Рандеву с йети
Шрифт:
К сентябрю Ирина понемногу начала становиться другим человеком. Собранным, уверенным в себе, знающим, чего он хочет. И в данный момент, и на более далекую перспективу. В сентябре же она опять отправилась в университет. Поначалу она собиралась было и эту страницу своей биографии перевернуть и забыть о ее существовании, но когда она сказала об этом Леснику, он только удивленно поднял на нее глаза. Главное — еще раз, для особо непонятливых — это голова. И ежедневная гимнастика для духа и мозга куда важней ежедневной гимнастики для мышц. «Кроме того, — и Лесник сделал многозначительную паузу, — мне нужен специалист по структурному анализу текстов. Любых текстов. На всех европейских языках. И, по возможности, не только европейских. Так что иди, девочка, иди и учись».
Ирина сдала экзамены за прошлую сессию. И сдала их очень хорошо. Лесник давал ей упражнения не только на гибкость суставов и на силу удара — но и на гибкость
В тот вечер, когда она пришла домой с радостным известием: все осталось позади, ее зачислили обратно, и даже назначили стипендию (как так вышло, она не поняла, но подозревала, что у Лесника были свои каналы воздействия на внутриуниверситетскую ситуацию) — в тот вечер Лесник позволил себе очередную небольшую роскошь. Было шампанское, настоящее шампанское из Шампани, был легкий ужин, были фрукты, и все это настолько не вязалось с привычным образом Лесника, что Ирина даже не удивилась, когда вечер закончился-таки в постели. И, в конце концов, бывают вещи, которые случаются как будто сами собой. Эта ночь осталась в ее памяти как некая отдельная реальность, как сон, не имеющий никакого — или почти никакого отношения к ее дальнейшей жизни. Или как обряд инициации. Ее приняли. Она стала — своя. И жизнь от этого не стала проще. Наоборот, она стала сложнее.
Работать приходилось теперь по восемнадцать — девятнадцать часов в сутки. Два последних курса университета Ирина поражала преподавателей неуемной тягой к знаниям и невероятными способностями во всем, что касалось систематизации и приведения к какой-то своей, самостоятельно выстроенной логике любых, даже самых далеких, казалось бы, друг от друга блоков информации. Помимо основного английского и обязательного второго французского она взялась щелкать один за другим сперва практически все германские — немецкий, датский, шведский, норвежский, голландский; потом перешла на романские — испанский, итальянский, румынский, португальский. Затем настала очередь славянских языков, под конец она взялась было и за арабский, но далеко уйти не успела — нужно было защищать диплом.
Не всеми языками она владела в совершенстве; в большинстве случаев в этом не было необходимости. По большому счету, свободно после университета она говорила только по-английски, по-немецки, по-французски и по-испански. На остальных читала. Времени на разговорную практику все равно не хватило бы. Но для того, чтобы работать с текстами, этого было вполне достаточно. Диплом между тем она защищала по структурной лингвистике — выбрав в качестве объекта исследования, для того чтобы хоть как-то увязать тему с основной специальностью, структурные изменения в негритянском варианте американского английского — в первой половине XX века, на материале криминального арго негритянских банд. Тема была несколько своеобразная, и на защите возникло несколько довольно забавных моментов, потому что та часть профессуры, которая разбиралась в структурной лингвистике, по большей части не тянула по негритянской фене — даже те, кто довольно сносно говорил на литературном английском. А для специалистов с романо-германского отделения структурно-лингвистический научный жаргон был едва ли понятней самого крутого гарлемского «базара». Однако диплом она получила с отличием — и тут же укатила на полтора года в Карелию, в тамошние тренировочные лагеря, где ей пришлось забыть на время о структурной, да и вообще обо всякой лингвистике, но зато познакомиться с Лесником в новом качестве — как с инструктором по технике выживания.
«Заброс» в Англию, к тамошним коллегам, Ирина восприняла как должный этап в системной многопрофильной подготовке. Она постепенно становилась универсальным специалистом по борьбе с терроризмом — по крайней мере в проекте. Лесник «вел» ее все это время, ни на неделю не выпуская из-под контроля. Да и у нее самой не было никакого желания из-под контроля выходить. Время от времени он давал ей разовые поручения: здесь же, в Москве, или где подальше. И она неизменно их выполняла, не спрашивая, зачем и кому это нужно. Так сказал Лесник. Другой мотивации не требовалось.
Однажды Лесник взял ее с собой на операцию — это было после карельского лагеря, но еще до Англии. Они долго летели куда-то на самолете. Они — это Лесник, еще трое незнакомых ей мужиков примерно того же, что и Лесник, возраста. Разве что один был чуть помоложе. Один — азиат. Не то казах, не то кореец. Потом был маленький аэродром, где они пересели на вертолет. На вертолете летели тоже не один час. Высадились в горах, в непроглядном тумане, который потом, когда они спустились чуть ниже, оказался низкой облачностью. Впрочем, внизу видимость была немногим лучше. В цели операции ее никто не посвящал. Между собой мужики практически не разговаривали.
