Распутник
Шрифт:
Сцена двадцать вторая
Дидро, г-жа Тербуш, м-ль Гольбах, Анжелика, Баронне.
Дидро возвращается, подталкивая г-жу Тербуш, пойманную с поличным.
Г-жа Тербуш. Пустите меня, грубиян! Пустите!
Дидро. Воровка!
Г-жа Тербуш. Оскорбляйте меня сколько угодно, только уберите руки!
Дидро. Я уберу руки только тогда, когда здесь будет полиция!
М-ль Гольбах (бросаясь на выручку г-же Тербуш). Да отпустите же ее наконец!
Дидро. Глупышка, вы даже не
М-ль Гольбах. Я запрещаю вам говорить о ней в таком тоне!
Дидро. Она сделала вас сообщницей своего воровства! Да знаете ли вы, что эти картины принадлежат российской императрице Екатерине Второй?
М-ль Гольбах. Если бы вы нас не застукали, через полчаса они бы принадлежали нам.
Дидро (в растерянности). Кажется, мне снится какой-то кошмар.
Г-же Тербуш удается высвободиться; она потирает свое запястье и властно обращается к присутствующим.
Г-жа Тербуш. А теперь оставьте нас с ним наедине. Нам нужно серьезно поговорить.
М-ль Гольбах. Я останусь с вами.
Г-жа Тербуш. Не бойся, миленькая, все уладится. Тебе надо отдохнуть.
М-ль Гольбах. Я боюсь, что он опять будет с вами груб.
Г-жа Тербуш. Нет, нет, моя девочка, не беспокойся.
Дидро (изумленно). «Моя девочка»… Нет, я точно сплю.
Анжелика мягко, но решительно берет за руку м-ль Гольбах, одновременно делая Баронне знак следовать за нею.
Анжелика. Пойдем. Им надо поговорить. Баронне. Я пока соберу картины, господин Дидро.
Трое молодых людей уходят, оставляя наедине Дидро и г-жу Тербуш, которые мерят друг друга взглядом, как два зверя перед схваткой.
Сцена двадцать третья
Г-жа Тербуш, Дидро.
Дидро. Так, стало быть, вы — мошенник?
Г-жа Тербуш с некоторой гордостью поднимает голову.
Г-жа Тербуш. Будьте уж так любезны — говорить обо мне в женском роде. Скажите лучше: «мошенница».
Дидро (мрачен до черноты). В женском роде правильнее сказать: «дрянь».
Г-жа Тербуш хохочет, она в восторге.
Г-жа Тербуш. Дрянь! Ах, как же это замечательно — прекратить играть! (Внезапно, очень прямо.) Шлюха, лгунья, сводня, воровка — вот они, мои настоящие наряды! Я вхожу к людям лишь затем, чтобы потом уйти с их добром, живопись служит мне предлогом, чтобы подобраться к драгоценностям, столовому серебру, шкатулкам — ко всему, что можно унести.
Дидро (злобно). Но хоть рисовать-то вы умеете?
Г-жа Тербуш. Я делаю наброски. Мне редко приходится заканчивать картину. Особенно лицо… Люди так увлечены собою, что перспектива позировать для потомства заглушает в них всякую осторожность. Мне удается обчистить их во время первых же сеансов, и картина остается неоконченной.
Дидро. Почему же никто никогда об этом не говорит?
Г-жа Тербуш. Никто не желает прослыть дураком. К тому же я часто меняю страны.
Дидро. Я всегда испытывал недоверие к людям, которые говорят на нескольких
языках.Г-жа Тербуш. И вы совершенно правы, таким людям наверняка есть что скрывать.
Пауза.
Дидро. А что же маленькая Гольбах?
Г-жа Тербуш. Мне была нужна сообщница. Чтобы отвлекать вас, в то время как я выставляла картины в окно, а потом дать мне предлог уйти. Правда, наша маленькая ссора была неплохо сымпровизирована? (Смеется.) Эти юные девицы пребывают в такой горячке от отсутствия мужчины, что из них ничего не стоит сделать союзниц. Достаточно немножко им польстить, подарить им немного внимания, шепнуть на ушко пару пустячков… В несколько дней я стала ей названой матерью в спальне, я пообещала обучить ее искусству быть совершенной женщиной, властвовать над мужчинами. (Пауза.) Я даже начала посвящать ее в таинства любви. Дидро (ошарашен). Вы?!
Г-жа Тербуш. О, ничего особенного, незначительные ласки, несколько разнообразных поцелуев, география мест, в которых сосредоточено ее наслаждение, — что еще можно успеть за несколько ночей? При этом я, разумеется, говорила с нею о самцах. Она настолько экзальтирована, что, кажется, даже не сообразила, чем это я с ней занимаюсь.
Дидро. Вам, что же, по вкусу юные девушки? Г-жа Тербуш. Нет, мне была нужна сообщница.
Дидро. Вы извращенка.
Г-жа Тербуш. Я добиваюсь того, что мне надо. (Пауза.) Я с ней неплохо позабавилась. Я гадала ей по руке и предсказала, что ей суждено узнать любовь только с обрезанным мужчиной. Дидро. С обрезанным?
Г-жа Тербуш (со смехом). Да. И она мне поверила. Теперь ей придется ждать турка или еврея.
Дидро. Это жестоко. Барон Гольбах не якшается с турками и, по причинам довольно нелепым, избегает евреев.
Г-жа Тербуш. Так я и полагала. Мое предсказание будет горячить малышку еще довольно долго.
Дидро. Вам нравится причинять зло!
Г-жа Тербуш (просто). Очень.
Дидро. А мне это не нравится.
Г-жа Тербуш. Особенно — мужчинам.
Дидро подходит к ней, слегка рассерженный.
Дидро. Вы смеялись надо мною целый день. Вы вовсе не собирались писать мой портрет, вы украли у меня картины, вы подослали ко мне эту девчонку, чтобы орудовать без помех, и, естественно, ни вы, ни она всерьез не помышляли о том, чтобы провести со мною несколько приятных минут.
Г-жа Тербуш. Почем знать? Превосходство женщины над мужчиной в том, что никогда нельзя знать, хочет ли она (Мерят друг друга взглядом.) Женщины выше мужчин, они загадочней, они в меньшей степени животные. Наше тело предрасположено к тайне.
Дидро. Скажите лучше: ко лжи! Когда вы только что млели в моих объятиях, вы не были искренни!
Г-жа Тербуш. А вы были искренни?
Дидро. Разумеется!
Г-жа Тербуш. Ас малышкой Гольбах?
Дидро. Тоже.
Г-жа Тербуш (с иронией). Ваша искренность просто неисчерпаема.
Дидро. Она у меня не одна, их много, и они не всегда совпадают друг с другом, вот и все! Но я никогда не играю людьми!
Г-жа Тербуш хохочет. Пауза.
Г-жа Тербуш (весело). Я сейчас плутовала… вполне искренне.