Распутье

– Писать будете вы? Хорошо, только, пожалуйста, мои слова переносите на бумагу без изменений. Это очень важно.

– я буду писать, как положено, - в голосе участкового прозвучало раздражение.
– Я работаю в милиции уже двадцать лет и написал тысячу допросов. Не надо мне советовать, как писать...

– Конечно, конечно, - Костя смотрел, как Сморода расписывает ручку, и ощущал прилив злости, какой не было даже при столкновении с насильником: "Я перед ним ещё и извинялся. Да это просо грубый и самовлюблённый тип".
– Только если будет по-другому, я не подпишу тысячу первый.

Сморода посмотрел Косте в глаза - словно чёрная волна ненависти окатила парня с ног до головы и медленно отхлынула. Пахнуло тюремной сыростью, по спине в панике пробежали мурашки, очевидно, эвакуируясь.

Участковый опустил голову, нервно порылся в бумагах, отодвинул

153

телефон. Потом взял ручку, ещё раз оценил её, расположил бумагу перед собой поудобнее и начал что-то строчить. "Маме жалуется", - устав от ожидания, зло пошутил сам себе Костя, но тут же на него посыпалась дробь вопросов.

– Фамилия, имя, отчество?.. Место работы?.. Адрес прописки?..

Только на вопросе о судимости Сморода задержался и переспросил два раза: "Точно судимы не были, не надо проверять?" Костя вновь не удержал свою молодую кровь: "Не судим. Слава Богу, никогда с милицией близко не сталкивался."

– Ничего, всё ещё впереди. Итак, в какое время вы проходили мимо дома номер двадцать восемь в переулке между Советской и Ленинской улицей?

– Около десяти часов. Точно не знаю.

– Вы откуда-то возвращались? Эти люди, возможно, знают точно7

– Немногим точнее. Стоит ли впутывать их в это дело?

– Правильно.

Сморода записал что-то и снова поднял голову. Костя обратил внимание, что почерк у милиционера мелкий, отрывистый, с завитушками.

– Что послужило поводом для драки?

– То, что я хотел освободить Мирошник Галю, а Закатилов препятствовал этому с ножом в руках.

– Вы всё-таки продолжаете утверждать, что Закатилов и Мирошник находились внутри дома?

– Это легко установить, стоит лишь побывать в этом доме. Следы, отпечатки...

– Бывать там нет необходимости. А вот там, где сломанный забор палисадника, действительно, у дороги валяется обломок доски, что соответчтвует заявлению гражданина Закаилова о том, что вы били его доской.

– Тогда ногами я его, получается, не бил?

154

– Почему же? В заявлении также указано...

– Но ведь мои ноги не валяются около того дома?

Волна ненависти вновь плеснула Косте в лицо. Однако выдержка у Смороды была тренированной, и кроме взгляда, он себе почти ничего не позволил.

– Я смотрю, ты блатной мужик. Палец в рот не ложи. Ничего, там видно будет...

– Это я-то блатной? Вы подстраиваетесь под заявление Закатилова, как будто мои слова юридически неравноценны его словам. Устное заявление мирошник о нашей якобы драке на улице ничего не значит. Другое дело, если она даст свидетельские показания под роспись. Кстати, разве она говорила, что мы дрались на улице? Это только в заявлении вашего маньяка.

– Он не ма... мой. Ведите себя нормально. Ещё одна такая выходка, и будем вести допрос в другом месте. Проведёте ночь в камере, а утром дадите показания. И без всяких выпендриваний.

– Может быть. Что зарекаться? Но всё же ответьте на вопрос о Мирошник.

– На вопросы будете отвечать вы, а не я.

– Но я всё-таки надеюсь, что сейчас не тридцать седьмой год, и не имеет определяющего значения, кто вперёд подал донос, то есть заявление?

– Перед судом все равны... Садят того, кто совершил преступление, а не на кого вперёд напишут.

– Отлично. Правда, я не стану в свою очередь врать, что той самой доской Закатилов бил меня. Обычно я пользуюсь пустой рукой. Тем более, с таким цыплёнком...

– Итак, поводом для драки послужило?..

– Послужило то, что Закатилов бросился на меня с ножом, так как я застал его за попыткой изнасилования этой девятиклассницы внутри заброшенного дома в переулке между...

– Ясно... Как происходила драка, в результате которой гражданин Закатилов был избит?.. Что касается последнего, то это не только из его

155

заявления. Очевидно, он сегодня же снимет побои в больнице, и будет соответствующее подтверждение.

– Мало ли? Может. Он с женой подрался? Ёлки-палки, а ведь Мирошник говорила, что она царапала ему лицо, когда пришла в себя после кратковременного обморока и увидела, что он затащил её в дальнюю комнату...

– Что вам якобы сказала Мирошник, к делу не относится.

– Просто стыдно будет. Если мне ещё и следы от ногтей припишут. Если б я ударил его по лицу, он бы сам потерял сознание.

– Куда же вы его ударили?

– я на крик зашёл в этот дом и поначалу ничего не увидел. Спросил, кто там, и тогда-то... Вы этого не записываете?

– Продолжайте, продолжайте. Как только полностью ответите на вопрос, я сформулирую и запишу всё в целом.

– Ясно... Смотрю, в углу девчонка, одежда на ней порвана, бедняга аж на ногах не стоит, а на меня идёт с ножом мужик лет сорока. Как только он приблизился, я увернулся от удара. Тогда он бросился во второй раз. Я ударил ногой и ...

– Так, ударили ногой, - Сморода начал быстро записывать.
– Продолжайте... А как вы заметили у него в руке нож?.. Может, это было что-то похожее на нож? Или, может, вообще показалось? Темно же было...

– Не может. Насильник оставил свою жертву, попал в свет, который падал через среднее со сторны переулка окно. Я его несколько раз предупреждал, что нападение с ножом чревато, и я буду обороняться. Однако он продолжал кидаться... Ё-моё! А ведь нож-то валяется где0то там! он его бросил, когда убегал! Ну, я и дурак! Там же отпечатки...

– Теперь это неважно. Прошло много времени.

– Конечно. Но я всё-таки зайду туда. Если, разумеется, ко мне не будет применено содержание под стражей. Чтоб не лазил. Где попало...

– Ищите на здоровье. Закончим допрос, и я вас отпущу.

156

– Эх, если б знать! Я освободил эту девчонку, а потом заботился только о том. Чтоб она успокоилась... Честно говоря, был уверен. Что её родители заявят в милицию.

– Помимо этого удара ногой, вы наносили другие удары?

– Я выбил нож, он бросился на меня, обхватил и попытался повалить, я бил по голове и ещё куда-то...