Расчет пулей

— Даже собственная машина не гарантирует от прослушки, — улыбаясь, объяснил он. — «И все же, все же, все же…» Помните это знаменитое стихотворение? Я как-нибудь вам прочту.

— Почему же? — сухо отозвался Максим Витальевич. — Помню хорошо. Но, по-моему, сейчас оно не к месту.

От Игнатова потянуло дорогим парфюмом. Он весь благоухал, и казалось, никакие сомнения не смогут поколебать его уверенности.

— Все стихотворение — может быть, — согласился он. — А вот эту присказку я часто произношу. Даже забывая порой первоначальный смысл. И все же, все же, все же… — почти пропел он. — Простите! Я бы хотел еще раз услышать от вас суть проблемы. На приеме, сами понимаете, многое можно было упустить.

Максим Витальевич снова рассказал о своих делах, но уже с подробностями. Мягко глядя на него своими карими глазами, Игнатов спросил без обиняков:

— Сто тысяч вам не покажутся обременительной суммой?

Как ни готов был к такому повороту событий президент банковской ассоциации, цифра все же показалась чрезмерной. Он изобразил ужас на своем лице, но тень папы-ходока ясно подсказала ему: делай стойку!

— А что взамен? — резко спросил он.

Игнатов улыбнулся:

— Отсутствие проблем. — Он говорил мягко и неторопливо, в то же время заинтересованно, словно приглашал на воскресную рыбалку и для пущей убедительности рисовал манящие пейзажи. — Спокойная жизнь! Ваш обидчик исчезает загадочным образом. Или, напротив, очень явственным и объяснимым. И все будут гадать: отчего и почему?

Максим Витальевич долго молчал, как витязь на распутье, понимая, что направо пойдешь — гибель, налево — то же самое. И только впереди туманная неизвестность, которую трудно на первых порах просчитать. Речь шла об умышленном убийстве.

Вот где сказались гены папаши. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Ему даже, наоборот, захотелось улыбнуться, как улыбался отец в стародавние времена, покидая свою малолетнюю голытьбу.

— Деньги, конечно, вперед?

— Вовсе не обязательно.

Игнатов расплылся в добродушной улыбке. Только глаза смотрели неподвижно и пристально, как у крокодила.

После нескольких точных вопросов и не менее точных и обстоятельных, хотя и кратких, ответов Максим Витальевич понял, что имеет дело не с мстителем-одиночкой, не с энтузиастом-убийцей, а с хорошо налаженной системой, или, проще сказать, группой, повинующейся определенным высшим чинам, как мановению волшебной палочки. В этой группе — отборные бойцы, прошедшие Афганистан, Чечню. Вояки, спецназ, отдавшие государству все, кроме здоровья: мастерство, смелость, боевой опыт и еще самую малость — несколько лучших лет жизни, прожитых в крови, боли и огне, без женской ласки и любви. Отдавшие все и не получившие ничего взамен. А потому озлобленные, лишенные гражданских комплексов, способные служить командиру, главарю, словом, тому, кто платит. Обученные убийству, они могут незаметно, безо всяких следов уничтожить любого, на кого им укажут. Что-то вроде «эскадрона смерти» в Бразилии или еще какой-то латиноамериканской стране.

Очевидно, такие бляшки неизбежны в проводящих сосудах любого государственного организма. Но хорошо, когда они скрыты. Видеть их противно. Государственный организм вообще вещь довольно грязная. Истерические призывы граждан к свободе означают лишь замену одной кабалы на другую. Возможен только передел собственности. Никакой свободы не было и не будет.

А как поступить сейчас? Использовать этот «спецназ» для решения финансовых проблем самым простым путем? Или отступить? Тогда банкротство, разорение… Но все же не смерть… Зато теперь, когда ему известно об «их» существовании, не попадет ли он, в случае отказа, на острие пера? Этот крокодил в синем мундире уже не выпустит его из своих зубов. Недаром он столько времени вел охоту. Теперь это ясно.

