Раневская, что вы себе позволяете?!

Лечащий врач Раневской, женщина невысокого роста, невыразительная, бледная личность, встретила актрису с радостью:

— Как я рада, что вы у нас лежите! Так приятно увидеть вас в жизни!

— Спасибо большое, — ответила Раневская и продолжила: — Очень надеюсь, что в жизни меня еще увидят и после вашей больницы.

Врачиха тут же принялась делать Раневской кардиограмму и потом заключила: больное сердце.

— Но оно у меня не болит, — удивилась Раневская.

— А я вам говорю — должно болеть, раз больное, — настаивала врачиха.

Так ничего друг другу и не доказали. Но когда лечащая врач ушла, Раневская стала с опаской прислушиваться к своему сердцу, и оно, как она рассказывала, вроде и в самом деле заболело.

Своих посетителей Фаина Георгиевна встречала не просто как дорогих гостей, но и как своих зрителей. Да вот так получалось, что они приходили на мини-спектакли. Раневская не давала своим гостям говорить о своей болезни, затрагивать эту тему вообще. Она рассказывала о всяких забавных и простых случаях, которые происходили в больнице, артистически изображая при этом каждого участника сцены, прибавляла в эпизоды едкую сатиру или добродушный юмор. Своего лечащего врача она изображала такой удивительно-образованной, чуткой, доброй и милой женщиной, прекрасно эрудированной, что когда подруги Раневской увидели эту врачиху своими глазами, не могли поверить, что именно о ней рассказывала Раневская: невзрачная, маленькая женщина…

У этой врачихи Раневская выпросила немало разных лекарств. Она делала вид, что одни принимает, другие будет принимать дома, но на самом деле все аккуратно складывала.

Когда ее выписали, она, хотя и чувствовала себя здоровой, была глубоко уставшей. Все лекарства, которые ей передавала лечащий врач, она тут же попросила отвезти Елене Сергеевне Булгаковой, своей подруге, жене Михаила Булгакова.

Как она сама впоследствии признавалась, эти лекарства хоть самую малость оправдывали ее нахождение в «кремлевке».

«Я выписалась из больницы, где мне было очень тяжело, потому что чувствую себя неловко среди „избранных“ и считаю величайшей подлостью эти больницы»…

Пазл 6. Несыгранная роль

Сергей Эйзенштейн очень тщательно, придирчиво даже подходил к выбору актеров на роли в своих фильмах. И не только к главным — ко всем вообще. Даже к массовке были у него свои требования: он хотел видеть не просто людей, но характеры, готовые образы. Поэтому подбор актеров для съемок фильма «Иван Грозный» был для режиссера одним из самых ответственных моментов, временем раздумий и истерзанных нервов. Ведь выбрать актера на роль еще далеко не значило, что он будет сниматься: предварительно все актеры должны были пройти утверждение в госкомитете. А там следили строго…

На роль тетки Ивана Грозного, женщины сильной, волевой, играющей немалую роль в фильме, Эйзенштейн сразу же пригласил Фаину Раневскую. Именно такой она ему и виделась: умной, острой на слово, сильной. Уже проведя первую встречу с Раневской, режиссер понял, что не ошибся: Раневская не только подходила как актриса, она прекрасно разбиралась в истории того времени, она, что называется, чувствовала эпоху.

Но Раневскую не утвердили. Сколько раз ни обращался Эйзенштейн в госкомитет, сколько ни спорил с Большаковым, тот был непреклонен — в фильме будут крупные планы, без них не обойтись, а в таком фильме семитские черты Раневской просто недопустимы! Отснятые пробы только подлили масла в огонь: Большаков и слушать не хотел о Раневской в роли тетки русского царя.

Эйзенштейн сдался. На роль тетки Ивана Грозного была приглашена Серафима Бирман, кстати, молдаванка по национальности.

Начались съемки. И Эйзенштейн вскоре понял, что такая тетка царя ему не нужна. У Бирман никак не получалось создать тот образ, который был нужен Эйзенштейну. Сколько ни бился он с актрисой, она оставалась в фильме не теткой — своенравной, умной, сведущей, а тетушкой — недалекой, приземленной. Как сама потом признавалась Бирман, играя свою роль, вживаясь в образ, она чувствовала себя такой женщиной, у которой есть погреб, где стоит бочка с кислой капустой, кадка с огурцами, рыжики соленые в кадушках… Эйзенштейн уговаривал, ругался, требовал от Бирман избавиться от этой ненужной хозяйственности в голове актрисы, но…

В конце концов он не выдержал. Уже было отснято немало дублей с теткой, но он решается на рискованный шаг. И Фаина Раневская получает срочную телеграмму: «Прошу срочно вылететь для съемок в Грозном».

На что рассчитывал режиссер? Думается, он был настолько уверен в мастерстве Фаины Раневской, что, посмотрев готовый фильм, Сталин (а он был, по сути, главным заказчиком, сценарий фильма утверждался лично им) одобрил бы игру Раневской, и госкомитет во главе с Большаковым кусал бы локти.

Эйзенштейн ожидал в Грозном Раневскую…

Фаина Георгиевна получила телеграмму.

Хотела ли она сниматься в этом фильме? Безусловно. Но…

В это время, вот именно в это время заболела Павла Леонтьевна Вульф, ее друг и учитель. Раневская не смогла бы ни при каких обстоятельствах оставить этого самого близкого ей человека в такой момент. И она не поехала в Грозный. И ничего не ответила Эйзенштейну. Осталась в квартире вместе с больной своей подругой.

Ничего она не сказала и Павле Вульф. Только спустя много времени Павла Леонтьевна узнала о телеграмме Эйзенштейна.

У Раневской в ее архиве остались фотографии с проб на роль тетки Ивана Грозного. Она никому их практически не показывала — это было больно для нее. Она любила Эйзенштейна, но она любила и Павлу Вульф. И пожертвовать одной любовью во имя другой она не смогла.

Как истинно любящая.

Пазл 7. «Madame Собакевич»

Почти 70 лет радио в доме каждого советского человека было обязательным атрибутом. Хотел ты этого или не хотел — радио проводилось и абонентская плата платилась. Для Фаины Раневской радио было источником смеха, сарказма, раздражения…

Эта актриса не терпела искусственности ни в чем. Ее могли забавлять пафосные, шаблонные слова в рецензиях на спектакли, но только забавлять, ведь за этой строчкой стоял конкретный недоученный журналист. Это можно было простить и понять. А вот радио… Ведущие программ каждое утро начинали сыпать такими фразами, что Раневская специально записывала их в отдельный альбом с пометкой «Радиомаразмы». Напыщенность, искусственность, незнание смысла слов и их применение не к месту и времени, создание сложных для понимания фраз там, где можно было бы обойтись простым языком — и все это из уст ведущих, масса такого — в названиях программ. И это — государственное радиовещание!

Свое отношение к этой безграмотной словесной беллетристике Раневская не один раз высказывала своему другу, журналисту Глебу Скороходову. И он, заглянув в список собранных Раневской «шедевров», подсобрав еще и от себя массу услышанных красивостей, написал однажды в «Крокодиле» острую сатирическую статью на эту тему. Раневская в это время находилась вне Москвы, ей прислали журнал со статьей. Она прочла, долго смеялась, довольная, а потом написала Скороходову ответ. Выдержки из этого письма нужно привести дословно. Оно заслуживает того.