Рассекречено. Правда об острых эпизодах советской эпохи
Шрифт:
16 мая того же 1935 года оформлен еще один пакт о взаимопомощи – уже с Чехословакией. И, как снова с удовлетворением подчеркивал тот же официоз, «его подписание явилось крупным успехом Коммунистической партии Чехословакии, постоянно разъяснявшей народу, что действительной гарантией национальной самостоятельности страны может быть только союз с СССР». Сработал-таки сталинский расчет на пятую колонну нового образца!
Но был ли возможен такой прорыв, не реши вовремя тов. Сталин, что фасад нужно кардинально подновить, дабы сподручнее было пускать пыль в глаза мировой общественности? Вряд ли: одно дело идти на союз с «диктатурой пролетариата», декларировавшей, как «мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем», совсем иное – со страной, где вовсю уже идут перемены.
Так или иначе, но гениальный пиар-ход Сталина позволил собрать на западной ниве богатейший урожай. Союзников, попутчиков и подельников можно было брать голыми руками, успешно вербуя не под побитые молью знамена
12 июня 1936 года все газеты публикуют проект новой конституции для «всенародного обсуждения». На какое-то время народ купился – столь велико было желание и ожидание перемен. Из письма «колхозницы колхоза имени „Новый путь“» Феклы Васильевны Кобелевой: «…Нас новая Сталинская Конституция ввела в какой-то восторг, при виде которого сердце так радостно бьется и хотит вылететь из пределов своего организма».
Диктатуры пролетариата и декларации «земшарной республики Советов» уже нет – скромно говорится про «социалистическое государство рабочих и крестьян», что «вся власть в СССР принадлежит трудящимся города и деревни». Прав, как водится, уже хоть отбавляй: и на труд, и на отдых, и на соцобеспечение в старости и по инвалидности, на образование. И даже целая статья (125-я) появилась – про свободу слова, печати, собраний, митингов, шествий и демонстраций. С очень «небольшой» оговоркой, сводившей все на нет: дозволялось это лишь «в соответствии с интересами трудящихся и в целях укрепления социалистического строя». Из конституции вроде бы исчезли лишенцы (т. е. категории лиц без прав), зато появились «враги народа». В 131-й статье так и говорилось: «Лица, покушающиеся на общественную, социалистическую собственность, являются врагами народа». А глубоко запрятанная ст. 126 скромно так обозначала, что «наиболее активные и сознательные граждане из рядов рабочего класса и других слоев трудящихся объединяются во Всесоюзную коммунистическую партию (большевиков), являющуюся передовым отрядом трудящихся в их борьбе за укрепление и развитие социалистического строя и представляющую руководящее ядро всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных». Вот так самый главный, по сути, пункт оказался скромно примаскирован красивой ширмой словоблудия о правах, советах и выборах – всеобщих, равных, прямых и тайных. В которых мог участвовать вроде бы каждый совершеннолетний гражданин, только вот правом выдвижения кандидатов обладали лишь «общественные организации и общества трудящихся», читай: партийный аппарат. Красиво и удобно.
Сталина действительно можно назвать подлинным творцом конституции. Пока записные партийные демагоги и болтуны – Бухарин, Радек и т. п. – изощрялись по части сочинительства красивых фраз о благе и правах трудящихся, именно вождь редактировал и шлифовал самое главное – все пометки Сталина касались только конструирования «вертикали власти»! Документ де-факто закреплял унитарный характер государства – декларации о возможности «свободного выхода» республик из СССР не сопровождались никакими указаниями на реальную возможность этого. Выборы изначально превращались в фарс, поскольку и выдвижение кандидатур (один человек на одно место) целиком осталось за партаппаратом. Референдум? Только слова, никакого реального механизма.
А вот предложение о введение поста «президента» (для тов. Сталина, разумеется!) – т. е. официального единоличного правителя – творец конституции отверг в момент: такое может предложить только враг! Потому как весь механизм как раз для того и создавался, чтобы служить ширмой именно личной власти Сталина, которого вполне устраивала иная конструкция: вождь есть, но о нем формально – ни слова. Поскольку именно официальный глава государства, случись что, нес бремя ответственности – а оно нужно было товарищу Сталину?
Когда же в ходе обсуждения наивные граждане пачками понесли предложения об уточнении механизма «народовластия», именно это и было отсеяно в первую очередь. Отсеяли призывы предоставить право выдвигать кандидатуры не только организациям, но и отдельным гражданам, ушли в песок идеи предоставления Верховному суду и судам республик права конституционного надзора, и, разумеется, в момент были похерены все поправки, пытавшиеся оговорить декларированное право выхода республик из СССР.
