Рапсодия в стиле mort
Шрифт:
Арсену соседи нравились. Десятилетнего мальчика величали «молодым человеком» и говорили ему «вы». Иногда приглашали на чаепитие в большую светлую комнату, где вдоль стен тянулись шкафы с книгами. Арсену навсегда запомнился запах высушенных цветочных лепестков, шедший от скатерти, и негромкий перезвон больших напольных часов в углу. Движение маятника завораживало взгляд: равномерное, неторопливое, неизменное. И тихий стук времени, хранившегося в недрах полированной деревянной башни: «ты-кто, ты-кто, ты-кто, ты-кто…»
– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
Этот вопрос взрослые задавали часто. Сначала Арсений отвечал честно: сказочником, и не понимал, почему взрослые смеются, а мама смущается. Потом он сообразил,
– Космонавтом.
– Пожарником.
– Милиционером.
– Продавцом мороженого.
Годился любой вариант, кроме правдивого. Арсен так и не понял, чем продавец мороженого на углу лучше Ганса Христиана Андерсена, а взрослые не потрудились ему это объяснить. Наверное, потому, что продавец выглядел таким реальным. Он ставил деревянный ящик ребром на землю и садился на маленькую подушечку, которую приносил из дома. У него было грустное обвисшее лицо «в складочку» и дыхание с сильным свистом. Арсену казалось, что в горле у продавца застряла тоненькая игрушечная пищалка, но оказалось, что там застряла болезнь под названием «астма». От нее продавец умер, просидев за пестро раскрашенным холодильником с надписью «Пломбир» два долгих года и не получив от мороженого никакой радости. Это была печальная сказка, совсем не похожая на истории Андерсена. Сказка под названием «реальная жизнь».
Арсений снял руки с клавиатуры ноутбука плавным движением – как с рояля. Он не учился музыке, просто вспомнил, что так поступала Ольга Андреевна, их соседка по коммуналке, когда играла для Арсения ноктюрн Шопена. Тринадцатый, до-минор, посмертный. Похоже, он сохранил свое воображение благодаря этим милым старикам. В их комнате Арсений проводил почти все время после школы, пока Настя не возвращалась с работы. Делал уроки, читал книги, слушал музыку, рассматривал фотографии на стене. Там он сдался в добровольный плен тихой московской интеллигентности, проникающей в душу незаметно, раз и навсегда…
Он выключил компьютер, закрыл крышку и прижался к ней лбом, словно к фигурке божества. Передатчик работал с сумасшедшей, нечеловеческой энергией. Книга жила и дышала, росла, как ребенок. Ни капли вранья. Чистейшая правда, не замутненная газовыми выхлопами реальности. Оказывается, так бывает.
Он проработал почти целый день, забыв про еду. Реальность напомнила о себе тоненькой иголкой в желудке. Арсений вышел из кабинета и прошелся по «люксу». Громко позвал: «Даша, ты где?», но ответа не получил.
Он задержался возле стола с хрустальной вазой. Опавшие пунцовые розы сменил букет свежих цветов. Яркие темно-красные бутоны выглядели совершенными, как крепкая женская грудь. Арсений по привычке коснулся губами бархатного лепестка и прошептал: «Скоро».
Он сам не знал, что это означает, слово пришло на ум спонтанно. Арсений доверял интуиции гораздо больше, чем так называемому «реальному взгляду на вещи». Он попытался разобраться в ощущениях. Слово вызвало грусть и сожаление, возникающие в конце удавшейся работы. Он потряс головой: нет-нет, еще рано. Самое интересное впереди.
Чтобы заглушить тишину пустой комнаты, Арсений включил телевизор. Уменьшил звук до отчетливого бормотания и принес из коридора массивный телефонный аппарат с круглым диском – жуткая безвкусица на фоне чинной респектабельности «люкса». Набрал номер ресторана и заказал в номер ужин на двоих. Блюда выбирал тщательно, по принципу «сгодится и холодное». Неизвестно, куда умотала Дашка и когда она вернется. А есть наверняка захочет.