Лесник был старший. В горах перестали разговаривать вообще, только время от времени обменивались короткими сериями знаков. Некоторые из этих знаков были Ирине понятны — Лесник научил. Другие она видела в первый раз. Но речь явно шла о какой-то деревне и о человеке, которого оттуда надо вытащить.Шли они тоже довольно долго, не час и не два. Потом устроили привал. Без еды. Из чего Ирина заключила, что будет бой. А то обстоятельство, что ничего нет хуже раны в живот после сытного обеда, она уже усвоила как отче наш. После привала шли еще около получаса. Потом Лесник дал сигнал остановиться и подозвал к себе Ирину.
— Останешься здесь, — шепотом, на ухо сказал он ей. — С рацией и с прочим тяглом. Автоматом пользуйся только в крайнем случае. Гранатами — тем более. На пистолет наверни глушитель и держи наготове. Если появится кто-то, кроме нас, — стреляй без предупреждения. Сразу. В голову, они могут быть в бронежилетах. Если появятся люди, которых ты не знаешь, и среди них будет один из нас, руби изо всех стволов и о тишине уже не беспокойся. А потом уходи на ту сторону горы. Там есть лесок. У леса ручей и поляна. Через три часа там будет вертолет. Никого не жди. Ясно?
— Ясно, — ответила Ирина, достала «стечкина» и принялась накручивать глушитель. Мужики тут же растворились в тумане — бесшумно, как призраки.
Минут через сорок в той стороне, откуда они пришли, стукнул камушек. Ирина легла за валун и изготовилась к стрельбе. Из тумана выплыл человек в камуфляже. Ирина выстрелила. Человек упал, успев что-то крикнуть назад, через плечо. По-арабски. Из-за спины у него тут же ударила автоматная очередь. Стрелявший, очевидно, не видел Ирины, так же, как она его, и очередь прошла боком, над тропинкой. У Ирины, однако, было преимущество. Она, прежде чем нырнуть обратно за камень, успела заметить вспышку выстрела. И метнула гранату, с таким расчетом, чтобы та упала чуть выше тропинки, а скатилась как раз к тому времени, как сработает детонатор. Раздался взрыв, посыпались камни, и звякнул о гранит упавший автомат. Ирина выстрелила еще два раза на звук, подхватила автомат и, прижимаясь к валунам, стелясь по осыпи, пошла назад. Первому она попала точно в середину лба. Второй лежал шагах в пятнадцати. Осколки попали ему в голову, шею и плечи — сзади и сверху. Одна из пистолетных пуль тоже его достала, в левый бок. Ирина сделала контрольный выстрел и вернулась на место. Достала из багажа сигнальную мину, вернулась к убитым, прошла еще метров на пятьдесят подальше, установила мину и снова вернулась к «багажу».
Через двадцать две минуты показались свои. Четверо, и с ними пятый. У пятого силы были, похоже, совсем на исходе, потому что казах и молодой практически волокли его на себе. У шедшего впереди здоровенного амбала камуфляж на левом плече был мокрым от крови, и через лоб на скулу, минуя глаз, шел глубокий кровоточащий шрам. Лесник шел последним, метрах в двадцати. Прикрывал отход.
В вертолете разлили по кожаным стаканчикам водку, открыли три банки консервов. «Пятый» отключился. Выпили. Поели. Ирина предложила раненому перебинтовать лицо и плечо.
— Да ладно, — улыбнулся тот. — Плечо я заткнул, кровь больше не идет. А это — это так засохнет. Хорошо, что глаз не задел, сука. Кинжал туповат. Точить надо, кинжалы-то. А ты, кстати, чего расшумелась? Тебе же велено было тихо сидеть — а?
— Второй из автомата стрелять начал.
— Ну, и ты его сразу гранатой. Перекричала, нечего сказать.
— Ладно, Клим, не ворчи, — подал голос Лесник. — Девочка в первый раз. Научится еще.
11 июля 1999 года. Волга. 07.22.
Гости прибыли, как и было обещано, через два дня, рано утром. Выбравшись в очередной раз из дуба, Ирина застала на поляне Ома, но не одного, как обычно, а в сопровождении двух других йети, мужчины и женщины. Оба были чуть пониже Ома ростом, но это чуть пониже в обоих случаях колебалось где-то в районе двух метров, плюс-минус таракан. После положенных довольно церемонных приветствий — как ни странно, вполне человеческих по форме поклонов, с одной только разницей, кланяться нужно было одновременно и в реальности, и в астоме, причем по-разному, — Ирине проговорили на астоме сакраментальное «следуйте за нами», они все вчетвером пошли через лес куда-то на запад. Ирина почувствовала себя пигмеем, которого три гориллы взяли с поличным на краже бананов с их любимого дерева и ведут теперь на суд какого-то своего горилльего синедриона. По дороге Ом представил Ирине спутников — Маа и Иуа. Речевой аппарат йети, судя по всему, с большим трудом воспроизводил согласные звуки. Собственно, они им были и не особо нужны, поскольку астом предоставлял такие возможности для «кодировки» информации, которые даже и не снились ни одному из существующих ныне человеческих языков. И факт этот Ирина для себя отметила.