Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Расколотый Запад
Шрифт:

Это тот род «универсализма», который присущ старым империям; они воспринимали мир, простиравшийся за их уходящими далеко границами, исходя из перспективы собственной картины мира. Модерное самопонимание, напротив, несет на себе печать эгалитарного универсализма, который побуждает децентрировать собственную перспективу, он заставляет признать относительность собственного взгляда в перспективе равноправной «иной позиции». Именно американский прагматизм связал представление о том, что для всех партий в равной мере есть благо или справедливость, с взаимным принятием перспектив. Разумность современного «права разума» реализуется не в универсальных «ценностях», которыми можно было бы владеть как имуществом, раздавать в глобальном масштабе и экспортировать по всему миру. «Ценности» — даже те, которые заслуживают глобального признания, — не существуют в вакууме; они обретают обязательность только в нормативных общественных системах и в практиках определенных культурных жизненных форм. Когда тысячи шиитов в Насситийи выходят на демонстрации против Саддама и американской оккупации, эти люди хотят сказать и о том, что незападные культуры вправе осваивать универсальное содержание прав человека исходя из своих собственных ресурсов и в собственном прочтении,

привязывая их к собственному опыту и интересам.

В межгосударственных отношениях многостороннее волеизъявление является не просто единичным выбором среди других [альтернатив]. В своей им же выбранной самоизоляции даже благой гегемон, принявший на себя роль патрона общих интересов, вряд ли знает, в какой мере интерес, который он отстаивает, является действительно в равной мере благом для всех. Космополитическим тенденциям в развитии международного права, которые в равной степени учитывают голоса всех участников и выслушивают все стороны, нет рациональной альтернативы. Организации Объединенных Наций до сих пор не наносили большего ущерба. Но благодаря тому, что «малые» страны — члены Совета Безопасности не поддались давлению больших, ООН не только сохранила уважение к себе, но даже приумножила свое влияние. Повредить своей репутации она может сегодня лишь сама, если попытается «лечить» средствами компромисса то, что вылечить невозможно.

II. Голос Европы в многоголосье ее наций

3. 15 февраля, или Что связывает европейцев [14]

Предварительные замечания: Жак Деррида и Юрген Хабермас считают очень важным вместе поставить подписи под этим анализом, который одновременно является воззванием. По их мнению, сегодня настоятельно необходимо, чтобы немецкие и французские философы вместе возвысили свои голоса, несмотря на споры, которые когда-то их разделяли. Автор этого текста, что легко узнаваемо, — Юрген Хабермас. К сожалению, Жак Деррида по личным причинам не смог написать собственный текст, хотя охотно сделал бы это. Он предложил Юргену Хабермасу вместе с ним поставить свою подпись под этим обращением, потому что принимает его главные посылки и перспективы: определение новой европейской политической ответственности вне евроцентризма любого рода; призыв заново подтвердить и эффективно изменить международное право и его институты, в особенности ООН; новую концепцию и новую практику распределения государственной власти и т. д. По духу, хотя и не совсем по смыслу, этот документ апеллирует к кантовской традиции. Впрочем, замечания Юргена Хабермаса во многом близки мыслям, которые Жак Деррида недавно развил в своей книге «Voyous. Deux Essais sur la raison» [15] (Galilee, 2002). На днях в США появится книга обоих авторов — Юргена Хабермаса и Жака Деррида, содержащая две беседы, которые каждый из них провел в Нью-Йорке после 11 сентября 2001 года. При всех явных различиях в оценках и аргументах, их позиции и здесь сближаются, когда речь заходит о будущем институтов международного права и новых задачах Европы. (Ж. Деррида)

14

Эта статья, опубликованная вместе с Жаком Деррида, была частью инициативы, в рамках которой в разных европейских газетах выступили одновременно Умберто Эко, Адольф Мушг, Ричард Рорти, Фернандо Саватер и Джанни Ватимо.

[Впервые опубликовано в: Frankfurter Allegemeine Zeitung vom 31. Mai 2003. S.33f.]

15

«Проходимцы. Два эссе о разуме» (фр.).