— А какой мне смысл? — произнес Максим Витальевич с расстановкой. — Ну убьете вы этого южного магната… Разве я получу деньги от мертвеца?

На гладко выбритой щеке Игнатова задергалась непослушная жилка. Как будто от нервов. Но выглядел он вполне респектабельно и спокойно.

— Объясняю для непонятливых. Допустим, генеральный директор некоей фирмы «исчезает». Всем ясно, почему. Но деньги ведь остаются на счету фирмы? Остаются! И новый преемник генерального, напуганный зловещей гибелью предшественника, мгновенно платит по всем векселям.

И Максим Витальевич после некоторого внутреннего борения дал согласие. Впрочем, борение это касалось уже не жизни южного магната, а жизни самого Талызина. Ибо крокодил в синем мундире сказал ему слишком многое и уже никогда не отпустит добром. Кому известно, на каком километре его будут поджидать снайперы? Махнет Игнатов платочком или передаст по мобильнику — дадут проехать президенту банковской ассоциации Талызину. Если он заупрямится, маленькая дырочка в бензобаке или в голове — исход один. И пожаловаться некому в этой банке с пауками. Разве что побежать к министру? Тот обязательно примет и отечески пожурит. Завтра его самого снимут. А эти чины сидят гораздо крепче. Они и составляют костяк. Нет, надо принимать условия. Лучше посадить этого крокодила на золотую цепь, нежели ежечасно ждать пули.

Внешне Максим Витальевич ничем не выдал своих колебаний. Чувствуя, что молчание затягивается, произнес коротко:

— Согласен!

Расстались без рукопожатия. Игнатов на взвывшей «Волге» уехал первым.

Максим Витальевич еще прогулялся, подышал чистым воздухом и тоже пошел к машине.

Ничего не случилось за всю следующую неделю, в течение которой петля еще туже затянулась на шее Максима Витальевича или, вернее, банковской ассоциации, что было почти одно и то же.

А в воскресенье вечером жена позвала к телевизору. Проскочила информация, что в подъезде своего дома застрелен президент какого-то крупного южного банка. Максим Витальевич знал — какого! Убийство, как объяснил телекомментатор, было, несомненно, заказным. По всему городу объявлена операция «Перехват». Но убийц пока не нашли. Известно лишь, что среди них была женщина. Вице-премьер объявил во всеуслышание журналистам, что это расследование под контролем на самом верху.

Максим Витальевич просидел до утра за остывшим кофе, ожидая с минуты на минуту ареста и допросов. Утром взял себя в руки и, бледный от нервов и недосыпа, поехал на работу.

До конца месяца Игнатов не напоминал о себе. За это время новый президент южного банка вернул все долги. И на голом месте остался сидеть, ожидая катастрофы. Но судьба южного банка уже не интересовала Талызина. Они еще раз встретились с Игнатовым, но в другом месте. И Талызин без лишних слов вручил ему оговоренную ранее сумму.

Прошло несколько лет. Банковская ассоциация безо всяких опасений щедро раздавала кредиты под любой процент. Время от времени объявлялся Игнатов. Он пошел на повышение, стал заместителем начальника главка милиции столицы. Раздался, не в плечах, а главным образом в талии. Лицо залоснилось. Испарина то и дело покрывала его все увеличивающуюся плешь — сказывалась чрезмерная выпивка. Но он не терял бодрости и генерал-майора милиции получил в то время, в которое и ожидал, — без задержки.

Он уже бывал на приемах в доме у Талызина. Дни рождения и другие праздники были удобными поводами для деловых встреч.

Музыка в саду сделалась громче, видно, гости принялись танцевать. Это было хорошим знаком. Максим Витальевич тряхнул головой, сбрасывая остатки дремоты. Он вроде бы не спал, а прокручивал в памяти старую ленту. Но почувствовал себя посвежевшим и отдохнувшим.

По селектору внутренней связи секретарша Наточка приятным грудным голосом, как у Эдиты Пьехи, сообщила, что Максиму Витальевичу давно и настойчиво звонит председатель правления банка «Эрмитаж» Виткевич.