Треудел, и Дронго, улыбнувшись, поздоровался. — Может быть. — повторил Хоромин. — Руководство считает, что президенту целесообразнее отказаться от встречи с участниками «Экспресса», чем рисковать таким образом. Вы ведь не смогли вычислить убийцу.

— Пока не смог, — согласился Дронго. — А почему мне никто не сообщил про эту женщину? Ведь вы знали, что она выходит замуж.

— Она действительно выходит замуж. И ее жених попросил одноразовую визу в Москву на три дня. Мы рассмотрели ее дело. Он обычный студент, ему всего двадцать два года. У них разница в возрасте…

— Я знаю, сколько ей лет, — быстро сказал Дронго. — Меня интересует сам факт появления незнакомца одновременно с нашим «Экспрессом» в Москве. Почему его скрыли от меня?

— Не посчитали нужным сообщить, — пожал плечами Хоромин, — вообще-то я не знаю подробностей.

— Вы вооружены?

— Конечно. Я не собираюсь становиться очередной мишенью для вашего маньяка. Возможно, это кто-то из известных писателей, который решил прославиться таким мерзким способом, убирая своих коллег. Вам не приходила в голову подобная мысль?

— Нет, не приходила. Темелис был слабым журналистом, а Густафсон — профессиональным наемником и мерзавцем, но уж никак не соперником кому-либо из здесь присутствующих.

— Как вы смело говорите о мертвом, — удивился Хоромин, — обычно говорят или хорошее, или ничего.

— Это не тот случай. Густафсон был не обычной жертвой. Он согласился на эту поездку в качестве пособника главного убийцы. Но с самого начала стало ясно, что у Густафсона, давно отвыкшего от подобной роли, начали сдавать нервы. И тогда убийца принял единственно верное решение — вычеркнуть ненужного помощника из нашей поездки. А мерзавцем Густафсон был, можете в этом не сомневаться.

— Верю вам на слово, — кивнул Хоромин. — Что я должен делать? Чем могу вам помочь?

— Для начала постараться стать своим человеком в «Экспрессе». Какими языками вы владеете?

— Английским и испанским.

— Прекрасно. Подружитесь с журналистами, пообщайтесь с писателями, в общем, проявляйте здоровую инициативу. Чтобы вас принимали за своего. Ни одного вопроса об убитых, ни одного вопроса о политике, здесь на это наложено негласное табу. Если понадобится, я вас позову. Вы меня понимаете?

— Вполне. Прямо сейчас отправлюсь в бар.

— И последний вопрос. Официальный представитель от России Кязим Оруджев — тоже ваш человек?

— Нет, — ответил Хоромин, — он сотрудник министерства печати. Хотя не исключаю, что он тоже представляет несколько ведомств в нашей группе. Но от моей «конторы» я здесь единственный представитель, это абсолютно точно.

— Спасибо. Встретимся после того, как пройдем немецко-польскую границу. Я бы посоветовал вам вернуться к этому времени в наше купе.

— Почему?

— Лучше, чтобы вы находились рядом с российскими писателями и журналистами. Не нужно слишком выделяться.

— Понимаю. Кстати, мы можем все время встречаться, я действительно должен сделать с вами небольшое интервью.

— Надеюсь, что наши беседы не появятся на страницах газет, — пошутил Дронго, отходя от своего собеседника. Тот громко засмеялся в ответ.

Дронго направился в другой вагон. Там уже находились представители Украины и Грузии, оказавшиеся вместе в восьмиместном купе. Он открыл дверь. Здесь были все, кроме Вотановой.

— Как у вас дела? — спросил Дронго. — Почему вы собрались в одном купе?

— Других мест не нашли, — ответил Микола Зинчук. — А вы где устроились?

— С российскими писателями, — ответил Дронго, — там интересный спор у Харламова с коллегами. Мне вообще кажется, что вы его немного недооцениваете. Он гораздо интереснее, чем вам кажется. И не столь одномерен.

— Он дал новое интервью «Литературной газете», — заявил Андрей Бондаренко, — вы прочтите его высказывания. Разве можно делать подобные заявления?

— Обязательно почитаю. Но я хочу, чтобы вы поняли и прочувствовали его боль, его сомнения. У каждого человека свое право на истину.

— У убийцы тоже? — спросил Важа Бугадзе, и все вздрогнули.

— Да, — ответил Дронго, — наверно, у него есть право и на свою истину.

— Если убийца с нами, я его сам задушу, — пообещал Георгий Мдивани, — такие люди не имеют права жить. Как можно было убивать Темелиса? Он был такой спокойный, такой порядочный человек.