Раненые

Она такая тугая. С учетом всего я этого не ожидал. От этой мысли во мне разгорелись стыд и вина, но ведь это правда. Я не думал, что она будет тугой, но именно таковой она и является.

— Пожалуйста, — снова шепчет она, касаясь моего лица, чтобы я посмотрел на нее.

Она выгибает спину и покачивает бедрами. Хочет большего. Всматривается мне в глаза, а потом снимает с себя рубашку, обнажая себя выше пояса, оголяя восхитительную грудь для моих прикосновений, для моих губ. На этот раз я позволяю себе увидеть их, потеряться в просторах кожи и выпуклостей ее плоти.

Рания задыхается, и я могу чувствовать натяжение ее мышц. Обнажая себя так, слово это требует определенных усилий и смелости. Я хочу коснуться ее груди. Хотел бы я склониться перед ней так, чтобы обе руки были свободны для прикосновений ко всему ее телу, но мои раны не позволят сделать мне этого, и потом, я не думаю, что она хорошо среагирует на то, что я так над ней навис.

Вытаскиваю из нее пальцы, и в знак протеста она стонет. Щеки Рании стыдливо вспыхивают, когда я подношу пальцы к носу, чтобы вдохнуть ее аромат. Думаю, она стыдится мускусной нотки желания в своих соках. Я кладу пальцы в рот и пробую ее нектар, все это время не отводя от нее взгляда. Глаза Рании расширены от чистейшего шока и неверия, даже, может, от отвращения. Я не могу сдержать смешка из-за выражения ее лица. Вновь касаюсь ее щели, собираю влагу и облизываю пальцы, просто чтобы доказать ей. Она хмурится и качает головой.

Я скольжу ладонью по ее ребрам, и выражение лица Рании смягчается желанием, когда я сжимаю ее полную грудь. Рания наблюдает, как я опускаю лицо к ее коже, целую ложбинку между грудей, разогревая ее. Потираю пальцем сосок, и Рания задыхается. Когда я перекатываю ее сосок между пальцев, она закусывает губу, чтоб сдержать рвущийся наужу стон. Хотел бы я иметь возможность сказать ей, как сильно мне нравятся те звуки, что она издает из-за меня. Я не могу, и пытаться не буду. Слова меня подведут. Ее красота пленила меня, уничтожив способность подбирать слова. Я могу лишь поклоняться храму ее тела. Снова сжимаю ее сосок, наслаждаясь вырвавшимся из нее стоном, а потом всасываю его в рот и чувствую удовольствие от того, что она стонет громче, почти кричит.

Понимаю, что мне интересно: насколько безумной от удовольствия я смогу ее сделать, если бы спустился ниже. Боже, она так прекрасно отзовется на это. Я уже почти чувствую, как ее бедра сжимают мое лицо, пока она содрогается под моим ртом. Почти чувствую, как ее пальцы тянут меня за волосы, и слышу, как ее голос становится выше от удовольствия.

Не знаю, готова ли она к этому.

Я лижу ее кожу, щелкаю языком по соскам, поочередо по каждому и возвращаю пальцы к ее киске, медленно скольжу по ее клитору, мягко вывожу круги, помня о ее чувствительности.

Рания задыхается, стонет и хнычет, и весь контроль над ее голосом катится к чертям. Мне так это нравится.

Черт. Я должен выбросить это слово из головы. Оно невозможно.

Она так чертовски прекрасна. Ее кожа пылает, грудь кажется мягче самого нежного шелка, бедра поднимаются и извиваются под моими пальцами. Мне приходится бороться с собой за то, чтобы остаться сверху, чтобы не позволить себе слишком сильно на нее надавить. Она все еще напугана. Но проклятье, как же я хочу попробовать ее на вкус. Знаю, ей это понравится, как только она преодолеет шок.

Мне действительно не стоит этого делать. Ее это взбесит. Но я хочу сделать так, чтобы она кончила, хочу попробовать ее, когда она будет кончать для меня.