В ожидании официанта Арсений решил, наконец, привести себя в порядок и отправился в ванную. Увидел в зеркале дикого пещерного человека с лохматыми волосами и кофейным пятном на майке, вспомнил глаза Норы, круглые от изумления, и расхохотался. Смех отразился
от кафельных стен, как теннисный мячик, и эхом вернулся обратно. Продолжая смеяться, Арсений встал под душ и включил воду погорячее. Как объяснить любителям реальности вроде Норы, что иногда совершенно неважно, что на тебя надето и что по тебе разлито? Книга позвала его в половине пятого утра, и Арсений второпях схватил то, что лежало ближе всего. Потом был вынужденный перерыв, связанный с визитом Норы. Потом они с Дашей позавтракали, и каждый занялся своим делом. Арсений вернулся в кабинет, а Даша собрала грязные вещи и отдала их в прачечную отеля. Арсений не возражал: он был слишком занят, чтобы заниматься бытовыми вопросами. Хорошо, что Даша взяла их на себя.Он хорошенько отмылся от недосыпания и дневной усталости, закрыл воду и докрасна растерся полотенцем. Постоял, раздумывая, не побриться ли, решил, что обойдется. Пускай кожа передохнет до завтра.
Услышав стук, он завернулся в халат и пошел к двери. Наконец-то вернулась Даша и принесла новости, которыми пора кормить проголодавшуюся книгу! Но вместо Даши прибыл ужин.
– Везите в зал, – велел Арсений девушке-официантке, не сумев скрыть разочарования.
Девушка улыбнулась и покатила сервировочный столик в комнату, где слышалось бодрое бормотание телевизора.
– Можно это убрать? – спросила она, указывая на стол.
– Я сам, – коротко ответил Арсений.
Он перенес тяжелую вазу с цветами на маленький журнальный столик у окна, туда же отправилась книга с вложенной в нее запиской и большие ножницы с заостренными краями. Арсений взвесил в руках два коричневых конверта и спросил у девушки:
– Тут есть сейф?
Ответа не получил. Девушка превратилась в немую статую. Арсений оглянулся. На телеэкране – лицо молодого мужчины с закрытыми глазами. По восковой заостренности носа сразу видно – труп. Очередная удача «сам-себе-корреспондента» с мобильником вместо сердца.
– В чем дело? – спросил он с усталым раздражением.
Девушка, не оборачиваясь, сделала нетерпеливый жест ладонью: тихо! Схватила пульт и увеличила громкость:
– …Кто может помочь в установлении личности погибшего, просим обращаться по телефону…
– Вот это да! – Девица обернулась к Арсению, приглашая разделить ликование. Его передернуло от этой эйфории. – Узнали?
– Я с этим трупом незнаком, – сухо ответил он. И велел: – Накрывайте на стол, я очень голоден.
Девушка спохватилась. Уменьшила звук до прежнего бормотания и вытащила из-под столика сложенную скатерть. Встряхнула плотной тканью. В воздухе пронесся нежный аромат кондиционера для белья.
Застучали тарелки, зазвенели столовые приборы, звякнули хрустальные фужеры. Девушка ловко расставляла приборы и блюда по столу, исподлобья поглядывая на Арсения. Его этот взгляд разозлил.
– Спасибо, достаточно, – сказал он.
Девушка поправила складку на скатерти и положила сверху счет. Арсений взглянул на столбик цифр и отправился за бумажником.
– Спасибо, – повторил он, присоединив пятьдесят рублей на чай.
Девушка взяла деньги, не считая. Новенькая, наверное. Схватила столик за прочную железную ручку и покатила его обратно. Арсений пошел следом, раздражаясь от едва слышного скрипа колес, который так мастерски описала Даша.
Выкатив столик на ковровую дорожку, ведущую к лифту, девушка обернулась к Арсению:
– Вы ей сами скажете… или как?
– Что скажу? – не понял Арсений. – Кому?
Девушка переступила с ноги на ногу. На ее лице застыло выражение радостного нетерпения, с которым человек бежит распространять сенсационную новость.
– Этой девушке из сорок четвертого номера. Она же с вами живет?
– Она живет не со мной, а у меня, – поправил Арсений, раздражаясь уже открыто. Девица оторопела. Как говорится, «почувствуйте разницу». Она не почувствовала.