Рапсодия
Шрифт:
— Не заблуждайся, — мрачно ответил Дмитрий. — Дядя Аркадий в большом горе, возможно даже, все еще в шоке. А его «безмятежность» отчасти объясняется нежеланием тревожить нас перед отъездом. Он хочет, чтобы мы думали, что с ним все в порядке.
Дмитрий изо всей силы надавил на чемодан, застегнул замок на последнем ремне. Сел на закрытый чемодан. Поднял глаза на Соню.
— Можешь мне поверить, он никогда не забудет Марию Яковлевну и то, как она погибла. Однако невзирая на весь ужас этой смерти, он все же пытается жить дальше.
Соня согласно закивала:
— Да, да. Мне кажется, он находит утешение в Мише. Несмотря на глубокую
— Как это похоже на старика… Он обращается к будущему — к Мише, — чтобы залечить раны, нанесенные прошлым.
Соня села на чемодан, который только что закончила упаковывать.
— Дима, попробуй закрыть его.
Муж подошел к ней, опустился на колени около чемодана.
— Навались всей тяжестью.
После недолгой борьбы ему удалось справиться со старым чемоданом. Он встал, протянул Соне руку, помог подняться на ноги, обнял. Глядя жене в глаза, запечатлел на ее губах торжественный поцелуй.
— Мы должны следовать примеру Аркадия. Смотреть в будущее. Миша — наше будущее. Кажется, мы наконец сможем получить то, к чему так стремились больше двух лет назад.
Соня крепче прижалась к мужу.
— Да. Я не могу этого дождаться. И в то же время немного боюсь.
Дмитрий приподнял ей подбородок, заглянул в большие черные глаза.
— Бояться нечего, Соня. У тебя есть мы с Мишей. Мы отправляемся в Землю Обетованную. — Он еще раз поцеловал ее. — Пойдем вниз, приведем Мишу? Пора отправляться в путь.
— Да, пора отправляться. В новую жизнь.
Левины ждали вылета в зале ожидания в аэропорту Шереметьево, вспоминая тяжелое расставание с Аркадием. Несмотря на все усилия держать себя в руках, старик не смог скрыть своего горя.
Путь им предстоит неблизкий. Сначала до Вены, оттуда в Тель-Авив. К их удивлению, толпа пассажиров, ожидавших тот же рейс, оказалась многонациональной. Неизвестно почему Левины ожидали, что их попутчиками будут только такие же советские евреи, как и они сами.
Когда до посадки оставалось всего двадцать минут, перед Левиными появились чиновники из ОВИРа в сопровождении представителей эмиграционной службы аэропорта:
— Пройдемте с нами.
— Но почему? — взорвалась Соня. — Наши визы в полном порядке. Через несколько минут начнется посадка в самолет. Дмитрий коснулся ее руки.
— А в чем дело?
— Мы должны проверить ваши вещи. Следуйте за нами. Вы еще успеете на посадку… если только…
Они покорно последовали за чиновниками в небольшой отгороженный отсек со своей ручной кладью. Поставили сумки на столы. Чиновники открыли их и стали копаться в вещах. За несколько минут аккуратно уложенные вещи превратились в беспорядочную груду.
— Зачем это? — возмущалась Соня. — Ну что ценного, скажите на милость, мы можем отсюда вывезти?!
Чиновники, не обращая на ее слова никакого внимания, продолжали рыться в багаже с таким усердием, словно стремились найти какую-то важную государственную тайну.
Когда добрались до небольшой сумки Миши, мальчик разволновался. Они рылись в его вещах, встряхивали и бросали куда придется. Из складок свитера выпал крошечный сверток. Миша закусил губу, чтобы не вскрикнуть. Чиновник развернул сверток. Оттуда выпала золотая мезуза. Чиновник поспешно поднял ее:
— А это что такое? А… мусор.
Он сплюнул, бросил оберточную бумагу на пол, сунул мезузу в карман брюк.
Миша еще сильнее прикусил губу, до того, что показалась капелька крови. Глаза наполнились слезами.
Его охватила такая ненависть, которую до этого он никогда в жизни не испытывал. Мезуза… их с дедушкой Аркадием общая тайна. Последняя ниточка, связывающая его с дорогим прошлым. Теперь и ее не стало. Он отвернулся, пытаясь подавить слезы.Никто никогда в жизни не посмеет больше так с ним обращаться! И если когда-нибудь он сюда вернется, то только победителем.
Глава 10
Тель-Авив, 1979 год
— Скорее, Миша, — позвала Соня. — Бен и Ави уже ждут внизу. Ты опоздаешь.
— Иду, мама.
Миша выбежал из спальни, пробежал по коридору в своих новеньких американских кроссовках, резко остановился перед матерью. Молодая энергия так и бурлила в нем, вырываясь наружу.
Соня добродушно улыбалась.
— Что за пожар?
— Прости, мам, я просто торопился.
Он подбежал к пианино, начал поспешно перебирать ноты, сложенные в аккуратную стопку. С длинных угольно-черных волос — слишком длинных, подумала Соня, — мокрых после душа, стекали струйки воды прямо на свежевыглаженную рубашку. Да какое это имеет значение, успокоила она себя. Он выглядит как греческий бог, что бы он ни надел, а волосы успеют высохнуть до начала концерта.
— Миша, поторопись. Я тебе сказала: Бен и Ави ждут.
— Я не могу найти ноты.
Нахмурив брови, он продолжал лихорадочно перебирать партитуры.
— А это что? Посмотри-ка.
Соня взмахнула партитурой, той, которую он искал. Всегда она все успевает раньше его. Белые зубы блеснули в улыбке на загорелом лице.
— Спасибо, мам! — Он выхватил ноты у нее из рук, чмокнул в щеку, рванулся к двери. — До встречи на концерте. Пока.
Дверь за ним захлопнулась. У выхода он остановился, потянулся наверх, быстро потер одним пальцем мезузу из дешевого серебра. Он сам ее купил и повесил над дверью.
— Пожелай мне успеха, дедушка Аркадий, — прошептал он.
Соня подошла к раздвижной балконной двери. Раскрыла ее навстречу июльской жаре, подошла к металлическим перилам. Стараясь не касаться обжигающего металла, взглянула вниз с высоты пятого этажа. Вот он! Садится в машину Бена. Сердце ее переполнилось такой гордостью, что нечем стало дышать. Подумать только: одиннадцать лет, а как вырос!
Машина медленно отъехала от тротуара и двинулась в сторону парка Хайаркон. Соне показалось, что даже отсюда, с высоты, она слышит музыку, грохочущую в машине. Рок-н-ролл. Она перевела взгляд вдаль. Над Средиземным морем висела туманная дымка от жары. Казалось, вода в море закипает.
Соня вернулась в прохладную квартиру, прошла в спальню. Начала медленно раздеваться, аккуратно вешая одежду в шкаф. Часы на столике у кровати показывали четыре. Есть время немного прилечь и принять душ, до того как Дмитрий вернется из университета. В театр парка Хайаркон им надо попасть не раньше восьми.
Она набросила легкий хлопчатобумажный халатик, прошла на кухню, налила себе охлажденного чая. Вернулась в спальню со стаканом в руке. Проходя мимо зеркала, остановилась и стала внимательно изучать свое отражение. Как много седины… и как она видна на фоне черных волос! Соня подошла поближе. Взяла в руку седую прядь. Ну что же… В конце концов, ей уже пятьдесят. Она заслужила свою седину не меньше, чем кто-либо другой. И ничего с этим делать она не будет. Если только… если только Дмитрий не захочет, чтобы она покрасила волосы.