Расчет пулей

— Ловко вы их, — пробормотала Нина.

— Солнышко помогло, — отшутился спаситель. — Однако они не уходят. Вот стервецы.

— Скорее стервятники, — слабым голосом отозвалась Нина. — Представляю, что бы они сейчас наделали.

— Боюсь, что мне придется вас проводить. Пусть думают, что я ваш муж или родственник. А значит, вы под защитой.

— Тогда хотя бы скажите, как вас зовут…

— Александр Борисович.

— Даже Борисович? — улыбнулась она. — Если я и моложе вас, то совсем не вдвое.

— Можно просто Саша, — согласился он.

С уверенностью мужа он поднял молодую женщину и стряхнул листья с ее тонкой юбки, пройдясь ладонью по тугому бедру. Она отшатнулась.

— Теперь все в порядке, — объявил Александр Борисович. — Ну что? Двинулись?

Они вышли к серой пятиэтажке, которая одним углом вклинивалась в рощицу.

— Вот мы и пришли, — сказала Нина.

— Так этот дом мне и нужен!

— Вы здесь живете? — искренне изумилась она.

— Нет, здесь мой друг живет, который тяжело болен. И я пришел его навестить.

— Наверное, из двухсотой квартиры?

— Да! А вы откуда знаете?

— Мы все тут знаем друг друга. Вернее, не всех. Появилось много приезжих. А вашего друга выносят в кресле к рощице. Он сидит и наблюдает. Может быть, и сейчас еще сидит? Нет…

Александр Борисович остановился в сомнении.

— Хотелось бы, честно говоря, позвонить в милицию, чтобы взяли этих наглецов. А при больном человеке такие разговоры затевать неудобно.

— Позвоните от меня, — предложила Нина, глядя на своего спасителя ясными глазами.

— А это удобно?

— Конечно, удобно, если я одна.

— Мне кажется, наоборот.

— Пойдемте!

В квартире, убранной образцово-показательно, Александр Борисович снял туфли, чтобы подойти к телефону. Нина заметила это с опозданием.

— Не снимайте! — закричала она. — Проходите так. Мужских тапок, к сожалению, нету.

— У вас пол блестит, как в Эрмитаже, — оправдывался Александр Борисович, проходя.

— Все равно.

— А телефон милиции у вас есть?

— Где-то был. Вот!

Скорчившись в кресле, Александр Борисович позвонил.

— Алло! Милиция? Говорит Турецкий, старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры. У вас за метро, в роще, примыкающей к сорок четвертому дому, орудуют малолетние преступники. Ну, не такие уж малолетние. Главарь под метр девяносто, желтая куртка, синие джинсы, потертые. Волосы светлые, глаза серые, на тыльной стороне правой ладони выколот меч со змеей.

Александр Борисович подробно описал других участников группы.

— У меня с ними была сейчас стычка, которую они, надеюсь, запомнят, — заключил он. — Но, по-моему, они не успокоились и попытаются еще кого-нибудь ограбить. Ладно… Позвоню.

Он положил трубку и вздохнул глубоко. Теперь можно было направляться в двухсотую квартиру.

— Как много вы запомнили, — искренне восхитилась Нина. — А я, честно говоря, подумала сначала, что вы главарь.

— Ну вот видите, — отозвался Турецкий, собираясь уходить, — ошибки бывают не только горькие, но и приятные.

На лице ее появилась решимость.

— Вы позвоните мне, когда уйдете от… друга.

— Я не знаю ни вашего телефона, ни даже вашего имени.

Она со смехом склонила голову.

— Поскольку я знаю теперь ваше имя, фамилию и даже должность, то представлюсь по всей форме. Нина Сергеевна Боярская. Для вас просто Нина. Вот моя визитка с телефонами.

Турецкий взял протянутый картонный квадратик, тисненный золотом.

— Так… домашний… служебный. О! Банк «Эрмитаж». Какое совпадение! А я сказал, что в квартире у вас пол блестит, как в Эрмитаже. Кем же вы там работаете?

— Оператором.

Решительность еще раз сверкнула в ее глазах.

— Я сейчас накрою стол по случаю моего спасения. И жду вас. Сколько вам надо для беседы с другом?

Турецкий развел руками:

— Не знаю, честно говоря. А потом… удобно ли?

— А вы об этом думали там, в роще? Ну вот и я не стану думать. А буду ждать столько, сколько необходимо.

— Ну хорошо, — пробормотал Александр Борисович. Сомнения не покидали его. — Что-то я слышал о вашем банке…

— Об этом поговорим, — успокоила она его. — Если вам будет интересно. Однако сомневаюсь. Дела там плохи…

— Ладно! — согласился он.

— Жду! — отозвалась Нина.

Встречу с Арсением нельзя было назвать легкой. И Саша Турецкий мысленно к ней готовился. Приходили на память картинки далекого детства и юности. Помнилось, как в классе у них появился высоченный парень, который быстро сделался признанным лидером. Сашу Турецкого он едва отличал среди других. И если их отношения можно было назвать дружбой, как хотелось Саше, то лишь в том, что в шутливых ребячьих свалках Арсений валил его с большей яростью. Благодаря своему росту, он прекрасно играл в баскетбол и, еще не закончив десятилетки, имел первый юношеский разряд. Саша безо всяких спортивных секций делал по утрам километровые пробежки, махал гантелями. И сделался высоким и сильным незаметно для себя. Помнился, однако, эпизод, когда прыгнувший на него по старой привычке Арсений вдруг оробел, и Саша без труда свалил его. Это была победа.

Почему-то считалось, что они дружат. И Саша в этой дружбе играл роль ведомого. Арсений как бы считал себя по привычке самым главным и сильным, хотя давно перестал быть таковым, но крепко держался за этот имидж. И все время давал Сашке понять: знай сверчок свой шесток. Хотя все чаще получал щелчки по носу от «младшего по чину». Их дружба-соперничество перешла в новое качество, когда Арсений окончил общевойсковое училище, стал пехотным офицером.

Афган поставил точку на его карьере. Вместе с орденом Мужества он получил тяжелейшее ранение в позвоночник.

Лечение стоило больших денег. А их не было. Да и не в деньгах заключалась суть. Если бы сказали, что за две тысячи Арсений будет чувствовать себя лучше, чем за одну, Турецкий был убежден, средства бы нашлись. Но врач, с которым Турецкий беседовал, прямо сказал, что никакой надежды нет, будет только хуже. Тут от медицины ничего не зависит. И в скором времени Арсений с костылей пересел на инвалидную коляску. И последние пять лет больше не вставал. Все это время его навещал только Турецкий. Но делал это все реже и реже.