РАНИЯ 

Аллах, я настолько потеряна в пустыне желаний, которые вселял в меня Хантер, что не контролирую свои действия. Слышу, как с моих губ срываются просто шокирующие звуки, на этот раз не фальшивые, а реальные. Колени поднимаются, пятки прижимаются к ягодицам, а бедра двигаются так, словно живут своей жизнью, когда Хантер поглаживает меня пальцами.

Его губы неистово скользят по моей груди от одного полушария к другому, сжимая, целуя, облизывая. Время от времени он кусает меня за сосок достаточно сильно, чтобы я обезумела, чтобы внутри закрутился водоворот желания.

Я чувствую, как он двигается, но не могу это осмыслить. Не могу думать, не могу формировать логичные идеи. Я знаю лишь о его пальцах во мне и о его губах на моей груди. Его пальцы двигаются без остановки, и я так близка к взрыву... но не могу. Еще нет. Не знаю, почему, но я не могу упасть в эту пропасть. Меня страшит то, что лежит на дне, как это чувствуется, но еще я хочу этого больше, чем когда-либо что-либо хотела.

Я чувствую, как он медленно двигается, устраиваясь удобнее, но мои глаза закрыты очень крепко из-за его пальцев, наполняющих меня, двигающихся то быстро, то медленно. Чувствую, как его плечи касаются моих коленей, знаю, что сейчас нависнет надо мной, и даже не боюсь, особенно если это дарует мне облегчение от этого давления внутри.

Но он не спускается ниже. Его губы касаются моей груди, а его обтянутая майкой грудь трется о мой живот. И потом - невозможно, пугающе - он спускается ниже. Прямо к моей женственности. Нет. Нет. Я напрягаюсь, застываю, но его пальцы на клиторе управляют мной, и я снова двигаюсь, пока страх не исчезает.

Когда он облизал пальцы, которые были во мне, я почти умерла от стыда. Уже запах меня смущал, но когда он у меня на глазах слизал с пальцев влагу, это было унизительно. А сейчас... сейчас он двигается так, словно собирается прикоснуться губами к моей вагине. Конечно, я об этом слышала. Солдаты - распутные монстры, и они шутят распутными шутками, предлагают распутные вещи. Они и это мне предлагали, но, придя ко мне с засаленными сложенными динарами, они не спешили к этому приступить. Не то, чтобы я им это бы позволила. Мне нужно сохранить некоторое чувство власти, если я хочу выжить. Я указываю, что им можно делать, и позволить мужчине сделать то, что собирается сделать Хантер, - значит, отдать тот остаток власти, что у меня еще есть. Из-за этого я стану уязвимой.

Однако я позволяю этому случиться. Его губы покидают мою грудь, я чувствую его дыхание на своем животе, а потом и на моей женственности, обжигая меня. Знаю, я паникую, теперь уже паникую по-настоящему. Я задыхаюсь, а сердце гремит, словно копыта тысячи лошадей. Его пальцы продолжают двигаться, и удовольствие, мощно сосредоточенное в моей сердцевине, отвлекает меня насколько, что я совсем схожу с ума.

А потом его язык кружит по моей сердцевине, и я умираю.

ХАНТЕР 

Боже мой, как же прекрасна она на вкус. Ее крепкие худые бедра лежат на моих плечах, дрожа, как лист на ветру, и я поверить не могу, что она позволяет мне сделать это, но так и есть. Она вся дрожит, ее трясет. Рания ускоренно дышит, каждый вдох - всхлип, каждый выдох - стон.

Такая поза на животе мучает меня. Слишком много в эту минуту ничего, ничего не имеет значения, кроме Рании.

Она прижимается все ближе. Я провожу языком по ее щели, и девушка издает низкий горловой стон, качая головой и отрицая сам не знаю что, ее бедра поднимаются и опадают. Вновь провожу языком по ее клитору; когда увеличиваю давление кончиком языка, она кричит. Я делаю это снова и снова, и всякий раз она издает такой невероятно эротичный звук, что мой член дергается, и я едва не теряю контроль. Мне приходится напрячь каждый мускул своего тела, чтобы не взорваться прямо сейчас, словно мне снова четырнадцать и я вновь девственник.