Рандом
Шрифт:
– На твоем месте я бы закрыл рот, - веско вставил Яровец. – Ты с ней трахался. Ты что, умник, не мог понять, что у нее на уме? Чем она занимается по ночам, где шляется? Охренеть. И он еще собрался вести за собой людей. Вождь, мать твою.
У Султана не нашлись слова для ответа. Он забубнил что-то быстрое на своем языке, сел, отвернулся.
– Если вас всех тут волнует вопрос: кто станет за ней ухаживать, так не переживайте, - вступилась за Верку баба Шура. Вся такая румяная, ядреная – а ля бабуля из забытого рекламного ролика. – Я готова! У меня и комнатка с решеткой на окне имеется.
– И что, будете ее кормить, убийцу? – не хотела
– Буду. Что мне, жалко, что ли? Куры есть, вон, Кеша мне обещал корову пригнать, коз. Я и роды могу принять, и ребенка воспитаю.
– Воспитает она, - хмыкнул Саныч. – Если будет чё воспитывать.
– А вот если будет нельзя, тогда и станем решать, - не унималась баба Шура.
– Правильно, - поддержал ее Иван Иваныч. – Нужно будет, так соберемся во второй раз. У нас что, свободного времени в обрез?
– Это ж не сразу все, - ворчал Саныч. – Это ж сколько времени должно пройти прежде, чем станет ясно.
– Вот я и говорю: нет у нас проблем со свободным временем..
– Хотите знать мое мнение? – не поднимаясь с кресла, заявил Борюсик.
Лично я знать не хотел, но он высказался все равно.
– Убить эту гребанную суку с ее отродьем. Не хочет нормально жить, пусть не живет. Если хотите – я готов. Так сказать, привести приговор в исполнение.
Его слова утонули во вновь разгоревшимся гуле.
– Я не дам вам ее убить, слышите вы, уроды! – перекрикивая всех, выступила Тая. Белым демоном в кожаной косухе она вылетела из бокового прохода и возникла перед рядами. Говорила она, как и трахалась – страстно, вкладывая эмоции в каждое слово.
С момента нашей последней встречи мы не виделись недели две. Такой же разгневанной она мне и запомнилась, когда застукала меня с Дашкой на прежней квартире… Застукала. Ну и слово я подобрал. Без приглашения, охваченная «праведным» негодованием, она ворвалась в комнату, толкнув плечом мою Дашку.
– И вот это ты предпочитаешь общению со мной? – яростно бросила в меня Тая, но не попала. В смысле, слова пулями просвистели у моего виска и ушли в молоко.
– Чего ты разоралась? – спокойно спросил я.
Чтобы не мешать Дашке, я стоял у окна, облокотившись на подоконник. Моя жена хозяйничала – стирала пыль, напевая себе под нос вечную песню. Чисто вымытые, благодаря моим стараниям, волосы мешали ей. Минут через пять она найдет вечную заколку, лежащую на вечном месте и соберет на затылке вечный хвост.
– Ты вот с этим предпочитаешь жить? – не унималась фурия.
Внутри у нее все кипело. Я видел: она сдерживается, чтобы не позволить вырваться совсем уж обидным словам.
– Что за бред, Макс? Ты же понимаешь, нам не дано вернуться к прежней жизни. Хоть тысячу раз ухаживай за ними – ни хрена они не оживут! Нужно оставить их в покое, слышишь? Ты же здравомыслящий человек, подумай сам! Что ты можешь? Продлить ее мученья? Уверен, что хочешь именно этого? Уверен, что хочешь возиться с ней? Еще лет пятьдесят ухаживать за живым трупом – таким ты себя видишь? Как вы все не понимаете: здесь! – уже не осталось жизни! И вы сами не живете с ними! Обреченные на свою гребанную заботу, чем вы отличаетесь от них? Такие же придурочные, такие же больные своей жалостью…
Тая стояла, уперев руки в бока. Раскрасневшаяся, взъерошенная. Она перешла на обобщения, потому что пошла ва-банк. Либо я бросаю Дашку и мы с Таей живем долго и... как получится, либо...
