Расплата. Цена дружбы

Полковник криво ухмыльнулся.

– Какой грамотный. Видать, мало вы ему дали прикурить.

– Дали, будь здоров, – заверил Торба. – Но, подозреваю, Сергей Михайлович, что к данному делу Атасов, если и причастен, так разве что косвенно. Он, похоже, действительно из квартиры не выходил. Где ж ему успеть так нарезаться?

– Где его дружки, спрашивал?

– Обижаете, Сергей Михайлович. Конечно. Говорит, будто не в курсе. Мол, давно никого не видел. А если кто и заглядывал, так кто именно и о чем говорили, толком не помнит, потому как был сильно пьян.

– Врет, – твердо сказал Украинский. – Брешет, как Троцкий.

– Кто его знает, – засомневался майор. – Он недавно отца похоронил. Говорит, только-только из Винницы вернулся.

– А как он объясняет, что Протасов давал его телефон, как свой?

– Никак не объясняет, товарищ полковник. Говорит, у Протасова и спрашивайте.

– И спросим, – пообещал полковник. – Пускай не сомневается, урод. Ладно. Появится Журба, он с ним еще потолкует. Когда мерзавец очухается. Глядишь, развяжет язык. Телефон проверил? – Интересуясь телефоном, полковник имел в виду городской номер, оставленный Протасовым Миле в качестве связного. Как известно, номер был установлен знакомыми Армейца в обход всех очередей.

– Никак нет, – доложил майор. – Нет такого номера.

– Как так?! Что, в природе нету?

– В природе-то есть, Сергей Михайлович. В базе тоже есть. Но, согласно базе, номер числится за гражданином Кореневым Владимиром Павловичем. Данные базы совпадают с записью в регистрационной карточке телефонного узла.

– Так и брать этого Коренева надо. За яйца.

– Уже взяли, – отвечал майор, – и отпустили, с извинениями.

– Не понял, – не понял полковник. – Как так?

– Гражданин Коренев, проживающий на проспекте Чубаря 12-Б, – инвалид войны, ветеран, орденоносец, заслуженный, в общем, человек. Вся грудь в медалях. Передвигается на костылях. Еле дышит, я вам так скажу.

– Вот у деда они и сидели. Комнату сняли, и все дела!

– Как бы не так, Сергей Михайлович. У деда телефона нет. Дед в прошлом году три месяца в госпитале пролежал. А как выписался, телефон отключен. Дед кое-как дополз до узла, медальками позвенел. Раз ему сказали, что телефонная линия в порядке, просто сам аппарат, видимо, испортился. В другой, что вроде линия подмокла, а потом заявили, будто номер упразднен за неуплату. Дед так толком и не понял, какие к нему претензии, но номера с тех пор у него нет. Как и здоровья, понимаете, чтобы с ними воевать. Дед свое отвоевал.

– Короче, забрали у старика телефон, – подвел итоги Украинский.

– Так точно, – подтвердил майор. – Пока он в больнице валялся, перепихнули кому-то. Неофициально, конечно. Баксов пятьсот сняли, и порядок.

– Так чего ж дед права не качает?

– А как, Сергей Михайлович? Он же только условно ходячий. Так, на костылях, по квартире. До толчка и обратно. Родственников нет, жена померла. Соседка ему продукты покупает, по доброте душевной, или за унаследование жилья, я уж точно не знаю. Кому бучу подымать?

– Да, – согласился полковник. – Невеселая картина. А ты узнать не пробовал, куда они эту пару протянули? Кто-то же номер перебросил. Трухнул бы хорошенько, подонков, да выяснил, у кого рожа в пуху.

– Времени было мало. Кого ночью трусить?

– Тоже правда, – полковник внезапно осекся и поглядел на майора взглядом неожиданно прозревшего человека. – Ах ты, черт! Вот, понимаешь, садовая голова…

– Что, Сергей Михайлович?

– Ух, выдохнул Украинский, и даже хлопнул себя по лбу. – Башка совсем дырявая стала… Устал я, Володя, со всем этим дерьмом…

– В отпуск вам пора, – поддакнул майор, решив, что если шефу захотелось пожаловаться на жизнь, то самое время проявить сочувствие.

За грустными нотками в голосе Сергея Михайловича немедленно последовал весьма подозрительный взгляд:

– Отдыхать будем в следующей жизни, майор. Вот что… – Украинский выдвинул ящик письменного стола и принялся быстро перебирать бумаги. – И Журба этот, чертов, как назло запропастился. Именно он мне и докладывал…

– Что докладывал, товарищ полковник?

– Вот что, – сказал Украинский, торжествуя. И протянул лист формата А-4, где рукой Следователя был записан адрес Протасова в Софиевской Пустоши.

Софиевская Пустошь, улица Павлика Морозова, 72. Дом на самом отшибе,

Одноэтажный. Забор перекошенный, краска похожа на зеленую. Как ориентир,

колодец с «журавлем».

– Вот, – повторил Сергей Михайлович. – Тут они сейчас и сидят, сволочи.

– Это же пригород, товарищ полковник.

– В том-то и дело, Володя. Им, мерзавцам, и невдомек, что Журба уже давно адресок этот пробил. Протасов там комнату снимает. У хозяйки, в частном секторе. Держу пари, майор, там они, больше негде. Лучшего места, чтобы переждать, не найти, это точно. Одна беда, для них, понятно, что мы о нем знаем. А они не знают, что мы знаем. Тонко, да? Значится, там их и накроем. Всю кодлу, я тебе гарантирую.

– Поднимать людей? – осведомился Торба.

– Поднимай, – сказал полковник. – Скверно, Володя, что Журба пропал. Они с Ещешиным там были, на местности, значит, ориентируется, понимаешь? Дай-ка я ему еще разок позвоню.

Но, не успел Сергей Михайлович коснуться трубки, как телефон ожил сам по себе.

– Вероятно, это он и есть, – сказал Украинский, снимая трубку.

«Он?» – глазами спросил Торба. Сергей Михайлович покачал головой. Послушал пять минут, еле кивая, потом спросил порывисто:

– Это точно?! Ошибки быть не может? – и очевидно, получив отрицательный ответ, принялся левой растирать залысину. Торба, не спускавший с полковника глаз, нутром почуял, что ЧП на Михайловской этой ночью не последнее. Что-то еще стряслось. – Побудь на связи. – Сергей Михайлович отложил трубку. – Кого же мне послать? – вопрос прозвучал почти по-Гамлетовски. Торба почувствовал это.

– Плохие известия, Сергей Михайлович?

– Плохие? – подавленно переспросил Украинский. – Плохие, б-дь, не то слово, Володя… По линии оперативного дежурного передали… На Оболони пожар был. Сегодня вечером. Сгорел гараж. Дотла выгорел, понимаешь…

Если бы Украинский был майором, а Торба, наоборот, полковником, то он наверняка бы посоветовал Сергею Михайловичу не забывать о знаках различия на петлицах. Пускай о пожарах пожарные беспокоятся. Или, по крайней мере сказал бы, что не стоит делать таких пауз, от которых нападает зевота. Но, поскольку они еще не поменялись местами, пока, Владимир Иванович благоразумно смолчал.