Распутанный
Шрифт:
— Мне не нравится доктор Хеннесси, Дэн. У меня мурашки от него, и я хотел бы, чтобы ты не говорил с ним обо мне. Вообще.
Дэн бросил на него осторожный взгляд.
— Мурашки от него? Почему?
— Не знаю. Мне просто не нравится, как он смотрит на меня.
Дэна охватила спокойная неподвижность хищника.
— Он трогал тебя, Эйден? Непристойным образом?
— Нет, — ответил он, и Дэн расслабился. А потом добавил: — Вроде, — поскольку вспомнил, как Хеннесси устроился на краешке кресла и держал тот диктофон. — О, не знаю. Я просто не чувствую… себя с ним не в безопасности.
— Что ж, мне это ничуть
Папа Мэри Энн. Желудок Эйдена сжался, как раз когда он осознал, что Дэн в самом деле хочет помочь ему. Давным-давно доктор Грей был его доктором. Они оба помнили это и то, как доктор Грей вышвырнул его из кабинета, потому что Эйден признался, что путешествует во времени. Точно так же, как говорила мама Мэри Энн. Он думал, что Эйден украл его дневник, прочитал историю его жены, и взорвался.
Доктор Грей до сих пор так думал, потому что не хотел принять правду, что его жена не была сумасшедшей, что он зря пытался вылечить ее. Что она умерла, потому что никто не слышал ее и не помог ей. И поэтому Эйден не нашел общий язык с доктором Греем.
— Нет, — сказал Эйден, покачав головой.
— Неважно. Доктор Грей уже отказал нам, потому что у него и так слишком много пациентов.
Да, точно.
— Может, мы найдем кого-нибудь в городе.
— Это примерно тридцать минут езды в одну сторону, и нам просто не хватит на это времени, но я обещаю подумать. Что-то нужно делать. Я не хочу, чтобы тебе было неприятно. Ладно?
— Ладно. — Это было больше, чем Эйден надеялся, просто воплощение мечты. Взрослый, ответственный за него, только что доказавший, что… заботится о нем. Как такой дерьмовый день стал таким прекрасным?
Когда они добрались до ранчо, Эйден выскочил из грузовика.
— Хочу умыться перед едой, — сказал он, Дэн согласился, и парень направился в свою комнату.
Общага была пуста, парни уже были в главном доме. Эйден заперся в ванной, счастливый из-за Дэна, из-за неожиданной поддержки, из-за того, что никогда больше не увидит доктора Хеннесси снова.
Он покрутил краники перед раковиной, и теплая вода полилась по рукам.
— Ребята? — прошептал он душам. Друг за другом они отозвались. — Вы помните, что произошло в том кабинете?
«Нет», — ответил Калеб. — «Я сейчас как черная дыра, и это серьезно портит мое обаяние».
«Кого заботит обаяние? Я с трудом вспоминаю вообще этот день», — сказал Джулиан.
«Как будто память выскребли», — ответил Элайджа, — «и мне это не нравится».
Так что с ними стало, пока он был в голове Хеннесси? Подождите. Он был в голове Хеннесси?
Как только сформировался вопрос, на его собственную память, казалось, сбрызнули «Виндексом» [2] и насухо вытерли. Он хмуро посмотрел на свое бледное отражение в зеркале, пытаясь пережить последние пять минут. Ничего. Последний час. Все равно ничего. Капли воды брызгали на его руки, но внезапно он не смог вспомнить, как пришел в ванную и тем более, как включил кран.
Он
еще больше нахмурился.— Что мы здесь делаем?
«Умываемся», — сказал Калеб с невысказанным «прикинь». — «У нас встреча с новым учителем».
2
Виндекс — средство для чистки стекол.
— А, да. — Он покачал головой, прогоняя чувство тревоги. — Давайте покончим с этим.
***
И снова Такер обнаружил себя свернувшимся калачиком в подземном склепе с пылью в носу, заключенным в тиски темноты, холодный сырой воздух поглаживал его костлявыми пальцами. На этот раз он дрожал. Не потому, что был слаб — физически, сейчас он был сильнее, чем в последнее время — но потому, что чувствовал угрозу, разливающуюся в воздухе. Густую, как кровь. Резкую, как горящая резина.
Что его ждет? Ничего хорошего, это точно. И почему? Он делал все, что ему говорили. Он преследовал Эйдена. Он продолжал наблюдать. Да, он ослушался несколько раз, последовав за Мэри Энн, чтобы убедиться, что она добралась туда, куда хотела, без проблем, но он всегда возвращался к Эйдену. Всегда.
— Я недоволен тобой, парень.
Ровный голос донесся всего в нескольких футах от него, и хотя он не видел говорившего, он потряс его куда сильнее, чем если бы Влад кричал.
— Я… мне жаль. Я пытаюсь. Пожалуйста, не наказывайте меня. — Он не мог заставить себя встать и бежать, неважно как сильно этого хотел. Боже, как же он этого хотел. Но он также хотел и угодить этому мужчине, этому свергнутому королю, эта потребность была частью его, такой же как его сердце или легкие, и прямо сейчас Влад хотел, чтобы он оставался на месте.
— Наказать тебя? Возможно. Ты плохо стараешься.
— Вы тоже ничего не делаете, — пробормотал он, прежде чем смог остановить себя. Тогда он съежился, ожидая яростного удара в ответ.
— Я исцеляюсь, глупец. Моим людям нельзя видеть меня таким.
— Конечно, конечно.
— У меня есть вопросы, и ты мне ответишь. Как человек — Эйден — возглавил моих людей? Почему они следуют за ним? Почему он до сих пор жив? — Каждый последующий вопрос рубил сильнее, чем предыдущий.
— Я не… У меня нет… — Но ответ у него был. Из всего, чему Такер был свидетелем, только один ответ имел смысл.
— Говори!
Влад прокричал это слово, и Такер понял, что ошибался. Не было ничего хуже, чем слышать, как этот вампир осуждающе кричит. Глубокие, клубящиеся волны его ярости были лижущими, пирующими языками пламени. Такер сглотнул. Одна часть его хотела сбежать, точно так же другая хотела не дать словам вырваться.
Эта его часть уступала чувству самосохранения.
— Ему покровительствуют волки.
— Волки. — Последовала тишина. Тяжелая, густая тишина, сводящая живот и бросающая в пот. Но, наконец, к счастью, Влад заговорил снова. — Продолжай наблюдать за ним. Мне предстоит многое учесть.
Не приказ убить, но все же Такер испытал отвратительную волну страха. Этот решающий приказ последует. В этом он не сомневался.
***
Ужин — отстой.