Распутин. Правда о «Святом Чорте»

Иногда утверждают, будто царская чета обсуждала с Распутиным лишь религиозные вопросы и здоровье наследника. Однако переписка Николая и Александры показывает, что в поле зрения их общения с Распутиным был гораздо более широкий круг вопросов. Так, 4 декабря 1916 года Александра Федоровна писала императору: «Но Господь, который весь любовь и милосердие, помог, и наступил уже поворот к лучшему. Еще немного терпенья и глубочайшей веры в молитвы и помощь нашего Друга (так супруги именовали в переписке Распутина. – А.В.), и все пойдет хорошо! Я глубоко убеждена, что близятся великие и прекрасные дни для твоего царствования и России. Только сохрани бодрость духа, не поддавайся влиянию сплетен и писем – проходи мимо них, как мимо чего-то нечистого, о чем лучше немедленно забыть. Покажи всем, что ты властелин, и твоя воля будет исполнена. Миновало время великой снисходительности и мягкости– теперь наступает твое царство воли и мощи! Они будут принуждены склониться пред тобой и слушаться твоих приказов, и работать так, как ты хочешь и с кем ты назначишь. Их следует научить повиновению. Смысл этого слова им чужд: ты их избаловал своей добротой и всепрощением. Почему меня ненавидят? Потому, что им известно, что у меня сильная воля и что когда я убеждена в правоте чего-нибудь (и если меня благословил Гр.[3]), то я не меняю мнения, и это невыносимо для них. Но это – дурные люди».

5 декабря царица убеждала царя: «Милый, верь мне, тебе следует слушаться советов нашего Друга. Он так горячо денно и нощно молится за тебя. Он охранял тебя там, где ты был, только Он, – как я в том глубоко убеждена и в чем мне удалось убедить Эллу, – и так будет и впредь – и тогда все будет хорошо. В «Les Amis de Dieux» один из божьих старцев говорит, что страна, где божий человек помогает повелителю, никогда не погибнет. Это верно – только нужно слушаться, доверять и спрашивать совета – не думать, что Он чего-нибудь не знает. Бог все Ему открывает. Вот почему люди, которые не постигают Его души, так восхищаются Его удивительным умом – способным все понимать. И когда Он благословляет какое-нибудь начинание – оно удается, и если Он рекомендует людей, то можно быть уверенным, что они хорошие люди. Если же они впоследствии меняются, то это уж не Его вина – но Он меньше ошибается в людях, нежели мы – у Него жизн. опыт, благословенный богом. Он умоляет, чтобы скорее сменили Макарова (министра юстиции. Уже после смерти Распутина, 20 декабря, он был уволен. – А.В.) – и я вполне с Ним согласна. Я сказала Шт(юрмеру), что он напрасно его рекомендовал; я ему говорила, что это далеко не преданный человек, и что теперь самое главное – найти действительно преданных людей, на деле, а не только на словах, и что мы должны за них крепко держаться».

9 декабря императрица передавала совет «старца» распустить Думу и не отправлять в отставку Протопопова: «Наш Друг и Калинин (так называл Распутин Протопопова. – А.В.) умоляют тебя распустить Думу не позже 14, по 1 или даже 14-е февраля, иначе тебе не будет покоя, и дело не сдвинется с места. В Думе они боятся только одного – продолжительного перерыва, а Трепов намеревается тебя поддеть, говоря, что будет хуже, если эти люди разъедутся по домам и разнесут свои вести. Но наш Друг говорит, что никто не верит депутатам, когда они поодиночке у себя дома, – они сильны лишь, когда собираются вместе. Дорогой мой, будь тверд и доверься совету нашего Друга – это для твоей же пользы. Все, кто тебя любит, думают, что это правильно. Не слушай ни Гурко, ни Григор(овича), если они станут тебя просить о коротком перерыве – они не ведают, что творят. Я бы не стала всего этого писать, если бы не боялась твоей мягкости и снисходительности, благодаря которым ты всегда готов уступить, если только тебя не поддерживают бедная старая женушка, А. и наш Друг; потому-то лживые и дурные люди ненавидят наше влияние (которое только к добру). Трепов был у двоюродного брата Калинина (у Ламздорфа) и, не зная, что это его родственник, говорил там, что 11-го едет к тебе и будет настаивать (нахал какой!) пред тобой на отставке Протопопова. Милый, посмотри на их лица – Трепова и Протопопова, – разве не очевидно, что лицо этого последнего чище, честнее и правдивее?»

