Расколотое королевство

Песня неслась к небесам, и я провел улыбающуюся Леофрун под сводом скрещенных рук, не отводя от нее взгляда, глядя в глубину этих серо-голубых глаз и думая, что я не заслуживаю такую преданную и заботливую женщину, как она.

Эль тек рекой, и веселье было в самом разгаре, но я не мог не думать о тех, кого здесь не было: мельника с женой и их троих маленьких детей, не говоря уже о тех, кого убили валлийцы. Когда танец ускорился, и танцующие сменили партнеров, я ускользнул в тень, подальше от всех. Уже совсем стемнело, и никто не мог заметить, как я поднимаюсь по травянистому склону к частоколу. Довольно долго я сидел там, прихлебывая из кружки, которую захватил с собой, глядя на пламя, взвивающееся к небу. Два крестьянина, Одгар и Рэдвульф, бросили на прогоревшие дрова новое полено, в ответ костер исторг струю скрученного черного дыма и густые снопы искр.

И все же я не мог избавиться от ощущения, что в смерти Лифинга была большая доля моей вины. Невольно перед моим внутренним взором снова возникало его безвольное тело с багровым пятном на груди и его женщина, беспомощная глядящая на меня. Он не был воином, всего лишь помощником мельника, но тем не менее он, не колеблясь, взял в руки оружие, чтобы следовать за мной в сражение, рискуя своей жизнью ради меня, своих односельчан, своей Хильд. Он не должен был драться, но сделал это из любви и преданности, и потому потерял все.

Прошло больше десяти лет, когда я встал на путь меча, принес свою первую вассальную клятву и видел за это время множество смертей своих товарищей. Многих я уже не мог вспомнить ни в лицо, ни по имени, но многие из них были моими близкими друзьями, и я бы солгал, сказав, что их смерть не повлияла на меня. С другой стороны, Лифинга я почти не знал, хотя он был одним из моих людей, тем, кто принес мне присягу, и кого я поклялся защищать. Может быть, я потому и переживал так тяжело его потерю, что не смог выполнить свое обязательство, и не только перед ним, но и перед его семьей, его женщиной и всем Эрнфордом.

— Нехорошо для вас, милорд, проводить столько времени в одиночестве.

Голос за спиной заставил меня вздрогнуть; я быстро обернулся и обнаружил отца Эрхембальда. Это был норманн, невысокий толстый человек, чье моложавое лицо противоречило его настоящему возрасту и мудрости. После прошлогодних событий и предательства капеллана Гилфорда я стал настороженнее относиться к людям в рясах, но не смог устоять перед обаянием этого человека, который, казалось, всегда пребывал в хорошем настроении.

— Я уже не один, — ответил я.

Моя кружка была почти пуста, но я все равно предложил ему последние пару глотков.

Он отмахнулся и сел, скрестив ноги, на траву рядом со мной. Я пожал плечами и выпил последние несколько капель, плескавшихся на дне, в то время как он рассматривал меня то ли озабоченно, то ли неодобрительно.

— Что такое? — спросил я.

— Вы должны быть там, с ними, — сказал он. — С Леофрун.

Я не знал, что ответить на это, и после нескольких мгновений молчания он вздохнул и попытался снова:

— Это из-за вас Эрнфорд сегодня радуется, а не скорбит.

Внизу началась новая песня, несколько девушек отошли от огня и, взяв за руки Турольда, Понса и Серло, потянули их в круг. Французы веселились вместе с англичанами: я и не думал, что доживу до этого дня. Даже сейчас, наверное, мятежники где-то далеко на севере собирали свои силы, готовясь к выступлению. Но когда я смотрел на наших деревенских мужчин, танцующих и пьющих пиво вокруг угасающего костра, никак не мог представить их с оружием в руках под знаменем Эдгара. Все они, как правило, хотели пасти свой скот, пахать свои поля, чтобы сеять зерно и кормить свои семьи. Их мало заботили дела королевства. Какое значение для них имело, кто будет носить английскую корону — их соотечественник или чужак из-за моря? Пока у них есть лорд, который защищает их от валлийцев, приходящих в их долину с огнем и мечом, у них есть все, что нужно.

Кроме одного: позавчера я не смог защитить их, и четверо мужчин умерли понапрасну.

— Это из-за меня вчера был убит тот мальчик. — Я не мог смотреть в глаза священнику и потому уставился в землю. — Я должен был остановить его. Вместо этого я думал только о собственной славе.

— Мы все самостоятельно делаем наш выбор, — сказал отец Эрхембальд, — и потому юный Лифинг решил сражаться. Он знал, чем рискует, и я уверен, что вы сделали для него все, что смогли. Вы не можете винить себя за его смерть.

Я смотрел на пылающий огонь и вспоминал, как потоки пламени пронеслись через весь город к крепости и Большому Залу однажды холодным зимним вечером. Я долгое время винил себя в том, что случилось там, и не мог простить себе, что не убил человека, ответственного за смерть моего господина. Убийца Лифинга, по крайней мере, лежал мертвый рядом с ним, в этом смысле цена крови была уплачена, что, впрочем, не делало меня счастливее.

— Если бы не вы, эти женщины не вернулись бы домой, — сказал священник, указывая на фигуры, танцующие на берегу реки. — Вы сделали доброе дело, Танкред, и не должны забывать об этом. Эти люди обязаны вам, позвольте им показать свою благодарность.

— Может быть.

— Так-то лучше, — сказал Эрхембальд. — Мне кажется, когда человек слишком долго блуждает в своей голове, он забывает о мире вокруг него. О действительно важных вещах.

— Что вы имеете в виду, отец?

— Я знаю, что вы все еще мечтаете отомстить. Вы давно мечтаете снова пойти в бой со своими старыми товарищами, чтобы встретить того человека, который убил вашего бывшего господина.

Он слишком хорошо знал меня, так что я не пытался ничего отрицать, а просто молчал.

— Я не могу винить вас за это желание, — продолжал он, — но ваше место здесь, и вы не должны забывать, что в Эрнфорде живут преданные вам люди. Мужчины и женщины, которые уважают вас. А также женщина, которая вас любит и скоро родит вам ребенка.

Последние слова меня удивили. Эрхембальд никогда не был особенно расположен к Леофрун, может быть, потому что она носила ребенка, не будучи замужем, чего Церковь не одобряла, хотя такая ситуация и не была необычной.

— Этого недостаточно, — сказал я, и как только эти слова слетели с моего языка, я понял, как себялюбиво они звучат.

Если священник был удивлен, он сделал все, чтобы скрыть это.

— Когда нам было достаточно того, что мы имеем? — тихо спросил он. — Постарайтесь не слишком много думать о прошлом или будущем, о том, что не в нашей власти изменить. Лучше будьте благодарны за то, что у вас есть здесь и сейчас, и если вы сможете сделать это, то обретете душевный покой. Я это точно знаю.

Не будучи полностью убежденным, я, тем не менее, кивнул. Отец Эрхембальд поднялся на ноги и, не говоря больше ни слова, оставил меня. Я смотрел, как он спускается по деревянным мосткам вниз по склону, как идет к огню, где перед ним внезапно возникли фигуры Серло, Понса и Турольда. Неожиданно под восторженный визг женщин он оказался в центре хоровода.