«Рядовой колхозник Мельников Василий Ефимович» и вовсе в своем письме в «Крестьянскую газету» договорится до того, что предложит отменить… смертную казнь (!), заменив ее «высылкой за пределы СССР», раздел о свободе печати дополнить предложением, что «всякое ограничение печати следует считать актом тирании» и нужно «предоставить право всем гражданам выражать свое мнение в печати безо всякой цензуры, без препятствий выписывать и получать из-за границы газеты и журналы различных партий и
оттенков». Он же предложил «предоставить право всем гражданам Союза свободно выезжать за границу, работать, путешествовать или с научной целью, во все страны света», да еще попросил «широко ознакомить читателей нашей газеты в ближайшее время с конституциями передовых стран всего земного шара…». Сейчас, разбежались!Народ, как говорили братья Стругацкие, «сер, но мудр», и довольно быстро раскусил, что ему подсунули. Сарказм и боль буквально сочатся из горьких и неосторожных писем «во власть», поскольку вовсе не у всех «сердце так радостно бьется и хотит вылететь из пределов своего организма»: «…Получился резкий контраст между объявленной у нас Конституцией и проводимым в стране жестоким произволом. При чрезвычайно низкой у нас заработной плате, при отсутствии предметов первой необходимости, никто еще вдобавок не уверен, что он завтра не окажется в тюрьме…». «Сейчас нет в стране почти ни одного дома, откуда кто-нибудь не сидел бы. Получилась в конце концов такая картина, что будто бы вся страна против советской власти. При этом совершаются неслыханные жестокости. Под тяжелыми пытками люди вынуждены „сознаться“ в никогда не деланных преступлениях. Жена арестовывается потому только, что муж сидит. Дети бросаются на произвол судьбы. О сосланных никому из родных ничего не известно».
А вот сводка начальника Секретно-политического отдела НКВД Молчанова на имя Сталина от 25 октября 1936 года: «Повсеместно продолжается обсуждение проекта Советской Конституции при неослабевающем и глубоком интересе колхозников… На собраниях избирателей и пленумах сельсоветов вносится большое количество деловых предложений и дополнений Конституции». Но, как водится, «отдельные колхозники (главным образом под влиянием кулацкого и проч. антисоветского элемента) пытаются в форме „постановки вопросов“ докладчикам протащить рваческие, „уравнительные“, а иногда и прямо антиколхозные требования». И что же это за «рваческие и антисоветские требования»? Вот какие: «Дополнить 119 ст. Конституции следующим: давать колхозникам трудовые отпуска наравне с рабочими и служащими, с сохранением среднего заработка в трудоднях», «Внести в проект Конституции пункт об установке специальных выходных дней для колхозников», «производить государственное обеспечение нетрудоспособных колхозников».
Да еще люди осмеливались нагло интересоваться: «Почему у нас в СССР работают по-разному: одни 6, другие 7, третьи 8 часов, а колхозники работают больше всех. Нельзя ли приравнять колхозников к рабочим и служащим?» Мало того, на собрании колхозников сельхоз артели им. Максима Горького были внесено предложения: «Отменить зерновые, мясные и молочные поставки колхозами государству», «Давать хлеб государству после обеспечения колхозников, и только в том случае, если будут излишки, а то берут хлеб, а колхозники остаются голодными». В Новоселецком районе на собраниях ставились вопросы: «Почему государство не откажется брать налоги с колхозников и колхозов?» А колхозник Колотухин осмелился вступить в пререкания с докладчиком: «Почему в зерносовхозах, фабриках, заводах получают зарплату, а колхозники работают вслепую, не зная, получат ли что-либо или нет. Я вношу предложение в проект Конституции, чтобы колхозники получали гарантийный минимум».
Из той же сводки о настроениях: «Нужно ждать съезда. Как только утвердят новый закон, сейчас же выйдет распоряжение расходиться из колхозов, так как в Конституции прямо сказано: каждый может жить, как хочет», «сейчас везде и всюду распускают колхозы. Власть скрывает от нас, что в Грузии колхозов уже нет. Скоро и к нам придет распоряжение о выходе из колхозов, коммунистам приходит конец». На собрании избирателей хутора Маковского, Невинномысского района «разложившийся б. красный партизан Гончаров заявил: „Будь она проклята, Конституция, душат нас, как собак, и живем мы как собаки, хуже, чем при помещике. Спали в навозе и сейчас спим“. Гончаров арестован».
В другом селе колхозник Колчумов заявил: «Конституция говорит: „Кто не работает, тот не ест“, но нужно понимать наоборот. У нас на деле – кто работает, как наши колхозники, тот не ест, а руководители жиреют за наш счет». После чего «в беседе с колхозниками Колчумов сказал: „Коммунисты выдумывают разные Конституции не для колхозников, а для толстокожих и толстобрюхих“… Колчумов привлечен к ответственности». И таких сводок – масса! Настроение обозначено вполне конкретно: опять нас всех надули. Колхозница Погребная заявила: «…Мы работаем по 20 часов, а они по 8 часов в день. Мы имеем общую нужду в одежде и обуви, ходим в рваных платьях и рубахах, а они, рабочие, обеспечены всем полностью. Мы не имеем свободных мест на курорты, а они, рабочие, – имеют». Можно подумать, товарищ Сталин конституцию писал для них!