Она строила планы, уверенная в результате. А я?
– Успокойся, - сказал я, поднимаясь.
–
Я спокойна, - уже на порядок тише отозвалась она. – Я просто не могу понять.– Ты не можешь понять, - я педалировал первое слово. – А причем здесь я?
Незваная гостья помолчала, переваривая сказанное. За ней, повинуясь обычному маршруту забуксовала Дашка. В ее отставленной тонкой руке дрожала лейка, нацеленная на полив растений. Каждодневная поливка не пугала комнатных монстров. Они заметно прибавили, в отличие от Дашки. Моя старая футболка, в которой она ходила, болталась на худенькой фигурке, выделяя два вечно торчащих на груди бугорка.
– Отойди в сторону, - беззлобно попросил я. – Дай ей пройти.
Съедая меня ехидным взглядом, Тая отодвинулась.
– А знаешь, Макс, - сказала она, - я абсолютно уверена, что ты согласен со мной. Ты отлично понимаешь, что ведешь себя как… Тебе просто не хватает смелости, чтобы сделать выбор. Хочешь, я тебе помогу?
Она подошла. Попыталась положить руку мне на плечо, но я весьма невежливо отбился от нежданной ласки. Мне вдруг – остро – показалось кощунственным обниматься с любовницей в присутствии Дашки.
И Тая это поняла.
– Ты что? – ее брови изогнулись насмешливой дугой. – Стесняешься? Ее?
– Я не собираюсь обсуждать эту тему. Чего ты хочешь?
– Чего я хочу, я знаю. Вопрос: чего хочешь ты?
– В данный момент я хочу, чтобы ты ушла, - злость - на нее, на себя? – постепенно вступала в свои права. – А не в данный хочу, чтобы ты забыла сюда дорогу. Итс май лайф, Тая. И я не собираюсь ею ни с кем делиться.
– Ага. Понятно, - она, было успокоившись, снова начала закипать. – Значит, у тебя своя жизнь, у меня своя. И из общего у нас только постель.
Я молчал, но о сказанном не жалел.
– Ну же, скажи! Чего ты молчишь? Может, хоть здесь наберешься смелости и честно скажешь?
Мне нечего было ей ответить. Нечего из того, что она хотела бы услышать.
– Молчишь? – она наступала. – А хочешь, я тебе скажу? Уж у меня-то смелости хватит. Ты считаешь, что сможешь трахать меня, когда тебе захочется, а в постели будешь думать о ней! – она кивнула в сторону Дашки, чудом вписавшейся в дверной проем. – Ну, готов? Признайся в этом. Только не себе – это и так понятно. А мне. Сусанин, если уж тебе так нравятся неживые, давай, заведем тебе резиновую куклу. Будешь возиться с ней – кормить ее с ложечки, спать укладывать…
– Уходи.
– Вот что ты решил! Понятно. Только я собираюсь уйти не только отсюда. А из твоей жизни! Вообще!
– Уходи.
– Правда? Ты отдаешь отчет в своих словах? – прошипела она. – Не пожалеешь? Потом?
В тот момент мне так и казалось. Что не пожалею.
– Уходи, - повторил я, насилу сдерживаясь.
– Ах ты…
Я не знаю, для чего она замахнулась – чтобы ткнуть меня в грудь, или влепить пощечину. В любом случае, это осталось для меня тайной – я вовремя перехватил ее руку и сжал запястье.
– Пусти.
– Хватит. Устраивать. Истерику. Просто уйди, - в такт словам я тряс ее руку, прежде чем отпустить.
Тая засопела, растирая запястье, всем видом показывая какое я животное, раз причинил ей «такую» боль. Потом из нее вырвалось что-то обидное типа «еще пожалеешь» и она ушла, хлопнув дверью.
Я пошел следом, закрыл входную дверь на замок – чего не делал никогда. Прислонясь к железному полотну разгоряченным лбом, я закрыл глаза, слушая как за спиной – то удаляясь, то приближаясь, фальшивит Дашка.