Ранние формы религии

земледельческие (или земледельческо-ското-водческие) культы сельских общин, развивающиеся на заре классового общества как идеологическое отражение быта соседской земельной общины с ее хозяйственными интересами: культы местных деревенских патронов, одновременно являющихся покровителями земледелия и других хозяйственных занятий; примеры — Полинезия, Индонезия, Индия, древние греки, древние славяне, народы Кавказа и др.; это одна из наименее изученных форм религии, обычно не выделяемая даже как ее особая форма;

культ племенных богов как идеологическое отражение и закрепление развитого племенного строя на грани его перехода к раннеклассовому строю; генетически восходит к древним обрядам и верованиям, связанным с возрастными инициациями; культ племенного бога наиболее выражен у некоторых народов Восточной Африки, у народов Древнего Востока; образ племенного бога-воителя в процессе образования племенных союзов и примитивных государств перерастает в образ верховного божества политеистического пантеона (Древний Египет, Вавилон, Ассирия и др.) или в образ единого бога-творца (древние евреи).

Перечисленные (наиболее важные) формы религии первобытнообщинного строя и эпохи его разложения никогда не существовали, конечно, изолированно друг от друга, как некие вещи в себе. Они всегда переплетались одна с другой, иногда сливались до невозможности их разграничить. Они развивались и переходили одна в другую, но не в порядке имманентного саморазвития, как представляют себе дело буржуазные исследователи-идеалисты, а вместе с историческим развитием их материальной базы. Конечно, унаследованные от более ранних эпох религиозные представления могут сохраняться, переосмысляясь и вплетаясь в более поздние и сложные формы религии.

Изучение таких последовательных изменений религиозных идей вполне законно и нужно. Например, благодарную задачу представляет исследование того, какие пережитки древних и древнейших религиозных верований и ритуалов отложились, скажем, в христианской религии: в ней ведь можно обнаружить и следы тотемизма (конечно, очень слабые), и знахарско-врачевальные обряды и поверья (мощи, чудотворные иконы, святые-целители), и пережитки шаманизма (в некоторых сектах), и земледельческие обряды (молебны о дожде, культ Ильи-громовника), и культ личных духов-покровителей (вера в ангелов-хранителей), и погребальный культ с развитыми представлениями о душе и загробной жизни, и многое другое. Но объяснять само возникновение каждой определенной формы религии вошедшими в нее пережитками более ранних представлений было бы методологически неправильно. Если взять в пример то же христианство, то его возникновение как определенной религии объясняется отнюдь не комбинацией перечисленных выше пережитков древних верований, а теми социально-политическими условиями, которые сложились в Римской империи в первые века нашей эры, и теми процессами в общественной идеологии, которые сами были отражением этих условий. Точно так же и всякая другая, будь то примитивная или развитая, форма религии имеет свои корни не в предшествующих ей религиозных представлениях (хотя бы они и влились в эту новую форму), а в тех условиях материальной жизни людей, которые ее породили, которые в ней отразились.

Разобранные выше понятия — обозначения отдельных форм религии, — конечно, условны. Но эти обозначения все же не просто формальная разбивка материала. Их познавательное значение, как уже говорилось вначале, гораздо больше. Выше была сделана попытка показать на конкретных примерах, что анализ исторически сложившихся форм религии во всей их специфике подводит исследователя к пониманию материальных корней каждой из этих форм. Правда, изучены они неравномерно, — одни лучше, другие хуже; материальные корни некоторых форм религии совершенно ясны, другие необходимо еще в этом отношении более глубоко исследовать. Как бы то ни было, но конкретно-историческое или конкретно-этнографическое изучение отдельных форм религии ведет к более полному и всестороннему пониманию и общего хода истории развития религии. Оно конкретизирует и общее понимание сущности и происхождения религии.

Сущность и происхождение магии [475]

Что такое магия?

