Расплата за аферу
Шрифт:
Я снова вспомнила его слова на квартире про минет. Буквально на пятый день он добился от меня этого действа. И пришла я к нему добровольно.
Хоть и от гнета тюремных издевательств.
Так и сейчас, я не сомневалась, что он не спустит мне с рук вопиющую наглость.
Я успела успокоиться, принять душ. Нам стоило просто поговорить спокойно. Желательно завтра.
Я бы обязательно извинилась за то, что наговорила в порыве гнева лишнего. Но моя расправа случится сегодня. Сейчас.
От осознания неминуемой беды, хотелось сбежать и спрятаться. Но это Германа еще больше разозлит.
Поэтому
Грузные шаги киборга послышались в коридоре. Буровой с ноги выбил дверь. И если б она была заперта, то точно слетела бы с петель.
Герман вошел в комнату странной походкой. Белая рубашка на массивном торсе выделялась в свете луны угрожающим пятном. Даже в ночном мраке я с ужасом заметила, как блестят его глаза. Дико. Неадекватно.
Он подошел к кровати, громко дыша и заполняя своей лютой яростью всю комнату. До моего носа долетел стойкий запах алкоголя.
Боже, помоги!
Громила был не просто пьян. Он был бухой в доску!
И понимая, что он и так машина для убийств, гребанный стальной киборг, теперь еще и в неадеквате, мне стало по настоящему жутко.
– Прости, прости, прости,- шептала я онемевшими губами.
Все что угодно, хоть бы он не придушил меня. Несмотря на то что моя жизнь полетела в бездну неудач, сейчас я четко осознала, что не готова умирать. Не хочу. Не могу. Впереди куча планов, мечтаний, надежд.
Герман чуть подался вперед. Схватил своей лапой одеяло и дернул с такой силой, что оно улетело в дальний угол комнаты.
Я быстро поджала колени к груди. Вжалась в спинку дивана.
– Блядь, ну давай, стерва, расскажи, какой я хуевый,- заплетающимся языком прорычал зверюга. Его лицо со шрамом исказилось до неузнаваемости.
Он быстро начал снимать рубашку. Не смог справиться с мелкими пуговицами, просто рванул ее в стороны. Звук рвущейся ткани оглушал. Мощное накаченное тело Германа внушало панический ужас.
Быстрее он справился со штанами. Стянул их вместе с бельем. Его огромный член угрожающе покачивался между массивных бедер. Именно этой дубиной он сейчас и будет меня карать. Главное пережить эту ночь. Вытерпеть его гнев.
– Что не так со мной, Марго?- глуше говорил он. Залез коленями на матрас.
Я поджала пальцы на ногах, чтоб стать от него еще дальше. Слезы полились и капали с ресниц, размывая итак ужасный образ этого демона перед глазами.
Герман потянул лапу к моей щиколотке. Обхватил ногу в стальное кольцо и с силой дернул меня под себя.
– Пожалуйста, ты пьян, перестань,- завизжала я, будто он меня уже режет.
Он распластал меня под своей тушей. Навалился сверху стокилограмовой массой стальных мускулов, вдавливая меня в матрас.
Одной рукой перехватил мои руки и завел над головой. С силой зажал.
Его лицо оказалось прямо надо мной, его бедра вклинились между моих ног. Свободной рукой он резко рванул на мне трусы.
Я забилась под ним, вырываясь.
Крупная головка каменного члена уперлась в промежность.
Я пыталась высвободиться, но это было нереально.
Вконец измученная я зависла. Покорно замерла. Осознала, что лучше не трепыхаться под этим зверюгой. Разъяренным хищником.
Притихла и попыталась отдышаться.
– Девочка
моя,- вдруг рыкнул Герман,- Маленькая, кудрявая. Не нравлюсь я тебе, да? Тебе по духу лощенные пидоры, которые тебя кидают. Выставляют на улицу из собственного дома. А я недостаточно хорош для тебя?! Маленькая сучка! Тебе все не так. Как не стараюсь тебе угодить, нихера не ценишь. Что ж тебе надо, Марго? Что я должен сделать, чтоб ты, гребанная дура, сняла розовые очки и увидела, как сука, изводишь меня...Я слушала пьяные излияния Германа не дыша. Что он такое говорит...
Как я его извожу?! Все делаю, что он хочет. Только сегодня сорвалась, взбрыкнула.
Буровой моргнул и посмотрел на мои губы. Тяжело выдохнул и медленно провел по ним языком. Лизнул меня так странно, точно, как зверь самку.
В следующий миг он накрыл мой рот в поцелуе. Разомкнул мои губы и проник в рот языком. Его пьянящий вкус алкоголя и ментоловых сигарет, неожиданно закружил мою голову. Он отпустил мои руки и взял меня ладонями за лицо. Обхватил весь подбородок. Он накидывался на мой рот, как жаждущий к источнику. Посасывал прикусывал отдельно нижнюю и верхнюю губу. Смаковал хмельной поцелуй, как гурман. Затем снова проникал глубже наглым острым языком. Сплетался с моим, умело ласкал меня.
Я вообще не понимала, что творится. Настроилась на настоящий жесткий треш. Грубое изнасилование. А в Германе словно прорвало дремлющую нежность.
Он целовал меня так долго, словно уже трахал. Только в рот. Его колючая щетина дразнила щеки и подбородок. Я неосознанно подалась порыву и обняла руками его за мощную шею. Первый стон сорвался с моих губ. И Герман его услышал.
Его руки ожили и очень медленно начали гладить мою шею.
Он обперся на локоть и прихватил мои волосы на затылке. Впечатывал в себя мое лицо. Я порывисто и самозабвенно отвечала на его поцелуи. Сама прикусила его губу, наслаждаясь ее упругостью и вкусом.
Он зарычал мне в рот. Это был и его первый стон наслаждения.
Он запустил вторую руку между нами и коснулся моего лобка. Я сама шире развела ноги, подпуская его добровольно к себе.
Под ребрами собирался тугой ком возбуждения. Такого сильного, что становилось невозможно дышать.
Герман не прекращал меня целовать. Мы словно после голодовки пировали друг другом.
Целовались до беспамятства глубоко и порочно.
Пальцы Германа нырнули в мое влажное лоно. Я текла на них возбуждением бесстыдно и обильно!
Впервые я чувствовала, что я хочу этого мужчину. Монстра.
Это было непонятно. Дико.
Но справиться с нашим желанием уже было невозможно.
Я застонала громче и выгнулась, когда его пальцы вошли в меня, задевая внутри неведомые струны наслаждения.
Буровой осыпал поцелуями все мое лицо. Щеки, скулы, подбородок. Спустился к шее, затем к груди. Его пальцы нанизывали меня без остановки. Большой ласкал клитор. Чуть надавливал и выводил по кругу узоры. Я смотрела во все глаза, как этот накаченный стальной громила, держит меня словно щепку в своих ручищах. Его плечи на моих ребрах широким разлетом с четко очерченными мускулами, его лицо мелькало то над одной грудью, то над второй, то замирало в ложбинке между ними. И каждый сантиметр кожи он нацеловывал с довольным утробным рыком.