Раскопки с миллиардером

Ты всегда была маленькой, озорной егозой, и хоть я не был лучшим отцом, но я всегда гордился тобой. Ты была умной и чуткой там, где не был я. И сильнее и независимей своей матери. У нас с твоей матерью были свои недостатки, но я всегда считал, ты была особенной — ты взяла только лучшее, что было в нас. После того, как ты окончила школу, я хотел, чтобы ты провела лето со мной на Акротири. Твоя мать не хотела тебя отпускать. Думаю, она ревновала, и ей было одиноко. Однако, мне удалось ее убедить. Я был счастлив, что тем летом ты была рядом. Я понимаю, мы не проводили столько времени вместе, сколько хотели, но я все равно был счастлив и горд. И так было всегда.

Сейчас, ты, вероятно, гадаешь, зачем я насильно свел тебя с Джонатаном и заставил поездить по миру. Раскопки тут не причем, просто тем летом... я совершил огромную ошибку.

Мне не составило труда понять, в какой ситуации ты оказалась. Кто-то услышал твой разговор с Джонатаном, когда ты просила его уехать с тобой и завести семью. И девочка, жившая с тобой в одной палатке призналась, что ты часто плакала. Это напомнило мне поведение твоей матери. И я понял, ты была беременна и пыталась уговорить Джонатана вернуться с тобой домой.

Я всегда видел в Джонатане сына, которого у меня никогда не было, и мысль, что он бросит любимое дело и уедет с тобой растить ребенка... заставила меня вспомнить свою жизнь. История повторялась. В тот момент я снова поругался с твоей матерью, и мы сделали важное открытие в Акротири, а моя дочь хотела увезти моего любимого студента. Поэтому я решил поступить эгоистично, и когда ты оставила Джонатану письмо, я забрал его и спрятал.

Вайолет, он так его и не получил. И это моя вина. Было очевидно, Джонатан был в тебя влюблен. И как только ты уехала, он стал другим человеком: угрюмым, замкнутым. Словно из его жизни пропал весь свет, и я знал, ты была его светом. Поэтому я сделал все, чтобы он забыл тебя, и ко мне вернулся мой прежний студент. Я сказал ему, что по возвращению домой, ты сразу же вышла замуж. Это разбило его сердце, но сделало свою работу. Он с головой ушел в работу, а я скрыл свою вину. Я разрушил ваши отношения, но я глупо надеялся, что, в конце концов, так будет лучше для вас обоих.

Когда я узнал от твоей мамы о выкидыше, меня переполнило чувство вины. И оно же решило мою судьбу. Ты злилась за меня за то, что я предпочел Джонатана, и тогда я понял, что разорвал последнюю нить, соединяющую меня с моей малышкой, и мне некого было винить, кроме себя. Я предпочел археологию своей семье, и у меня не осталось ничего кроме работы... поэтому я работал. Я не мог ничего изменить, не мог извиниться за содеянное, так что я попытался забыть о случившемся.

Конечно, мои ошибки дали о себе знать в тот момент, когда я стал слишком болен для работы. Никто не сидел у постели умирающего старика, не держал его за руку и не разделял с ним последние минуты жизни. У меня не осталось никого, кроме коллег, но откуда им взяться, если ты не работаешь.

Я устроил тебе это долгое путешествие, чтобы ты вспомнила не хорошее, что было у нас. Я организовал этот «поиск сокровищ» в надежде вернуть в твою жизнь Джонатана, хотя бы в качестве друга. Я виноват в вашем разрыве 10 лет назад, так пусть моя смерть снова сблизит вас.

Ты, вероятно, гадаешь, почему я выбирал стихотворения. Я помню, как когда-то, моя девочка любила стихи. Стихи всегда были формой выражения чувств, когда кто-то не мог правильно подобрать слова. Я надеюсь, тебе понравились те отрывки, что я выбрал. Они говорили за меня, ведь мне близка тема любви и потери. Кто знает, может, ты унаследовала неспособность делиться своими чувствами от своего старика?

