Распутье Воронов

Примерно с час они ехали в полном молчании. И ничто не указывало на то, что до Мерсо первой заведёт беседу. У Геральта, конечно, были вопросы, но он не спешил задавать их. Он помнил, что комендантша не любит пустой болтовни, и ему вовсе не хотелось услышать это от неё ещё раз.

Но, в конце концов, он не выдержал.

— Зачем я понадобился маркграфу?

Комендантша подъехала так близко, что задела стременем ногу Геральта.

— Ты ведьмак, — о чудо, она отозвалась. — Ты нужен по ведьмачьим делам.

— А конкретно?

— Весьма конкретно.

Он замолчал, чувствуя, что теряет терпение.

Издали, оттуда, где кончался лес и сиял закат, донёсся собачий лай. И рёв быка.

— В деревне, — сказала Елена Фиакра де Мерсо, — переночуем. Я там потребую постой именем маркграфа. Тогда и поговорим.

Постой, то есть обязанность содержать свиту путешествующих сановников, знати и чиновников низшего ранга, был повинностью, чаще всего означающей для деревни или посёлка сущее наказанье Божие, сравнимое разве что с пожаром или нападением вражеской армии. Геральт видывал в храме в Эльсборе поселян, умолявших жриц о помощи и посредничестве в жалобах, которые они приносили властям на чиновников, злоупотреблявших — иной раз очень жестоко — этой повинностью.

А потому не удивился тому, что бедная — это было заметно издалека — деревня на краю леса встретила комендантшу де Мерсо и её требование постоя нерадостно. Да что там, некоторые бабы завыли, а дети заревели. И напрасно. Комендантша воспользовалась повинностью очень даже скромно. Нет, она не отказалась, когда староста отдал в её распоряжение свою избу. Однако солдатам велела ночевать в сарае. И сустентовать себя собственным провиантом, не уменьшая и без того жалкого имущества общины и запасов еды и корма, без которых деревня могла бы и не пережить зиму.

О своём обещании она не забыла. Когда опустилась ночь, Геральт был рядом с нею в избе старосты. За кривым и небрежно обструганным столом. При свече, которую она достала из собственного вьюка. В деревне о свечах и не слыхивали, были только светильники. Которые ужасно воняли прогорклым жиром.

— Ты, — начала она, вглядываясь в колеблющееся пламя свечи, — молодой ведьмак, это видно. Так что не удивляйся, если я спрошу тебя, мне надо удостовериться. Чудовище, называемое стрыгой. Знаешь ли ты, что это такое?

— Знаю. Стрыга — это чудовище из группы упырей, подгруппы ночниц. Может родиться в результате повреждений плода из-за проклятия или порчи, наведённой на беременную мать…

— Когда беременность — следствие инцеста.

— Согласно народным поверьям. Проклятие или порча могут быть наложены не на плод, а на человека. В любом возрасте. Если порча подействует, пострадавший от неё человек после смерти станет стрыгой.

— Видел когда-нибудь?

— Видел, — подтвердил он. Не солгал. Но не уточнил, что видел гравюры. В «Физиологусе» и других фолиантах из ведьмачьей библиотеки.

— И знаешь, как с этим справиться.

— Знаю, — и на этот раз он не добавил, что знает из книг и лекций Весемира.

— То есть, — снова заговорил он, не дождавшись её реакции. — У вас в Брунанбурге стрыга. Это то дело, из-за которого я нужен маркграфу.

В круг света от свечи вбежала мышь. Поднялась на задние лапки, огляделась. Подбежала к носку сапога Елены Фиакры де Морсо. Потом перепрыгнула через носок. И исчезла в темноте.

— Примерно год тому назад, летом, — Елена Фиакра де Мерсо проводила мышь бесстрастным взглядом, — в замок Брунанбург приехала дворянка из Ард Каррайга. Тайно и инкогнито. С дочерью, пятнадцати лет. Дворянка попросила убежища и защиты. Поскольку она была давней знакомой маркграфа, Линденборг гарантировал ей и то, и другое. После краткого пребывания в замке дворянка покинула его и Мархию вообще. Куда она отправилась, известно лишь маркграфу. Но уехала она одна. Дочь осталась у нас.

