Расписное небо

В ухе тихо звякнуло, сообщая о появлении Птички на датчиках Парадокса.

– Истребитель S-12-А, пилот акер Сумудин Саве. Пассажир терри Ольса Иберская. Прошу разрешение на вылет.

– S-12-А, вылет разрешаю. Приятного отдыха, Сумудин,

– Спасибо, Кимирий.

Техники покинули ангар, и свет сменился на слабый, почти бесполезный огонек. Широкая дверь перед самым носом истребителя начала медленно подниматься вверх, заставляя постукивать пальцами от нетерпения. Вынув ладонь из импульсной жидкости, нажал на рычаг. Небольшая пластина отошла в сторону, выпуская U-образный штурвал. Впереди, на темном бархате, сияли звезды.

Птичка мягко приподнялась над полом, втягивая опоры и зависая на одно мгновение, справа раздался судорожный вздох, и я вдавил штурвал, вырываясь из нутра громадины Парадокса. Кровь кипела, напряжения прошлых дней, наконец, отступило. Вдыхая полной грудью, едва не рассмеялся в голос.

– Удивительно, правда? Мне никогда не бывает так хорошо на Парадоксе, как здесь, – невольное признание вырвалось само собой. Кинув быстрый взгляд в сторону Ольсы, удивился ее напряженности. Впрочем, девушка ни разу в жизни не латала на подобных аппаратах, есть чему удивляться.

Ольса.

Я просто не могла дышать. Судорожно, нервно, мне едва хватало выдержки на короткие неглубокие урывки. Не знаю, как так получилось, просто в один миг я оказалась пристегнутой множеством ремней к мягкому глубокому креслу, которое словно окутывало мое тело, в том числе удерживая голову. Кажется, я только моргнула, как все пространство за толстым стеклом, по краям которого пробегали какие-то обозначения, потемнело. Миг – и сердце рухнуло куда-то в пятки, судя по спазму в колене, застряв по пути. Вцепившись ногтями в подлокотники кресла, едва не порвав обивку, все ждала мгновения, когда наш маленький кораблик рухнет вниз, когда появится это отвратительное чувство в животе, словно тебя вздернули крюком, но этого нет происходило. Да, было все так же немного жутко от быстрой смены видов впереди, от силы, с которой вдавливало в кресло, но все же не так ужасно, как на обычном самолете.

– Удивительно, правда? – голос Сумудина пробирался как через вату, сквозь гул в ушах. Я уже почти и забыла, что он здесь рядом. Казалось, прошло уже часа три, к тому моменту, как я отмерла. Мы уже два раза облетели вокруг Парадокса, побывали совсем далеко, так что громадину крейсера скрыла небольшая планетка, и теперь замерли где-то среди сияющих и таких холодны огней бескрайнего пространства.

– Я боюсь летать, – тихие слова были первыми, которые я все же смогла вытолкнуть из пересохшего горла.

– Что? Ольса, говорите чуть громче, я не расслышал.

– Я боюсь летать. Боюсь летать! Очень! До истерики, до тошноты, до полуобморочного состояния… – с последними словами из горла вырвался всхлип, грозящий перерасти в полноценную истерику. Я услышала какое-то витиеватое ругательство, несколько щелчков, а потом мое кресло немного дернулось назад, вынудив все же открыть глаза. Передо мной, ровно напротив, сидел Сумудин, осуждающе глядя своими удивительными глазами расплавленного золота.

– Вы и правда считаете, что сейчас наиболее подходящий момент для такого заявления?

Поразительная беспечность. И с моей и с ее стороны. Как такое получилось? Она боится летать.

Включив автопилот, седлал несколько глубоких вдохов, повернувшись к Ольсе. Сихерче. Ну что еще могло произойти за время такой милой и приятной прогулки в космосе? И почему, почему, во имя всех известных демонов, она не сказала раньше?!

