Распутник

Г-жа Тербуш исчезает из «бычьего глаза» и вновь шумит.

Дидро. Это кошка скребется!

М-ль Гольбах (увлекшись). У женщин все увядает, дряхлеет. Женщина прекрасна в восемнадцать лет потому, что у нее много плоти и мелкая кость, и по той же причине все пропорции, которые создают красоту, так быстро пропадают…

Дидро. Будет, будет! Вас послушать — можно подумать, что вы никогда нигде не бываете. Разве вы не видели жену Гельвеция?

М-ль Гольбах. Жена Гельвеция пожилая и некрасивая. Просто она хоть и пожилая, но кажется молодой.

Он не может удержаться от смеха.

Дидро. Не очень-то вы милосердны!

М-ль Гольбах. С какой стати мне быть милосердной: мне двадцать лет!

Он опять смеется. Она тоже. Между ними возникает некое веселое сообщничество, смешанное с желанием.

М-ль Гольбах. Ну сколько, сколько ей лет, этой госпоже Тербуш? Сто двадцать?

Дидро (забавляется). Сто тридцать. (Поддаваясь искушению, склоняется к м-ль Гольбах.) Зачем вы сюда пришли, малышка? Мне совершенно необходимо дописать про мораль.

М-ль Гольбах подходит к нему очень близко и смотрит ему прямо в глаза.

М-ль Гольбах. Только что, когда я тут старалась для Анжелики, я вдруг почувствовала… как бы это сказать?… Такое тепло… такой жар, да, такой сильный жар, который опалил мне грудь… И знаете почему? Потому что я на мгновение представила, что Анжелика — это я, а Дансени — это вы.

Дидро. Ага!

М-ль Гольбах. И мне очень понравилось.

Дидро. Что именно?

М-ль Гольбах. Ответ шевалье Дансени. Ну то есть ваш.

Дидро (смущен). Ага… (Пауза.) Ну а мне понравился вопрос.

М-ль Гольбах. Какой?

Дидро. Который она задала. То есть вы.

М-ль Гольбах. Ах…

Они на грани поцелуя. В прихожей снова слышен шум. М-ль Гольбах, раздосадованная, бежит к двери, поворачивает ключ и, заглядывая в прихожую, кричит:

М-ль Гольбах. Хватит! Брысь!… (дверь и приближается к Дидро, вновь обретая все свое очарование.)

Дидро (слегка удивлен). Он… он вас послушался?

М-ль Гольбах. Кто?

Дидро. Кот.

М-ль Гольбах. Меня все слушаются. (Вновь воспламеняясь.) Ах, вот сейчас, минуту назад… Я не могу забыть это мгновение… Огонь пожирает меня.

Дидро. Малышка, малышка, не искушайте меня, я не способен к сопротивлению. (Кладет руку на плечо м-ль Гольбах.)

Сцена семнадцатая

Г-жа Тербуш, м-ль Гольбах, Дидро.

Г-жа Тербуш распахивает дверь ногой и устремляет обличающий перст на пару.

Г-жа Тербуш. Немедленно оставьте эту девочку.

Дидро (не зная, что сказать). Ах, милый друг… милый друг… Вы были там?

Г-жа Тербуш. Да, вместе с котом! Займитесь лучше вашей статьей, а я займусь ею! (Приближается к м-ль Гольбах.) Это уже не первый раз ока мне подставляет ножку. Поджигательница!

Дидро. Поджигательница?

Г-жа Тербуш. Да! Она разжигает огонь, который не может погасить. Через минуту, когда вы потеряете голову от желания, она под каким-нибудь предлогом улизнет. Маленькая стерва! Ей доставляет удовольствие создавать дурацкие ситуации!

М-ль Гольбах. Позвольте заметить, что вы находитесь в доме моего отца.

Г-жа Тербуш. Вот именно, и я как раз намерена поговорить с вашим отцом о вас! Комедиантка! Лицемерка! Вы тут бедняге Дидро совсем заморочили голову.

М-ль Гольбах. Ничего подобного. Господин Дидро мне очень даже нравится.

Г-жа Тербуш. Лгунья! Чем это он, интересно знать, вам так нравится?

М-ль Гольбах. Мне нравится с ним разговаривать.

Г-жа Тербуш. Ах вот оно что! Да что вы можете понять из того, что он говорит? Теми крошками, что у вас в голове, даже воробья не накормить! Он мой.

М-ль Гольбах. Нет, мой!

Дидро. Послушайте, все это очень лестно, но я хочу кое-что уточнить: с тех пор как я перестал пачкать пеленки, то есть примерно с двухлетнего возраста, я считаю, что не принадлежу никому.

Г-жа Тербуш. Скажите этой маленькой нахалке, кого вы предпочитаете.

М-ль Гольбах. Да, скажите!

Дидро. По правде говоря…

Г-жа Тербуш. Можете с ней не церемониться, отвечайте!

М-ль Гольбах. Просто смешно: вы цепляетесь за него, как вошь за лысину!

Г-жа Тербуш (к Дидро). Выбирайте, иначе я ее тресну.

Дидро. Выбирать, выбирать… Не нравится мне это слово.

Г-жа Тербуш. Можете ограничиться делом. Итак?…

Дидро. Вообще-то, у меня два желания, и…

М-ль Гольбах. Но должно же одно быть сильнее другого?

Дидро. Как это одно может быть сильнее другого, когда они совершенно разные!

М-ль Гольбах. Если вы не можете разобраться с двумя желаниями, разберитесь с двумя женщинами!

Г-жа Тербуш. С двумя женщинами? А где вторая? Я здесь вижу только одну, на которую тявкает маленькая соплячка!

М-ль Гольбах. Я тоже вижу здесь только одну женщину, с которой пытается тягаться высокопарная старуха!

Г-жа Тербуш. Имя, назовите имя!

Дидро (очень решительно). Невозможно. С философской точки зрения это невозможно.

Г-жа Тербуш. То есть как?

Дидро (та же игра). Из-за Буридановой ослицы!

М-ль Гольбах. Простите?

Дидро (пытается убедить их и самого себя). Из-за Буриданова осла. Буридан был монах, он жил в Средневековье. Он доказал, что осел, не имеющий свободной воли, не способен выбирать. Да, да, поймите! Этого осла одинаково томили голод и жажда, причем именно в равной степени. Так вот, Буридан поставил на равном расстоянии от него ведро воды и ведро овса.

Г-жа Тербуш. И что же?

Дидро. Осел так и не смог выбрать между ведром воды и ведром овса. Он издох от голода и жажды между двумя ведрами. Ему недоставало свободы воли.

Г-жа Тербуш. Вот уж действительно осел!

М-ль Гольбах. Но вы-то — человек!

Дидро. Это нуждается в доказательстве. Я тоже несвободен,

М-ль Гольбах. В первый раз в жизни меня сравнивают с ведром овса.

Г-жа Тербуш (поправляя девушку). Нет, с ведром воды, в воде еще меньше вкуса, так что вам это подходит больше. Господин Дидро, довольно этих теологических ухищрений, выбирайте.