Геральту показалось, что, вымолвивши последние слова, комендантша вздохнула. Но он не прервал её монолога.

— Дочь осталась, — повторила комендантша. — Но незадолго до Мидинваэрне заболела и вскоре умерла. Маркграф был безутешен.

Геральт догадался, что было дальше. Комендантша поняла, что он догадался. И сократила свой рассказ.

— Началось в конце июля. Девушка стала выходить из могилы как… Как ты там сказал? Чудовище из группы упырей и подгруппы ночниц? Люди, однако, без обиняков назвали монстра его настоящим именем. Потому что, хотя всё держалось в строжайшей тайне, сплетен не остановишь. Оная дворянка из Ард Каррайга сбежала из столицы от своего отца. С дочерью, которая… Была в то же время и её сестрой. И потому стала стрыгой. Чудовищем с очень большими и очень острыми зубами.

— Стрыга, — Елена Фиакра де Мерсо всё ещё не сводила глаз с пламени свечи, — начала делать то, что обычно делает стрыга. — То есть выбираться из могилы по ночам и убивать людей. Массово.

— Истинное богатство Верхней Мархии, — продолжила она после минутного молчания, — и лично маркграфа — это соль. Всё Предгорье, то есть западный склон Синих Гор, особенно окрестности Брунанбурга, стоит на огромных подземных пластах каменной соли, причём наивысшего качества. Сейчас там работают уже три шахты, добыча достигает нескольких тысяч цетнаров в год. А в перспективе — намного больше. Под Брунанбургом возникло поселение шахтёров, там живёт их более сотни, плюс семьи.

Беда в том, что кладбище и гробница стрыги находятся поблизости от этого поселения и самой шахты. Стрыга дальних прогулок не любит, и число жертв среди шахтёров растёт. И вдруг оказывается, что никто не хочет ни жить там, ни работать в маркграфских соляных копях.

Ты скажешь, что толпа шахтёров с кирками должна была справиться с какой-то несчастной стрыгой? Так вот, не справилась и не справляется. Расползлись сплетни и слухи. Что стрыга — существо сверхъестественное, и простому смертному с ней сразиться не под силу. Что каждый укушенный стрыгой сам стрыгой станет. Что и укуса не надобно, достаточно взгляда. Да и взгляда не надо, проклятие стрыги действует на расстоянии, и горе каждой забредшей в те места беременной женщине. И вдобавок ко всему этому…

Она вдруг умолкла. Пламя свечи метнулось, фитиль брызнул крошками сажи.

— Вдобавок ко всему этому ходят слухи, что маркграф Линдсберг и не собирается… истребить её. Он всё это время безуспешно изыскивает способ снять проклятие и расколдовать девушку. Маркграф изыскивает, стрыга убивает, шахтёры разбегаются из Брунанбурга, народ возмущается. И требует, чтобы маркграф, наконец, сделал что-нибудь. А именно — избавился от своих предубеждений. И призвал на помощь ведьмаков. Которых… ну, скажем так, не любит.

Геральт мог кивнуть, но решил, что это лишнее.

— В Стеклянной Горе, — комендантша подняла голову, — ты снял проклятие, убив того, кто его наложил. В случае со стрыгой это тоже действует?

— Нет. Совсем иначе. И на всякий случай: я не собираюсь ехать в Ард Каррайг, чтобы убить отца девочки.

— Буду знать.

Они помолчали.

— У меня странное чувство, — сказал он, — точнее предчувствие. Ты не всё мне говоришь.

На самом деле не было у Геральта ни чувства, ни предчувствия, а в поведении и словах комендантши не было ничего, ну, совершенно ничегошеньки, что могло бы указывать на неискренность. Он просто стрельнул наугад. И — о, чудо — попал в десятку.