Расколовшаяся Луна

– Да, точно, - наконец сказал он тихо.
– Ты больше не выдерживаешь этого, не так ли? Эли, ещё только две ночи. Мы справимся, хорошо? Посмотри, Пауль был в больнице, в последние дни не был атакован, вероятно, с ним всё хорошо. А мы всё равно ничего не можем сделать. Если мы пойдём к нему, то Францёз что-то заподозрит. Нам нужно верить в то, что он переживёт ночь целым.

– Но именно в этом и проблема!
– вставила я, дрожа.
– Я больше не могу верить. Больше ни одному человеку, ни в наш замысел. Даже Колину.

– Значит, и мне ты тоже больше не доверяешь?
– убедился Тильман серьёзно.

Теперь я долго смотрела на него. Он мне нравился. Даже очень. Но и он начал накладывать на меня ярлык сумасшедшей и таким образом становился потенциальным противником.

– Ладно, я уже вижу. Ты действительно не делаешь этого.
– Он беспомощно покачал головой.
– Эли, это наш единственный шанс - доверять друг другу. Разве ты этого не понимаешь?

– Да. Да, я это понимаю, но ...
– Я взяла металлическую открывалку для бутылок с кофейного столика и прижала её к моим горящим глазам. Я снова была совершенно переутомленной, но в тоже время слишком встревоженной, чтобы лечь спать. Рассказать ли ему о моих снах? О моих предчувствиях? Дать погадать ему мне на картах Таро? Но что, если они подтвердят то, чего я боялась? Что Колин выступил против меня и покушается на мою жизнь.

Тильман взял одеяло с любимого кресла Пауля и накрыл им мне плечи и ноги. Потом он засунул подушку под мокрые от слёз щёки.

– Сегодня ночью ты можешь спать спокойно. Францёз не придёт. По крайней мере, что-то. А завтра ...

– Мир будет выглядеть совсем по-другому?
– закончила я иронично его слова.
– Точно нет.

– Я не это хотел сказать. Я хотел сказать: выпяти грудь и втяни задницу. Мы справимся. Сейчас я что-нибудь приготовлю, потом мы покушаем, посмотрим что-нибудь дурацкое по телевизору и ...

Да, будет лучше, если он прекратит говорить. Он и сам знал это. Ничего не станет снова нормально, только потому, что что-то съел и посмотрел телевизор. Совершенно ничего. Но звон посуды и все другие кухонные звуки настроили меня на сон. С благодарностью я свернулась калачиком, так что только кончик носа выглядывал из-под, одеяла и была слишком уставшей, чтобы бояться своих снов.

Но я не видела снов. Я и не спала. Это было чисто физическое бессознательное состояние, которое предназначалось для того, чтобы пополнить мои запасы энергии. Моя душа, однако, осталась смятенной и встревоженной, и когда я проснулась посреди ночи, сразу же поняла, что у меня для этого были все причины.

Я всё ещё лежала на диване, но Тильман ушёл, а телевизор выключил. Было тихо - та тишина, которая с первого дня наполняла меня глубокой тревогой, потому что такого не могло и не должно было быть. Гамбург был большим городом, в больших городах никогда не бывает тихо. Во всяком случае, не так тихо, как сейчас. Не так тихо, как в те ранние утренние часы, когда Францёз полз вверх по стене. Не так тихо, как в те секунды, в которые я после долгой борьбы, наконец, освобождалась от моих снов.

Только смерть была такой тихой - подкрадывающаяся, невидимая смерть, которая нацеливалась туда, где мы были наиболее чувствительными. Не на наши тела. А на наш разум. А теперь это случится и со мной.

Почти покорно я открыла глаза. Его взгляд был холодным и жестоким, его руки - когтями, его широко вытянутые руки - орудием злодейства. Спиной к верху он висел надо мной на потолке, готовый броситься на меня и одним движением сломать шею. Но прежде он высосет меня и заберёт то, что сам взращивал. Потому что последнюю унцию прекрасных чувств я схоронила. Всегда, когда я думала о ночах на Тришине, они появлялись. Я берегла их как сокровище. Но Колин знал даже глубокие бездны моей души. Он найдёт сокровище и похитит его. Я ничего не могла спрятать от него.

– Тогда сделай это, - прошептала я, почти не удивившись тому, что это прозвучало как просьба. Этому следовало наконец закончиться. Я не хотела больше бояться. И всё же страх переполнил меня одним, всё разрушающим, раскалённым потоком, когда он, как паук, пополз вдоль потолка к окну, залез по стене вверх и прополз по крыше. Черепица тихо брякала, потом он исчез.

Теперь я могла кричать. Мой голос повиновался мне, так как я кричала за свою жизнь - слишком поздно, с задержкой, бессмысленно. Если бы я не проснулась, он бы сделал это. Колин атаковал бы меня. Тогда я бы была уже мёртвой. Тильман тут же оказался возле меня. Он слегка пах гашишем.

– Он был здесь!
– ревела я, дрожа.
– Надо мной, на потолке! Он висел на потолке, хотел упасть на меня ...

– Кто?
– Тильман сильно затряс меня.
– О ком ты говоришь?

– Колин! Колин был здесь, честно, Тильман, он был здесь! Мы должны бежать, немедленно. Они убьют нас!
– Я хотела встать, чтобы одеться и упаковать вещи, но Тильман крепко держал меня, а я была слишком расстроенной, чтобы вспомнить хоть один железный приём Ларса.

– Побег? Ты хочешь сбежать? Но куда?

– Мне совершенно всё равно! Нам нужно убираться - подальше отсюда! Лучше всего на другой континент!
– Снова я хотела встать с дивана, но Тильман заставил меня оставаться сидеть.

– Колин здесь, - сказала я так убедительно, как только могла.
– Он здесь. Поверь мне. Я знаю об этом уже какое-то время, я его чувствую. У меня странные сны о нём, а потом ... вот ...
– Я придвинула к нему газету. Я снова и снова перечитывала сегодня утром статью. Тигрица в зоопарке Хагенбек сожрала своего детёныша и вела себя агрессивно. Как и все другие большие кошачьи. Колин похищал их мечты. Они его чувствовали - также интенсивно, как чувствовала его я.

– Это часто случается с животными в неволе. Да это и не удивительно, не так ли?
– возразил Тильман.
– Они знают, что это не жизнь, их не естественная среда обитания. Это ничего не значит. Давай посмотрим в интернете, может быть, мы что-то выясним, и ты успокоишься.
– Тильман открыл ноутбук Пауля и зашёл на сайт Тришина. Я вскрикнула, когда нам с экрана улыбнулось дружелюбное лицо наблюдательницы за птицами. Быстро я просмотрела текст. Снова здорова, смогла приступить к работе ...

– Я была права. Его там больше нет. Он здесь! Я его видела. О Боже ...
– Теперь я вспомнила, что Колин смотрел из окна автомобиля, когда говорил мне, что останется до схватки на Тришине. Он соврал мне. Он с самого начала знал, что не сделает так. Возможно, он объединился с Францёзом, потому что я зашла слишком далеко. И все его слова, и поступки на Тришине служили тому, чтобы так сильно привязать меня к нему и чтобы я не смогла заметить, что собственно происходит. Всё было притворством. Он использовал меня.