Расщеплённая сталь. Том 1

Два… один…

Изуродованное тело рухнуло в исцеляющую жидкость. Вода зашипела, вздымая облако пара, и, словно обладая собственным разумом, мгновенно охватила обугленную оболочку. Живительная влага проникла внутрь, впитывая останки моего тела подобно губке, пьющей кровь. Последний шанс. Последняя надежда вырваться из бездны полного уничтожения.

Тем временем в бездне сознания Грима, там, где разорванные границы разума стёрлись и хаос слился с пустотой, вновь появилась она — Алиса. Сестра, явившаяся изломанным призрачным отражением, стояла передо мной и смотрела с холодным, бездушным презрением. Её глаза, наполненные отвращением и усталостью, были мне чужими.

— Опять… — её голос разнёсся, как мрачное эхо, будто сам мрак говорил сквозь неё. — Опять ты цепляешься за эту жалкую иллюзию жизни. Ты должен умереть, Джордж. Должен наконец уйти, а не продолжать эту бессмысленную, жалкую борьбу.

Я покачал головой. Медленно. Тяжело. Упрямо. Последний осколок моей воли удерживал меня на краю пропасти, не позволяя окончательно сорваться в небытие.

Разрушенное, обугленное тело начало собираться, словно кто-то в хаотичной спешке пытался воссоздать его из воспоминаний, боли и чистого отчаяния. Куски мяса, обломки костей, лоскуты кожи и рваные сухожилия с треском складывались в подобие ног. Получились грубые, уродливые конечности, больше похожие на сросшиеся шрамы, покрытые чёрными прожилками боли — но это были мои ноги. Мои последние опоры в этом аду.

Алиса медленно покачала головой, тяжело вздохнув.

— Видимо, не в этот раз… — с разочарованием, почти с сожалением произнесла она.

Я едва ощутил иллюзорный миг облегчения, как мир вокруг меня взорвался. Внезапная, всепоглощающая боль обрушилась, словно монолитная стена, сокрушая всё на своём пути. Я разинул рот в беззвучном крике — голос уже не повиновался мне. Моё тело охватили неуправляемые судороги, словно в нём одновременно детонировали сотни незримых зарядов, разрывая ткани, нервы, кости.

Каждая клетка, каждая молекула вопила, разрываясь в нескончаемой, невыносимой агонии. Боль стала всем. Боль заменила собой весь мир. Боль поглотила меня.

Мой разум, подобно колоколу, пробили невидимым ударом — волны вибраций стерли остатки логики, остатки личности. Тело пыталось уничтожить само себя, превращаясь в кровавую пыль, чтобы тут же вновь, под натиском неведомой силы, начать воссоздаваться.

Откат от Тернового Рассвета стал настоящей пыткой, переходящей за все мыслимые и немыслимые границы безумия. Сама смерть встала передо мной — чёткая и неотвратимая, как древний приговор. Я, лишённый возможности двигаться, чувствовал, как каждая клетка тела в исступлении рвётся, умирает, возрождается… и вновь умирает.

В невообразимых спазмах тело, почти полностью разрушенное, снова и снова разрывалось и собиралось заново. Цикл безумия. Адское колесо мук, вращающееся без пощады.

Эффект Тернового Рассвета пытался утянуть меня в самую тёмную бездну, раздавить, стереть, лишить даже призрачной тени существования.

Но исцеляющая жидкость источника с нечеловеческой, противоестественной яростью воссоздавала из воздуха и хаоса разорванные ошмётки тканей, сливаясь с каждым фрагментом, каждым кусочком моего уничтоженного тела.

Я не контролировал этот процесс. Я не существовал. Осталась только оболочка — пульсирующий, искажённый сгусток боли, который не должен был существовать.

И вновь, посреди этого нескончаемого ада агонии, возникла она — тень Алисы. Чёткая, безжалостная, хищная, с холодным, презрительным взглядом.

— Ты жалок, Джордж, — её голос прошёл сквозь меня, как лезвие: каждый слог бил в остатки моего сознания. — Ты всё ещё цепляешься за эту гниющую оболочку, за остатки жизни, которая уже давно тебя отвергла.

Но тут нечто изменилось. Попытки тела к саморазрушению оборвались, словно невидимая воля остановила вращение безумного колеса смерти. Тело, содрогаясь, начало медленно возвращать себе подобие целостности.

Словно сквозь густую кровавую пелену, застилавшую всё вокруг, что-то похожее на сознание начало постепенно возвращаться в тело Грима. Я — или то, что когда-то было мной, — осознал себя вновь. Моё тело дрожало в конвульсиях, тяжело лежа в центре источника, погружённое в вязкую живую воду.

Источник с жадностью всасывал остатки плоти и костей, восстанавливая их в безумном, агрессивном ритме. Я ощущал, как ткань за тканью, волокно за волокном моё тело собирается, склеивается, зарастает.

Боль, адская и всепоглощающая, не отпускала. Но теперь она была иной: она не разрывала меня на куски, а сшивала, ввинчивала обратно в жизнь.

[ПОВЫШЕНО МЕНТАЛЬНОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ: +20%]

[ВЫ ПРОШЛИ ЧЕРЕЗ СМЕРТЬ. ВЫ ВЕРНУЛИСЬ ИЗ АДА. ВАШЕ СОЗНАНИЕ УКРЕПЛЕНО.]

Появился системный лог, медленно, с безразличной торжественностью высветившийся перед моими глазами — последняя награда за ту пытку, что разорвала меня и одновременно позволила выжить.

Тело содрогалось. Часть повреждённых доспехов буквально вросла в моё тело, сплавившись с мышцами и кожей: обугленные пластины и искажённые куски металла торчали, как болезненные шипы. Боль пульсировала, но после той агонии, что я испытал ранее, она казалась почти лаской.

В центре комнаты стояла Алиса. Нет, не сама Алиса — лишь её тень, призрак, упрямо удерживающийся в реальности. Её силуэт дрожал и начал медленно рассыпаться, словно облако пепла. В глазах сестры застыл холодный огонь презрения, смешанного с печальной жалостью.

— Ты всё ещё цепляешься... — её голос, похожий на хриплый вздох, растаял вместе с исчезающей фигурой.

Я — а вернее, моё восстановленное тело — медленно и неуверенно выполз из источника. Пальцы вцепились в каменный пол, и тело тяжело рухнуло, оставив за собой густой кровавый след. Я лежал на холодном камне, с трудом переводя дыхание, посреди этого безумия боли. Я был жив. Невозможно, непостижимо — но я всё ещё был жив.

Всё, что осталось от некогда надёжной брони, превратилось в пыль и рваные ошмётки металла. Только шарды, как верные стражи, висели над моей головой, бесшумно кружа в мрачной тишине.

Тишину нарушил размеренный звук хлопков, гулким эхом разнёсшийся по залу.

Из темноты, словно с невидимой сцены, появился помощник главы. Его фигура была безукоризненно спокойна, лицо — лишённое эмоций. Но голос… в нём впервые звучали удивление и, возможно, искреннее восхищение.

— Браво, — медленно произнёс он, продолжая аплодировать. — Я действительно впечатлён. Не часто увидишь столь безумную, отчаянную волю к жизни, мистер Грим.

Конец первой книги.