Две даты мы не должны и не можем забывать. Тот день, когда газеты сообщили своим ошеломленным читателям о лояльности в отношении Буша, которую призывал продемонстрировать испанский премьер-министр; за спинами других коллег по Европейскому союзу он обращался к европейским правительствам, готовым воевать. И 15 февраля 2003 года — когда против этого нападения [на Ирак] выступили массы демонстрантов в Лондоне и Риме, Мадриде и Барселоне, Берлине и Париже. Одновременность этих потрясающих демонстраций, самых грандиозных с конца Второй мировой войны, ретроспективно можно было бы отметить в учебниках истории как знак рождения общеевропейской общественности.

На протяжении гнетущих месяцев перед началом иракской войны будоражило ощущение морально непристойного разделения труда. Огромный размах деятельности служб тыла и снабжения, необратимость развертывания войск, а также лихорадочная деятельность организаций гуманитарной помощи — все это происходило взаимосвязано и напоминало точно подогнанные детали маховика. Без всяких помех, на глазах у населения, лишенного собственной инициативы, разыгрывалось некое действо. И люди должны были стать его жертвой. Нет сомнения, что эмоции будоражили всех европейских граждан. Вместе с тем эта война привела жителей Европы к осознанию давно назревавшего крушения общеевропейской внешней политики. Как во всем мире, так и в Европе бесцеремонное нарушение международного права вызвало горячие споры о будущем мирового порядка. Но больше всего нас поразили аргументы, которые и породили противостояние.

Благодаря этим спорам и дискуссиям известные линии разлома обозначились еще четче. Противоположные точки зрения на роль сверхдержавы, на будущее мирового порядка, на соотношение международного права и ООН способствовали обнаружению скрытых противоречий. Углубился разлад в отношениях между континентальными и англосаксонскими странами, с одной стороны, между «старой Европой» и кандидатами на вступление в ЕС из Центральной и Восточной Европы — с другой. В Великобритании special relationship [16] с США отнюдь не бесспорны, но по-прежнему стоят на первом месте в ряду предпочтений Даунинг-стрит. А страны Центральной и Восточной Европы хотя и стремятся в ЕС, но еще не готовы вновь позволить ограничить свой только что приобретенный суверенитет. Иракский кризис стал только катализатором этих процессов. И в брюссельском Конституционном конвенте обнаружились противоречия в позициях наций, которые действительно желают углубленного развития ЕС,

и тех, которые явно заинтересованы сохранить существующий модус межправительственного руководства или, в лучшем случае, готовы к его «косметическому» изменению. Такое противоречие не может долго продолжаться.

16

Особые отношения (англ.).

Будущая конституция подарит нам новую фигуру — министра иностранных дел объединенной Европы. Но чем поможет это новое ведомство, если сами правительства не объединены общей политикой? И Й. Фишер при измененном наименовании оставался бы таким же безвластным, как Солана. Пока, вероятно, лишь государства, составляющие ядро Европы, готовы передать ЕС определенные государственные функции. Что делать, если только эти страны и могут договориться о том, что такое их «собственные интересы»? Если Европа не желает распасться, эти страны должны использовать механизм «усиленного сотрудничества», созданный в Ницце, чтобы положить начало «Европе различных скоростей» с общей внешней, оборонной политикой и политикой в области безопасности. Так возникнет эффект кильватерной струи, которая достаточно быстро сможет втянуть в эту динамику другие государства-члены, прежде всего в еврозоне. В рамках будущей европейской конституции не может быть никакого сепаратизма. Двигаться вперед — не значит исключать. Авангардное ядро Европы не может превратиться в закрытую малую Европу; оно должно — как было уже не раз — стать локомотивом. Теснее сотрудничающие государства — члены ЕС ради собственного интереса откроют двери своим гостям. Приглашенные войдут тем быстрее, чем скорее ядро Европы окажется способным действовать на внешних направлениях и докажет, что в сложном мировом обществе считаются не только с дивизиями, но и с мягкой властью переговоров, взаимоотношений и экономических выгод.