Под понятием магии, или колдовства, принято разуметь различные суеверные человеческие действия, которые имеют целью влиять сверхъестественным образом на тот или иной материальный предмет или явление. Магические (колдовские) действия могут быть бесконечно разнообразны. Они отличаются друг от друга и по степени сложности — начиная от простого полубессознательного жеста и вплоть до сложной и торжественной магической церемонии с участием многих людей; они различаются и по целевой направленности, ибо есть обряды лечебной магии (знахарство), предохранительной магии (обереги, апотропеи), вредоносной магии (порча), хозяйственной магии (завораживание промыслового зверя, магическое оплодотворение полей и пр.); различаются и по психологическому механизму действия.

475

Впервые опубликована в кн.: Исследования и материалы по вопросам первобытных верований. М., 1959.

В истории религии магические обряды и представления играли и играют в высшей степени важную роль. Магия — одна из существенных, органических частей всякой религии, от самых ранних до самых поздних ее этапов. Есть мнение, что магия существовала уже у неандертальца: склады медвежьих костей в мустьерских пещерах Драхенлох и Петерсхёле, как предполагают некоторые исследователи, имеют отношение к каким-то магическим действиям, совершавшимся неандертальскими обитателями этих пещер. Это, правда, довольно спорно; но верхнепалеолитическое искусство, ориньяко-солютрейские статуэтки женщин и зверей, мадленские пещерные рисунки, изображающие бизонов и лошадей, рассматриваются почти всеми исследователями как памятники магических представлений, связанных с охотничьей или иной магией. Религиозные верования современных народов, от наиболее отсталых, как австралийцы или андаманцы, до народов старой и высокой культуры, в Азии и в Европе, пронизаны во всех направлениях магическими поверьями. В сложных, высокоразвитых религиозных системах, как христианство, буддизм, ислам, магические обряды и посейчас играют большую роль. Местами они выступают здесь в самой непосредственной, обнаженной форме: таковы в христианстве вера в чудотворные иконы или мощи, в исцеление у святых источников, церковный обряд (таинство) соборования, окропление святой водой скота перед весенним выгоном на пастбище, окропление ею жилища на «крещение» и многое другое; таковы в буддизме магические приемы, составляющие часть «тибетской» медицины, употребление различных амулетов и пр.; таковы в исламе те же амулеты, почитание чудотворных «мазаров», употребление корана или подставки под коран в магических целях и пр. и пр. В большинстве же случаев магический обряд, исполняемый православным священником, католическим патером, мусульманским муллой, буддистским ламой, осложнен тем, что ему сопутствует молитвенное обращение к богу или к святым: разнообразные христианские «молебны» — о здравии, о дожде, об избавлении от мора, о даровании победы и пр., суть в основе своей не что иное, как магические действия, аналогии и корни которых можно в изобилии найти в колдовских обрядах отсталых народов; но магическое значение обряда здесь затемнено идеей о том, что действующей силой выступает тут собственно не сам человек, а бог, к которому человек (священник) лишь обращается с молитвой. Впрочем, в сознании простого верующего человека, крестьянина, «молебен о здравии» ничем не отличается, по сути дела, от нашептывания какого-нибудь знахаря: вопрос для него лишь в том, что сильнее, вернее подействует.