Думая о сложившейся ситуации, отстегнул ремни и медленно положил свои руки поверх ее маленьких кистей, судорожно вцепившихся в подлокотники кресла. Пальцы были холодные, словно одеревенелые.

– Почему раньше не сказали? В ангаре?

– Там тоже как-то было страшно, – неуверенно пробормотала она, с каким-то удивлением в своих прекрасных, как грозовое небо, глазах.

Поглаживая руки Ольсы, стараясь снизить напряжение в конечностях, слушал свои ощущения. С ней было сложно, мне почти не чувствовался страх, как он обычно проявляется у других, даже у той Селены. Сейчас, когда я весь сосредоточился на этой маленькой женщине, во рту присутствовала явная горечь, и какое-то волнение, но его природу в другом случае я бы не сумел определить. Возникало четкое ощущение, что это и не страх вовсе, а какой-то старый эмоциональный блок, взращеный годами.

– Значит вот оно как, – это многое объясняло в ее поведении в госпитале, во время пребывания на Валоре, и в ее резких нападках, которые редко, но все же иногда бывали. Страх. Она не боялась, когда была полностью уверена в себе, а это бывало только в работе. Откуда столько страхов в одной маленькой женщине?

В общем, умея вполне неплохо работать с психологическими нарушениями, все же не напрасно я медик оджи, я мог ей кое-чем помочь. Самым простым вариантом сейчас, чтобы снизить ее напряжение и расслабить, был способ завязать ответственность на себе и запутать ее мозг. Но для этого она должна доверять.

– Ольса, как по-вашему, я глуп? – девушка, успевшая прикрыть глаза на время моих раздумий, распахнула их после вопроса. Там было и удивление и неверие и даже какое-то я явное сомнение в моей адекватности. Отлично, она не так сильно закостенела в своих эмоциях, чтобы перестать реагировать.

– Эм, нет, – ответ был дан медленно и осторожно, словно она и правда переживала за разумность собеседника.

– Отлично. У вас вызывают сомнения мои навыки?

– Не знаю. Нет, наверное.

– Есть какой-то вид экстрима, который вам по вкусу? – пока Ольса отвлеклась и отвечает на вопрос, следовало вывести ее на более откровенный разговор. Миниатюрные пальцы под моими ладонями потеплели и немного расслабились. Пользуясь моментом, снял их с подлокотников, продолжая мягко удерживать и поглаживать. Ольса, совсем не реагируя на мои действия, возвела глаза к потолку, вспоминая.

– Не уверена. Мне нравится стендовая стрельба. Это можно считать экстримом?

– Думаю, в какой-то степени, – я был удивлен. Представить эту маленькую женщину с огнестрельным оружием, сбивающей летящие мишени было не так-то просто. С этими ее яркими платьями и непрактичной обувью, тонкими очками и горьким шлейфом страха.

– Что в стрельбе вам нравится больше всего?

– Отдача и вибрация, когда луч вырывается вверх. Это такое невероятно ощущение, почти такое же, как рождение ребенка, только более личное, чем на работе. У меня сердце каждый раз замирает… – Ольса прикрыла глаза, а в руках мне почудилась легкая дрожь удовольствия. У нее даже щеки порозовели, в такое волнение привели ее воспоминания. Не сдерживаясь, да и не желая, нагнулся к ней, одной рукой поймав подбородок, а второй все еще удерживая горячие влажные ладошки.

Легко, нежно, едва ощутимо. Вкус цветов, дурмана и свежесть.

Почувствовав отклик, легкое движение губ, двумя нажатиями расстегнул ремни ее кресла. Не отпуская, не позволяя отстраниться, потянул ее к себе на колени, обнимая. Места было мало, не слишком удобно, но присутствие Ольсы в объятиях все компенсировало. Тонкие руки несмело обвили мою шею, пальцы поползли выше, зарываясь в волосы. Не отказывая себе в удовольствии, получая такой отклик, прижал ее сильнее, позволяя себе больше.