В таком мире совсем невыгодно сосредоточивать политику на глупой и дорогостоящей альтернативе войны и мира. Европа должна уравновесить гегемониальную односторонность Соединенных Штатов своим влиянием в международной сфере и в рамках ООН. Во всемирных экономических организациях, в учреждениях Всемирной торговой организации, во Всемирном банке и Международном валютном фонде она должна активно использовать свое влияние при формировании проекта будущей всемирной внутренней политики.

Политику дальнейшего развития ЕС сегодня ограничивают средства и методы административного управления. До сих пор реформы ускоряли функциональные императивы создания общих экономических и валютных зон. Эти движущие силы исчерпаны. Конструктивная, формирующая политика, которая требует от государств-членов не только ликвидации препятствий для конкуренции, но и общей воли, предоставлена мотивам и убеждениям самих граждан. Решения большинства по масштабным внешнеполитическим вопросам могут рассчитывать на признание только тогда, когда с ними солидарно меньшинство. Но это предполагает чувство политической сплоченности. Народам необходимо «надстроить» и расширить свои национальные идентичности до европейского измерения. Ставшая сегодня уже довольно абстрактной государственно-гражданская солидарность, которая ограничивается гражданами собственной нации, должна в будущем распространиться на европейских граждан и других наций.

Это ставит вопрос о «европейской идентичности». Только осознание общей политической судьбы и убедительная перспектива общего будущего могут удержать меньшинство от обструкции воли большинства. В принципе граждане одной нации обязаны рассматривать гражданку другой нации как «одну из нас». Эта установка воспринимается многими скептически: а существуют ли реально исторический опыт, традиции и достижения, позволяющие европейским гражданам прийти к сознанию общей политической судьбы, совместно выстраданной и которую надо совместно формировать} Привлекательное, даже соблазнительное «видение» («Vision») будущей Европы не упадет с неба. Сегодня оно может родиться только из тревожного ощущения растерянности. Но оно может вырасти и из ситуации, в которой мы, европейцы, будем принудительно предоставлены самим себе. Европейская идентичность должна артикулироваться в дикой какофонии многоголосой общественности. Если эта тема до сих пор даже не поднималась, — значит, мы, интеллектуалы, оказались несостоятельными.

Коварство европейской идентичности

Легко объединяться ради того, что необязательно. Все мы подпали под обаяние образа мирной Европы, основанной на кооперации, открытой для других культур, способной к диалогу. Мы восхищаемся Европой, которая во второй половине XX века нашла примерное решение двух проблем. ЕС уже сегодня предлагает формы «управления за пределами национального государства», которые могли бы служить образцами для постнационального положения дел. Европейские государства всеобщего благосостояния тоже достаточно долго играли роль образцов и моделей. На уровне национальных государств их сегодня обороняют. Масштабы легитимации социальной справедливости, достигнутые в государствах всеобщего благосостояния, показали, что будущая политика «укрощения капитализма» необходимо ограничена, имеет разумные пределы. Так почему же Европа, если она нашла решение двух таких серьезных проблем, не спешит принимать новые вызовы, защищать и развивать в конкурентной борьбе проектов космополитический порядок на основе международного права?

Дискурс, начатый в масштабах Европы, необходимо задает направление, стимулирующее процессы самопонимания. Этому смелому предположению противоречат, по-видимому, два факта. Первое. Не привели ли именно самые значительные исторические достижения Европы, их всемирное признание к тому, что она утратила свою создающую идентичность силу? Второе. Что должно объединять изнутри такой регион, где как ни в каком другом не прекращается соперничество множества сознающих себя наций?

Христианство и капитализм, естествознание и техника, римское право и Кодекс Наполеона, гражданско-городская форма жизни, демократия и права человека, секуляризация государства и общества распространились из Европы на другие континенты. Следовательно, эти достижения не являются сегодня исключительно европейской собственностью. Западный образ мышления, коренящийся в иудео-христианской традиции, имеет определенные характерные черты. Но и этот духовный облик (Habitus), отмеченный индивидуализмом, рационализмом и активностью, европейские нации разделяют с нациями Соединенных Штатов, Канады и Австралии. Короче, «Запад» как духовный контур охватывает больше, чем только Европу.

Поделиться с друзьями: