Распятый ангел
Шрифт:
– До сих пор?!
– Память о первых ярких чувствах до сих пор согревает нас.
– Просто сказка.
– Нет, правда и в том, что мы меньше смотрим друг на друга, но всё же в одну сторону…
– Неужели налево? Жизнь не сказка, – поддела Полина.
Юля задорно усмехнулась.
– Даже левые взгляды друг друга не пугают. Просто родными мы уже останемся навсегда: это научились ценить. А теперь колитесь, сколько минут в жизни были счастливы вы? Помните старый грузинский анекдот?
– На моём надгробии можно написать: «Умерла не родившись!» – с обаятельной
– Приехали! Никак не ожидала, – искренне удивилась Юлия.
Поезд остановился.
– Как видите, приехали… – обе расхохотались.
Прогуливаясь по перрону, они даже не заметили, что стемнело. Юле показалось, что Полина рада остановке и окончанию разговора о себе.
Она так и не узнает секрета её обаяния, тайну омута её тоски.
Объявили об отправлении. Свет в купе уже был приглушён, они улеглись спать. Полина так и не продолжила разговора. Они просто пожелали друг другу спокойной ночи.
Юле представилась изящная кувшинка, затопленная волнами печали. Нет, скорее, ажурный сосуд, переполненный туманом грусти. «Печаль моя светла…». Юля заснула.
– Чаю не желаете? – прогремело раскатами грома за дверью.
Юля вскочила и огляделась: в купе никого, постель на соседней полке в идеальном порядке. Как будто не было прекрасной Полины с фиалковыми глазами. Дверь в купе приоткрылась, и знакомое лицо прошептало:
– Я вам чаю принесу, а то вы до вечера проспите.
Ругаться с ней уже не имело смысла. Юля кивнула в знак согласия. Её часы показывали полдень. Вечером она будет дома.
Юля сходила умыться и села за столик. На нём стоял стакан ароматного чая. Рядом лежала толстая тетрадь, а сверху записка: «Очаровательной соседке. Оставляю вам свою историю. Может пригодиться как тема для романа. Желаю счастья. Полина».
Петрович встретил Юлю на почти безлюдном перроне, в машине вручил белую розу. Явно сердился. Через пять часов наступит новый век…
Сейчас на неё с криками восторга набросятся мама с дочкой, подружки. Предвкушение праздника – самый прекрасный момент.
Дома стояла гробовая тишина, лишь ёлка сияла праздничными огоньками. Юля была потрясена.
– Я всегда мечтал встретить Новый год только вдвоём с тобой. В начале века нам стоит задуматься и поговорить…
Муж помог ей раздеться.
– Ванна готова, а я пока накрою стол.
Юля решила скрыть недоумение. Она нежилась в душистой пене и постепенно понимала: ей тоже хочется тишины и покоя. Расслабленная, одетая в любимое мужем платье, она села за прекрасно сервированный стол: и это может её родной человечек, нет, человечище.
– Спасибо за шикарный приём, дорогой, – она обняла и поцеловала своё сокровище.
– Он чуть не сорвался. Из твоего звонка я только понял, что ты жива и едешь домой. Два дня места себе не нахожу!
– Прости, сели батарейки, – Юля виновато опустила голову.
– Хорошо, дозвонился до Бориса: это он сказал, когда тебя встречать.
Юля удивилась самой себе: ни на секунду не усомнилась, что Петрович её встретит, а ведь она на самом деле не успела сообщить ему время
прибытия поезда.– Лёшенька, извини. Я, кажется, что-то поняла, поэтому решила уйти из редакции. Хватит с тебя твоих переживаний, моих сражений с ветряными мельницами. Я люблю тебя, Светика, маму. Давай за это выпьем и оставим обиды в прошлом веке.
– Пора пощадить и себя саму, неужели прозрела? Я счастлив, дождались, наконец! И телевидение не манит?
– Там два варианта: редактор проекта, значит, прощай дом, второй ничем не отличается от моей нынешней работы, только круче – соковыжималка. Кажется, я старею. Мне страшно. Ты меня поддержи, пожалуйста.
Глаза мужа повлажнели. Они выпили бокалы до дна.
– Что случилось? В тебя на этот раз стреляли? – спросил он почти весело. – Иди ко мне и расскажи.
Юле не о чём не хотелось рассказывать. Она встала, включила тихую музыку, пересела на диван и прижалась к родному плечу.
– Прости меня ещё раз.
– Помотала ты мне нервы. Помнишь наше возвращение из Индии? Ты пригласила сразу всех. Просил тебя не собирать такую разношёрстную компанию, журналисты и закостенелые функционеры – взрывчатая смесь. Что получилось?!
– Весело получилось.
– Чересчур… – они рассмеялись.
– А помнишь, на приёме?
Юля помнила. Тогда вышел её скандальный репортаж, была даже фотография: растрёпанный, лезущий в драку с охраной корреспондент. Её трудно было узнать, но солидный дядя из партии «левых» подозрительно уставился на неё и спросил:
– Недавно в газете я читал статью, не вы ли там на фото?
– Неужели она похожа? – возмутился вовремя подошедший Лёша.
Как Юля не любила эти напыщенные приёмы, на которые она обязана была ходить с мужем! Сейчас не надо говорить об этом, и о командировках ни слова: все страхи и опасности пусть останутся позади. Её погибший кумир… Он тоже думал, что сегодня за слово не убивают…
Убивали и за меньшее. И впереди без просвета: вторая, третья волна передела собственности, как объяснил муж, и больше цинизма в грабеже страны и её народа. Если она осталась жить, значит, её роль в борьбе за справедливость совсем мала? Она вспомнила павшую на бегах клячу из анекдота, которая перед смертью произнесла: «Ну, не шмогла!» Из её глаз вдруг брызнули слёзы. Петрович никак не ожидал такой смены настроения. Только что жена смеялась!
– Ты можешь быть такой разной, непредсказуемой, – он гладил её волосы. – Я за тебя беспокоился всегда больше, чем за Светку. Я тебя очень люблю: ироничную, капризную, упрямую, но всегда неподдельно, по-детски непосредственную и открытую.
Он прижал Юлю к себе ещё сильнее, словно боялся, что она вдруг ускользнёт, исчезнет.
– Где всё-таки все?
– Света с друзьями на даче, Нина Ивановна с Тихоном Ильичом. Все ждут нас завтра. Подружки обиделись, но поняли. Они тоже нагрянут семьями на шашлыки. – Лёша помолчал, налил бокалы: – Есть и плохие новости. Только не волнуйся: наша дочь влюбилась! Но всё под контролем.
– Выпьем за любовь? – предложила Юля, утирая слёзы. Спасительный юмор возвращался. – Давно пора нашей девочке влюбиться!