Расплата
Шрифт:
— Вы виделись с Балинтом после того, как спрятали его в сарае?
— Да, я вышла сказать, что все в порядке, а потом, когда родители уснули, вновь сбежала к нему.
— Как долго вы там задержались?
— Долго… Он говорил, что пока все устроится, пройдет года полтора, а до того времени мы уж не увидимся.
Шухайда кивнул;
— Оставайтесь сегодня ночью около матери! Из дома никуда не отлучайтесь! Утром мы за вами заедем. Понятно?
На улице веяло вечерней прохладой. Мужчины остановились.
— Было бы надежнее забрать ее с собой, — сказал Корбуй.
— У меня тоже есть
Они уже дважды проходили рядом с забором. Пати не поднимала морды от земли, шумно втягивала ноздрями воздух. Баккаи подбадривал ее: «Ищи, Пати, ищи». Если собака и в третий раз поведет их вдоль ограды, тогда Вольф точно пошел в другую сторону. «Пати, собачка моя, не делай из нас посмешище!»
Вдруг Баккаи почувствовал, как повод дрогнул и натянулся. Собака подняла голову, словно пытаясь найти поддержку у идущих за ней. Ни тропинки, ни следа. Неужели старик пошел все-таки сюда, через сад? Вокруг одинокие, старые, искривленные деревья, черные кусты.
Под тяжелыми сапогами бегущих грохочет мост. Вот и железнодорожная насыпь. Распахнутая дверь путевой будки желтым пятном выделяется в ночи. Сторож дремлет, облокотившись о стол. Линия железнодорожного полотна надвое делит ночное пространство. По холмам, по оврагам — только вперед! Пати тащит за собой Баккаи, где-то за его спиной, задыхаясь, тяжело дыша, бегут младший сержант Шанта, рядовые Яник и Грубер.
Уже чувствуется тяжелый, пропитанный испарениями запах болота. Все больше накаляется обстановка летней ночи. На плоском лугу душистыми холмиками разбросаны копны сена.
— Я больше не могу! Мне не хватает воздуха! — стонет Грубер. Но и без слов сам внешний вид Грубера — крик о помощи: лицо перекошено, ноги подгибаются, рукой держится за бок.
— Останься! — кричит ему младший сержант Шанта. Но Грубер все-таки продолжает мучительный бег. Нужно перетерпеть. Он должен быть с ними — ведь он пограничник!
Земля начинает хлюпать, хотя она еще напоминает мягкий ковер. Но вот из темной ночи вырисовываются отдельно стоящие деревья. Это уже болото. Баккаи поскользнулся, падает. Однако сил у Пати больше, чем можно было предположить. Ее охватил охотничий азарт, и она метров десять тащит за собой хозяина. Баккаи же крепко держится за длинный поводок, не решаясь его отпустить. Вот наконец ему удается вскочить на ноги, и он мчится дальше. Стекает прилипшая к рубашке и брюкам жидкая грязь. В такт шагам колотит по спине автомат. Многократно повторяясь, эти удары причиняют боль. Впереди чернеет вода: это огромные лужи преграждают путь. Деревья уменьшаются до размеров кустов, которые образуют плотную стену. Через нее и ведет дорога. Какая дорога?! Хорошо, если тропинка!
Шанта щелкает выключателем карманного фонаря. Пати по самую грудь погружается в воду. Она задирает голову и уныло скулит — здесь идти по следу невозможно. Вода, в отличие от суши, не хранит мельчайших молекул запаха. Запах человека остается на дороге, на траве, а на болоте есть только один запах — болотный. Теперь уже Баккаи приходится тянуть за собой Пати, хлестать ее поводком, чтобы не упрямилась.
Собака боится, и ее опасения вполне объяснимы.— Все равно не догоним! — Грубер останавливается. У него, наверное, прохудились сапоги или просто портянка сбилась и трет ногу. — Давайте вернемся!
Инстинкт и человека и зверя протестует одинаково: нет, только не сюда! Не в эту черную, непроходимую неизвестность, где клубятся, обволакивая своими липкими щупальцами, ядовитые болотные газы. «Остановись, не ходи!» — не пускает жажда жизни.
— Вперед! — рычит Шанта, освещая фонариком темно-зеленый тростник, чахлый кустарник, мясистые стебли осоки. — Забравшийся сюда, — шепчет Шанта, — должен был как-то и выбраться. Мы обязательно отыщем след!
— Что будем делать, товарищ младший сержант? — Вопрос Яника закономерен, но тем не менее настораживает.
— Где удалось пройти Вольфу, прорвемся и мы!
Теперь они едва плетутся, и так же медленно, почти ощутимо тянется время. Вода доходит до пояса. Осока, за которую им приходится держаться, режет ладони.
— Что же с нами будет, товарищ младший сержант?
— Догоним! Должны догнать!
Баккаи несет собаку на себе, ведь плыть с поводком ей трудно, а снять его нельзя. Но вот, кажется, самый опасный участок позади. Как черные солдаты Нептуна, они поднимаются из воды. Теперь уже близко, и можно чуть-чуть передохнуть. Пошатываясь и держась за ремень, вслед за Пати тащится Баккаи. «Тяни, мой верный друг!» За ним плетутся Шанта, Грубер и Яник.
Сколько времени пришлось им бежать сломя голову, ползти, месить болотную грязь, преодолевая трудности и самих себя, оставляя позади гнилые, проклятые километры? Время замерло. На болоте нет времени: есть только прошлое и будущее, если им посчастливится выбраться отсюда.
Нужно только идти по следу Михая Вольфа, все время по следу и ни шагу в сторону!
Но удалось ли выбраться самому Михаю Вольфу? Вот уже виднеется и конец болота, а совсем рядом — граница. Но где же Вольф? Неужели они его не догнали?
Звенит в ушах, стучит в висках кровь. Скорее бы донеслись крики ребят, которые находятся где-то впереди, в дозоре, и должны заметить, задержать Михая Вольфа…
Рядовой Талаш с напарником лежали на склоне небольшого холма в душистой зеленой траве. Оружие здесь же, под рукой. На фоне светлеющего неба легче заметить приближающуюся фигуру.
— Пора бы уже им появиться, — рассуждает Сабо, переворачиваясь на другой бок.
— Замолчи!
Старший наряда Талаш перевернулся на живот, лицом к болоту. На согнутом предплечье левой руки покоится автомат.
Что это? Свет гнилушки? Упавшей звезды? На болоте пляшет огонек. Далеко ли до него? Долетают отдельные звуки.
Сабо сгорает от любопытства: что это? Но спросить не осмеливается. Так же, как и старший наряда, он всматривается в темноту. Откуда им знать, что это группа преследования? Что это идут, преодолевая воду и грязь, раздвигая и ломая тростник, продираясь сквозь колючий кустарник, Шанта, Грубер, Баккаи и Яник.
А между ними? Неужели никого и ничего, кроме ночной мглы, нет? Хрустнула ветка, хрустнул куст. Может, лиса? Или косули оставили сочные луга и осмелились забраться на болото?