Расплата. Цена дружбы
Шрифт:
Сергей Михайлович подхватил Милу на руки, и она показалась пушинкой. Так оно, в сущности, и было. Украинский был крупным мужчиной, госпожу Кларчук отличало изящество статуэтки.
– Мила? Милочка?! Вы живы? – выкрикивал полковник.
– Не трогайте меня, сволочи! – Мила выгибалась и шипела как кошка. – Сволочи! Все вы сволочи!
– Живая? – удивился Торба. Он немедленно вызвал скорую помощь.
– Оставьте меня! ПОЖАЛУЙСТА! НУ, ПОЖАЛУЙСТА!
– Аффект, – важно сказал Торба. Украинский, с Милой на руках, привалился к борту «Мерседеса».
Когда прибыли медики, Мила достаточно оправилась, и они с Украинским даже перебросились
– Вы поправляйтесь, Милочка, – провожая носилки в карету, Сергей Михайлович кусал губы. – Я все возьму на себя. Этот Протасов, он… я ему такое, понимаете, светопредставление устрою… – Перед носом полковника захлопнулась загрузочная дверь. Водитель «скорой» включил проблесковые маячки.
– Ты вот что, Володя. Дуй с ней в больницу. – Приказал Торбе Украинский.
– Все в ажуре, Сергей Михайлович, – докладывал майор Торба. – На удивление, я бы сказал. Ни переломов, ни разрывов. Синяки одни…
– Да уж, в ажуре…
– И вывих лодыжки ее у нее. Уже вправили. Костоправы, бля. В общем, повезло…
– Хоть в чем-то должно везти…
– Это уж точно, Сергей Михайлович. В рубашке, можно сказать, родилась. Перепугалась, конечно, очень. Всю дорогу ее колотило. Что и говорить, нервы. Видать, думала, конец.
– Я тоже так думал, – с неохотой признался Украинский. – Ты ее в госпитале оставил?
– Куда там. И слушать не захотела. Домой отвез. Ей там успокоительного вкатили, лошадиную дозу. Как давай она в машине зевать. Думал, по дороге заснет. Я ее до квартиры проводил, как положено.
– Охрану выставил?
– Так точно, товарищ полковник. Антон покамест за квартирой присмотрит.
– Один? – скривился Украинский. Оперативные данные на Леню Витрякова по прозвищу Огнемет напоминали былинные истории о Соловье Разбойнике. Антон же совсем не походил на Илью Муромца. Есть тот тип охраны, который в случае нападения, может только увеличить количество жертв.
– Людей не хватает, Сергей Михайлович. Костю я на Михайловскую отослал. – По кислому выражению, которое наползло на лицо Торбы, как туча на небо, Украинский понял, что на оперативной квартире возникли проблемы. Нешуточные, судя по всему.
– Что еще? – насторожился полковник.
– Давайте отойдем, товарищ полковник. Или, лучше, в машину ко мне усядемся.
Майор Торба залез в салон. Украинский последовал приглашению.
салон «девяносто девятой», то же время
Планшетов на такой скорости миновал темные коробки институтских корпусов, а затем ярко освещенные общежития студенческого городка, что оставалось только удивляться, как им удалось не переехать хотя бы парочку зазевавшихся на переходе у пивного ларька студентов.
– Сбавь обороты, Юрик, – сказал Бандура. – Хватит, е-мое, на сегодня.
– Куда едем? – спросил Юрик, приподымая ногу с педали газа.
– За Вовчиком, на Отрадный.
Вскоре они были на бульваре Ивана Лепсе. Бандура предложил остановиться в соседнем дворе. Пошла такая игра, что не стоило забывать об осторожности.
– Засаду ждешь? – поинтересовался Планшетов, мрачнея.
– Жду, – выдохнул Бандура. – А ты нет? Протасов, мудила, Миле мой телефон, как связной оставил.
– Думаешь, менты по базе адресок выковыряют?
– С ходу нет. – Заверил Андрей. Телефоном он был обязан Армейцу. В нашей стране
не принято ходить через парадные двери. Они нарисованы для красоты. ЧЕРНЫЙ НАЛ С ЧЕРНОГО ХОДА – основополагающий принцип бытия, кривой фундамент посреди гнилого болота. Этого постулата не в состоянии понять иностранцы, зато сограждане приучены исстари. Или по блату, или через взятки, или ВООБЩЕ НИКАК. Эдик пробил телефонную линию по каким-то своим каналам. Очередь ожидающих телефонизации инвалидов и ветеранов всех войн, какие только потрясали Отечество начиная с конфликта на озере Хасан, завораживала воображение и убивала надежды. Что, впрочем, не помешало знакомым Эдика. Телефонная пара обошлась Андрею в восемьсот баксов, а ежемесячные счета приходили на имя мифического гражданина Коренева В.П. Бандура никогда в жизни не слыхал об этом гражданине и даже не был уверен, что тот существует в природе. Впрочем, какая разница? Он платил, не задумываясь. – С ходу не докопаются. Но, рано или поздно раскрутят, скорее всего. Если на телефонном узле хвосты, кому надо, прищемят. В общем, Юрик, нечего расслабляться!– А кто тут расслабляется, чувак?
– Береженого Бог бережет, – сказал Бандура, и они покинули машину, оставив Бонасюка в багажнике. По пути на Отрадный Вась-Вась перестал кричать. Андрей подозревал, что, когда машину подбросило на рукотворных колдобинах, именуемых по западному «полицейскими», Васю оглушило, как рыбу динамитом. – Глянь, Юрик. Может он это? Того?
– Ой! Цаца! Что ему сделается? – возмутился Планшетов. Андрей махнул рукой.
– Как знаешь.
– Верно. Пошел он гнить. Пускай себе валяется. Лишь бы не блеял, на всю округу.
– Из твоей хаты сваливать одно удовольствие, – заметил Планшетов у парадного. – Чуть что не так, в окно, и с концами. Первый – это тебе не десятый.
– Типун тебе на язык. – Андрей постучал по дереву. Они зашли в подъезд. Пока все было тихо.
– Я серьезно, чувак. Вот был у меня прикольный случай. Подцепил чувиху на дискотеке. Клевую такую, знаешь? Проводил домой. Она говорит, заходи. Ну, думаю, нормальный ход…
– Ну и… – слушая в пол-уха, Андрей искал по карманам ключи. Они стояли под дверью.
– Ну, дернули, по сто, для разминки. Я к ней, она не против. Раздел ее, сам шмотки скинул. Трусов, правда, снять не успел. Повезло мне, чувак, с трусами. Только пошла жара, открывается, ты прикинь, дверь, и заваливает шобла из семи пингвинов: «Нет, чувак, мы не поняли, что ты с нашей сестрой делаешь?!» Ну, думаю, глина мне настала. И как был, в одних трусах, в окно…
– Как же ты выжил, Юрик?
– Первый этаж, чувак. Правда, был конец ноября… – Планшетов покачал головой, заново переваривая пережитое. – Морозы стояли, мама не горюй. Трескучие. Такой кайф словил. Думал, конец отпадет…
– Рубашка и майка лежат на песке, никто не плывет по опасной реке, – процитировал Михалкова Бандура.
– Ты прямо поэт, чувак…
– Все, цыц, заходим. – Бандура толкнул дверь.
квартира на бульваре Ивана Лепсе
С семи часов вечера, когда они отправились на дело, в квартире ничего не переменилось. Волына валялся на том же месте и безмятежно дрых.
– Неужели до сих пор спит, образина? – слегка удивился Бандура. Планшетов проверил запасы водки и выяснил, что они уменьшились еще на треть.