10 декабря Александра Федоровна писала: «На деле Мануйлова п р о ш у тебя надписать «прекратить дело» и переслать его министру юстиции. Батюшин, в руках которого находилось все это дело, теперь сам явился к А. и просил о прекращении этого дела, так как он, наконец, убедился, что это грязная история, поднятая с целью повредить нашему Другу, Питириму и др., и во всем этом виноват толстый Хвостов. Ген. Алекс(еев) узнал об этом после от Батюшина. Иначе – через несколько дней начинается следствие – могут снова подняться весьма неприятные разговоры, и снова повторится этот ужасный прошлогодний скандал. Хвостов на днях, при посторонних, сказал, что он сожалеет о том что «чику» не удалось прикончить нашего Друга. И его, увы, увы, не лишили придворного мундира! – Так вот, пожалуйста, сейчас же, не откладывая, отошли дело Ман(уйлова) Макарову, – иначе будет поздно.

Милый, не уволишь ли ты поскорее Мак(арова) и не возьмешь ли Добровольского? Мак(аров) действительно враг (мой безусловно, а потому и твой), не обращай внимания на протесты Трепова…

Прилагаю письмо от Сухомлинова к нашему Другу. Пожалуйста, прочти его, так как он в нем дает исчерпывающие разъяснения относительно своего дела, которое ты должен вытребовать отсюда, чтоб все это не попало в Государственный Совет, иначе бедного Сухомлинова нельзя будет спасти».

15 декабря Александра Федоровна писала: «Как могу я быть покойной, когда Тр(епов) приезжает к тебе? Ведь ему удается внушать тебе неправильные решения! Только бы удалось найти ему преемника! Но многие говорят, что раз Мак(арова) сменят, его положение, в общем, улучшится. Видишь, как он держится за Макарова (которого я продолжаю считать лживым по отношению к нам) и хочет, чтобы он был во главе Гос. Сов.! – Это уж слишком! Назначь решительного (сурового) Щегл(овитова). Он подходящий человек для этого места, он не допустит беспорядков и гнусностей. Я тебе верну бумаги завтра, когда хорошенько просмотрю их. Очень благодарю тебя (также и от имени Гр.) за Мануйлова. Подумай, милый Малама сказал вчера в 5 часов, что от тебя не было бумаги (курьер приехал сегодня рано утром), а потому я должна была телеграфировать. Из этого хотели сделать целую историю, примешав туда разные имена (просто из грязных побуждений), и многие собирались присутствовать на суде. Еще раз спасибо, дорогой. Наш Друг был у нее – я не выходила из дома. Он уже давным-давно не выходит из дому, ходит только сюда. Но вчера Он гулял по улицам с Муней к Казанскому собору и Исаакиевскому, и ни одного неприятного взгляда, все спокойны. Он говорит, что через 3 или 4 дня дела в Румынии поправятся, и все пойдет лучше. – Как хорош твой приказ – только что прочитала его с глубочайшим волнением! Бог да поможет и благословит тебя, дорогой мой!»

Легко убедиться, что советы Распутина касаются вполне земных дел: назначение министров, прекращения процесса против Манасевича-Мануйлова и даже положения на румынском фронте. Ходили упорные слухи, что в окружении Распутина полно германских шпионов, которым он разбалтывает получаемую от царской четы секретную военную и политическую информацию. Правда, эти слухи вряд ли соответствовали действительности. Согласно послевоенным мемуарам руководителей германских и австрийских спецслужб, они не имели никаких агентов в окружении «старца» и вообще не имели сколько-нибудь серьезных агентов в Петрограде.

