Рапсодия в стиле mort

– Что делать будем? – спросил его бомж, когда оба уже сидели на траве за кустами. Сейчас в нормальной чистой одежде бомж выглядел вполне приемлемым членом общества, но неприятный медицинский запах, въевшийся в кожу, заставлял темноволосого мужчину морщить нос. – План-то полетел.

– Вот ты и отдувайся, – ответил темноволосый, не глядя на него. Достал из пакета пачку сигарет, чиркнул зажигалкой. Его аккуратно причесанные темные волосы выглядели так, словно форму им придали гелем в дорогом салоне.

– Это просто невозможно, – пробормотал бомж. Его зубы явственно стучали то ли от холода, то ли от ужаса.

– Статью напиши, – посоветовал темноволосый и стряхнул пепел. – Представляешь, какой шум поднимется в медицинском мире! – Он захлопал в ладоши, имитируя бурные овации: – «Нобелевку ему! Две нобелевки!»

– Заткнись, – велел бомж непривычно резко. – Что с официанткой делать будем?

– А что с ней теперь делать? – пожал плечами темноволосый. – Ты же утопил свое хозяйство! Что делать прикажешь? Ножиком ее резать? – Он передернул плечами. – Фу, гадость…

Темноволосый мужчина нервно затянулся дымом. Бомж искоса взглянул на него. Рассказать кому – не поверят. Убийца боится колющих и режущих предметов. Фобия такая, ничего с ней не поделаешь. Поэтому и укол девчонке пришлось делать самому, брат при виде шприца впадает в ступор.

– Пусть живет пока, – решил он. – Все равно придется придумывать новый сценарий.

Темноволосый встал, затоптал окурок в землю и отряхнул джинсы. Он был маниакально чистоплотен. Наверное, аккуратность как-то компенсирует душевный хаос.

– Ну, это не нам решать, – сказал он равнодушно. – Позвони, объясни, что произошло, у меня еще работа есть. Подвезти не предлагаю, незачем нам вместе светиться.

Темноволосый сунул руки в карманы джинсовой куртки и зашагал по газону туда, где виднелась серо-коричневая гравиевая дорожка.

Бомж достал из кармана мобильник и набрал нужный номер. Перед этим он взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Припозднился он сегодня. Пора на работу.

Глава 14

– Да, я все понимаю, – сказала Нора в телефонную трубку. – Неужели все настолько серьезно? – Она замолчала, внимательно слушая невидимого собеседника. – Но я надеюсь, это поправимо? Да, я согласна, это не телефонный разговор. Хорошо, обсудим позже. До встречи.

Нора взглянула на часы и положила мобильный телефон на туалетный столик. Без двадцати одиннадцать, пора браться за дело. Светло-карие глаза с золотым песком в зрачке рассматривали отражение в зеркале, но мысли блуждали далеко.

То, что она услышала сейчас, было неприятно. Еще неприятнее было то, чего она не услышала. Это открывало простор для воображения. Неужели она сделала неверную ставку? Неужели столько усилий потрачено зря? Неужели она так и не поставит завершающую точку в их с Ниной затянувшемся споре? Ай да Нина! Сыграла краплеными картами, а Нора ничего не заметила!

– Ну и сука ты, подружка, – сказала она негромко. Верхняя губка приподнялась, обнажив ровные острые зубки. – Наверняка ведь все знала!

Звук голоса в пустой комнате подействовал отрезвляюще. Нора быстро оглянулась, словно боялась чужих ушей. Увидела знакомую спальню «люкса» с аккуратно заправленной кроватью и роскошным букетом ярко-красных роз на ночном столике возле изголовья. Она была одна.

Нора успокоилась. Взглянула в зеркало, придала лицу обычное выражение мягкого внимания. Женственность – большая редкость в век равноправия полов и высоких технологий. Большинство мужчин охотно идут на сладкую приманку. Есть и другие способы управлять мужскими рефлексами, но Нора предпочитала старую добрую классику. Она наклонилась к зеркалу и придирчиво проверила состояние кожи. Отлично. Она не ошиблась, когда пять лет назад посадила лицо на «золотой каркас».

– Не торопитесь с пластикой, – посоветовал хирург. – У вас прекрасная упругая кожа и, насколько я могу судить, отличная наследственность. – Он скупо улыбнулся. – Благодарите предков.

Нора задумчиво подперла рукой подбородок, не отводя глаз от своего отражения. За гладкую фарфоровую кожу большое спасибо бабушке-немке, в честь которой ее назвали. За удивительные карамельные глаза, слегка приподнятые к вискам, большое спасибо отцу-азербайджанцу. Термоядерное сочетание немецких здравомыслия и практичности с восточной страстностью породило на свет красивую умную женщину – Элеонору Агаеву. Так что с наследственностью у нее и вправду полный порядок.

Бабушка очень рано приучила Нору к немыслимой аккуратности. Носочки и гольфы – белее снега, под ногтями никакой грязи, русо-пепельные волосы заплетены в косу с пышным белым бантом, открахмаленная юбочка колоколом обвивает худенькие стройные ножки.

«Кукла!» – восторгались доброжелатели. А недоброжелатели шипели: «Немецкая кукла».

Нора отвечала доброжелателям благодарной улыбкой, шипения недоброжелателей не замечала вовсе. Это тоже был подарок немецких предков – трезвое уравновешенное отношение к жизни. Невозможно нравиться всем, а если обращать внимание на каждое тявканье из подворотни, то лучше уж на улицу не выходить.

Ее детство было спокойным, благополучным и очень коротким. Нора прекрасно помнила день, когда оно кончилось: первое сентября семидесятого года. В тот день она пришла в школу и обнаружила, что в классе у нее есть враг.

Нина Шебеко была совсем не похожа на Нору – светловолосая, голубоглазая, дерзкая мальчишница. Вплоть до девятого класса Нина ходила с разбитыми коленками и ссадинами на локтях. Руки у нее совершенно не отвечали немецкому идеалу аккуратности, а уж про ногти лучше вообще не говорить. Когда Нора впервые привела одноклассницу домой, бабушка слегка приподняла брови, разглядывая манжеты школьной формы, которые Нина беспечно называла белыми.

– Надеюсь, ты никогда не будешь так выглядеть, – сказала она внучке.

– Она тебе не понравилась? – жадно спросила Нора.

Бабушка пожала плечами.

– Это просто какой-то бесполый маленький монстр. Как она учится?

– Отлично учится, – ответила Нора. – Она очень умная.

Немецкое здравомыслие никогда не позволяло ей недооценивать врага, а Нину она считала личным врагом с первого класса.

– Ну надо же, – уронила бабушка. Осмотрела носочки внучки, отыскала почти невидимое серое пятнышко и нахмурилась: – Снимай, я постираю.