Пожалуйста, передай Джонатану, что мне пришлось украсть у него скрижаль. Она надежно спрятана в депозитной ячейке в банке Детройта. Она оформлена на твое имя, а кодом является дата твоего рождения. Я выбросил все свои дневники, как только узнал о болезни. Даже такой старый засранец, как я, может унести несколько тайн с собой в могилу.

Больше всего, я хотел, чтобы ты знала, будучи отвратительным, вечно отсутствующим отцом, я любил тебя всем своим крошечным, эгоистичным сердцем. Я очень тобой горжусь.

Твой отец, профессор Финиас ДеВитт.

Ее глаза щипало от слез. Я люблю тебя всем своим крошечным, эгоистичным сердцем, и я очень тобой горжусь. Сколько раз она хотела услышать эти слова в детстве? Он любил ее, а она отвернулась от него, затаив в сердце обиду. Слезы бежали по ее щекам, когда она осторожно протянула письмо Джонатану, чтобы он мог его прочитать. Он читал молча, его глаза бегали по строкам, написанных дрожащей рукой. Вайолет утирала слезы, но они продолжали бежать.

Ее переполняли смешанные чувства. Ей было грустно от того, что из-за своего отношения к людям, ее отец умер в одиночестве; она чувствовала скорбь от потери отца; ее расстроило то, что действия ее отца испортили ее жизнь. Но больше всего ее съедало сожаление, что она так и не сказала отцу, что она любила его, несмотря на то, что он постоянно ее разочаровывал.

Но больше всего ее поразило, насколько сильно они были похожи. У нее не складывались отношения, потому что она не желала открываться другим людям, боясь, что ей могут причинить боль. До того, как Джонатан настойчиво вернулся в ее жизнь, она была одинока. У нее были друзья на работе, но выходные она проводила одна, а все остальное время загружала себя работой.

Джонатан убрал ее письмо обратно в конверт. — Вайолет, ты как?

Она дрожала, едва сдерживая всхлип. — Я...я... Знаешь, а я медленно превращалась в него. Я так долго на него обижалась, что отказывалась встречаться с ним во время его болезни. Я и тебя оттолкнула. И мне тоже пришлось бы оставить тебе письмо, где я говорю, что все еще люблю тебя, но было уже слишком поздно. — Она неожиданно для себя громко всхлипнула. — Мне бы хотелось попрощаться с ним.

Джонатан прижал ее к себе и гладил ее спину, пока она плакала. — Вайолет, он все понимал. Он знал тебя и знал, какую боль он тебе причинил. Думаю, именно для этого он затеял эти безумные поиски. Это был единственный способ разрушить выстроенную тобой стену. Они того стоили, и я рад тому, как все закончилось.

Она сжала в кулаки рукава его пиджака и шмыгнула носом. — Рад тому, что мы снова вместе.

— Рад тому, что мы снова вместе, — повторил он. — Вся боль, несчастье и ночи в одиночестве стоили того. Если бы представилась возможность все изменить, я бы не стал этого делать, потому что все это снова свело нас вместе.

Вайолет крепче вцепилась в него. — Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

Она опять шмыгнула. — Ты уже открыл свой конверт?

— Еще нет. — Продолжая обнимать ее, Джонатан сломал печать на своем конверте и вытряхнул из него письмо.

На траву выпал пожелтевший конверт, сложенный замысловатым способом, которому Вайолет научилась еще в старших классах. В углу была приклеена марка Санторини, и с передней стороны подписано «Джонатану. Срочно».

Вайолет ахнула при виде его. — Это... это же мое письмо. О ребенке.

— Все еще запечатано, — с болью в голосе произнес Джонатан. Он обнял Вайолет крепче. — Часть меня хочет ненавидеть твоего отца за это.

— А другая испытывает к нему жалость. Я тебя понимаю. — Она чувствовала то же самое. — Но теперь мы вместе.