Можно сказать больше: самая важная для массы верующих, самая притягательная сторона той же христианской религии (как, вероятно, и всякой другой) заключается прежде всего именно в магическом значении ее обрядов. Потусторонние блага, обещаемые христианством, как и исламом, буддизмом, иудаизмом, выступают на первый план лишь в определенные, редкие исторические моменты. В эпоху кризиса рабовладельческого античного мира, в первые века хр. э., когда христианство зародилось и впервые охватило широкие массы населения Римской империи, оно действительно было обязано успехами своими тому, что обещало всем обездоленным, рабам, неимущим лучшую жизнь за гробом, что оно несло утешение — пусть призрачное — тысячам и десяткам тысяч отчаявшихся, лишенных всего в этом мире людей. Нечто подобное было и в годы распространения средневековых ересей, и при появлении некоторых аскетических и мистических сект нового времени, впрочем уже не охватывавших особенно больших масс людей. Но годы острого кризиса проходили, напряженность эсхатологических ожиданий ослабевала, народные массы возвращались к мирским интересам, к земным нуждам — и тогда и христианство, как и другие религии, не переставая, конечно, обещать верующим загробное воздаяние, тем не менее в текущей повседневной жизни начинало выполнять иную, более постоянную, прозаическую функцию: оно обслуживало житейские нужды народа. Подавляющее большинство верующего, особенно крестьянского, населения вспоминает ведь о боге, о церкви либо формально, в установленные воскресные и праздничные дни, когда церковный календарь дает лишь традиционный предлог, чтобы погулять, попраздновать, попьянствовать, либо всерьез, в экстренных случаях жизни, при тяжелой болезни, эпидемии, засухе, неурожае, падеже скота, пожаре и пр. Вот тут-то верующий крестьянин не на шутку вспоминает свою религию, но что же он от нее требует? Отнюдь не обещания загробного блаженства. Он обращается к «чудотворным» средствам воздействия на природу: заказывает молебен о здравии, о дожде, «поднимает» чудотворную икону, идет к святым местам, к мощам, к «старцам» за исцелением и пр. и пр. Словом, верующий ожидает от своей религии магической помощи, магического вмешательства в будничную жизнь. Именно здесь, а не в потусторонних обещаниях христианства заключается в огромном большинстве случаев его притягательная сила для народа. Значит, иными словами, даже в сложных, высокоразвитых религиях важнейшее значение принадлежит на деле именно магии.

Наконец, магия составляет, по-видимому, вообще «ultimum moriens» религии. Некоторые интеллигентные люди, и в прошлом, и в наши дни освободившиеся от влияния религии, не верующие ни в бога, ни в загробную жизнь, тем не менее нередко сохраняют в какой-то мере веру в магию: в приметы, в сглаз, в счастливые и несчастные дни и пр. Правда, далеко не всегда сам человек сознает это. Во многих случаях магические действия исполняются по традиции, бессознательно, даже машинально; иногда они исполняются как бы в шутку, со смехом, иногда «на всякий случай». Сюда относится употребление амулетов или предметов, «приносящих счастье», применение магических средств лечения, смешиваемых часто со средствами народной медицины; соблюдение полушуточных примет — не здороваться через порог, не садиться на углу стола из опасения остаться 7 лет без взаимной любви; избегание «несчастливых» чисел и дней; вера в сны, в гадание по руке или на картах, в сглаз и пр. и пр.

В наше время во многих странах не только сохраняются многие старинные магические обряды и представления, но и возникают новые, связанные с новыми явлениями в общественной жизни. Бытуют магические приемы, суеверные средства, приметы в среде шоферов, моряков, летчиков, в среде артистов сцены и цирка, в среде карточных игроков, в среде учащейся молодежи.

В чем же заключаются причины такой необычной жизнеспособности и устойчивости магии, влияющей на сознание людей всех эпох, от палеолита до наших дней? Причины, очевидно, заключаются в каких-то особенностях магии, в самой сущности этого явления. Но в чем же состоит эта сущность?

Казалось бы, при такой большой важности вопроса, представляющего не только чисто академический, но и практический интерес, проблема магии должна была бы уже давно подвергнуться серьезному исследованию, ее сущность и происхождение должны бы быть для науки вполне ясны. На самом деле, однако, этого нет, хотя о магии писалось, и немало.

* * *

Проблема магии до сих пор остается одной из наименее ясных среди проблем истории религии. О сущности магии, о ее отношении к религии высказывались и высказываются самые различные и даже противоположные мнения. Одни исследователи видят в магии необходимый элемент всякой религии, другие, наоборот, противопоставляют эти два явления друг другу. Но почти все признают, в той или иной форме, что магия играла крупную роль в развитии религии, особенно на ее ранних стадиях, — хотя бы даже как явление, чуждое по духу собственно религии. Видеть ли в магии, как это делает Фрэзер, предшественницу религии, или вместе с Прейсом и Фирканд-том рассматривать ее как главный источник развития религиозных представлений, или, наконец, подобно Саломону Рейнаку и Штернбергу, считать ее продуктом ранних анимистических верований, во всяком случае не подлежит сомнению, что магия окрашивала собой, если не целиком, то в значительной части, мышление первобытного человека и была тесно связана с развитием веры в сверхъестественное.