Дело Манасевича-Мануйлова, о котором упоминается в письмах императрицы, возникло из-за близости этого журналиста к премьеру Штюрмеру и к Распутину. Председатель Совета министров Борис Владимирович Штюрмер, занявший также пост министра внутренних дел, имел репутацию ставленника Распутина. В дневниках наружного наблюдения за «старцем» фиксировались тайные встречи между ними. Штюрмер приблизил к себе журналиста Ивана Федоровича Манасевича-Мануйлова, который ранее был уволен из МВД по обвинению в финансовых махинациях.

При первой встрече Распутин, по словам Манасевича, сказал ему: «Вот пока ты там сидел на замке, Протопопов назначен, теперь Россия здесь держится (показывает на руку)». «Старец» также добавил: «Мы ошиблись на толстопузом (он так называл Хвостова А.Н.), потому что он только из этих дураков правых. Я тебе говорю, все правые дураки. Вот теперь мы взяли между правыми и левыми – Протопопова».

Манасевич-Мануйлов был пойман с поличным, когда директор Соединенного банка граф Владимир Сергеевич Татищев и министр внутренних дел Александр Алексеевич Хвостов выдали ему взятку помеченными купюрами за предполагаемое содействие в прекращении будто бы начатого против банка расследования. Хвостов тотчас, 16 сентября 1916 года, был отправлен в отставку по настоянию Штюрмера. В декабре 1916 года дело Манасевича-Мануйлова, которое уже слушалось в суде с участием присяжных заседателей, по высочайшему повелению было прекращено министром юстиции Добровольским, что было небывалым случаем в судебной практике того времени. Тем не менее, на повторном процессе 13–18 февраля 1917 года, уже после смерти Распутина, Петроградским окружным судом Манасевич-Мануйлов был приговорен по обвинению в мошенничестве и приговорен к полутора годам тюрьмы с лишением всех прав состояния. Через 10 дней его освободила Февральская революция. Но в 1918 году Ивана Федоровича все-таки расстреляли большевики.

В петербургском свете ходило множество нелепых слухов о Распутине и его влиянии на власть. Говорилось, будто он сам абсолютно подчинил себе царя и царицу и правит страной, то ли правит на самом деле Александра Федоровна при помощи Распутина. Разумеется, «полудержавным властелином», вроде князя Александра Даниловича Меншикова при императрице Екатерине I, «старец» никогда не был. Но он действительно оказывал сильное влияние на царя, как непосредственно, так и, главным образом, через Александру Федоровну, особенно в принятии ряда кадровых решений в правительстве. У Николая II был явный дефицит воли, и Распутин вместе с императрицей в какой-то мере восполняли этот дефицит.

Следователь по делу об убийстве царской семьи Соколов Николай Алексеевич в своей книге утверждал: «Начальник Главного Управления почт и телеграфов Похвиснев, занимавший эту должность в 1913–1917 гг., показывает: «По установившемуся порядку все телеграммы, подававшиеся на имя государя и государыни, представлялись мне в копиях. Поэтому все телеграммы, которые шли на имя Их Величеств от Распутина, мне в свое время были известны. Их было очень много. Припомнить последовательно содержание их, конечно, нет возможности. По совести могу сказать, что громадное влияние Распутина у государя и у государыни содержанием телеграмм устанавливалось с полной очевидностью».

Эти телеграммы Распутин отправлял через обычные почтовые отделения, и слухи о них распространялись в народе. Поэтому тесные отношения с царской семьей «старца», ведущего далеко не святой образ жизни, были широко известны и основательно дискредитировали царскую чету.

Популяризации Распутина, пусть главным образом со знаком минус, способствовала ограниченная свобода слова, введенная в России Октябрьским манифестом 1905 года. Статьи с упоминанием членов императорской фамилии все равно подлежали предварительной цензуре начальником канцелярии министерства двора. Поэтому запрещались любые статьи, в которых имя Распутина упоминалось в сочетании с именами членов царской фамилии. Но поскольку «старец» не был членом царской семьи, те публикации, где он фигурировал без упоминания августейших особ, запретить не было возможности.