Рассеянная масса

* * *

Пытка голоса и гомона.Все не вдоль, а поперек.А увидев незнакомого,надвигаешь козырек.И напрасно козыряешь ты.Не гони его: а вдругэто друг твой ситный-прянишныйили школьный твой физрук.Все очки делили поровну,он кричал тебе: раз-два!Ты ж нарочно смотришь в сторону,устыдившийся родства.

А вот и он

А вот и он в полупальто немарком —наш новый гость, ступающий с носка.Ну, развлеки нас памятным подаркомили прямой ладонью у виска.Как бы не так. Не подает руки.И кстати: от такой железной хваткиуже отвыкли. Щелкнут каблуки,а он все с нами. Странные повадки!

* * *

Скука в глазах, седина в волосах,а когда подпирает скулу кулаком,темный след остается надолго.Он почти не знаком —человек, поседевший на наших глазах,превратившийся в серого волка.Непонятно, откуда звериный оскал,почему так внезапно скуласт.Он как будто принес этот лик по кусками сложил их случайно при нас.

* * *

И в свою уходит штольнюосторожно, как калека,человек, побитый молью.Моль сильнее человека.Моль кружится и хлопочетвозле штапеля и ситца.То есть дышит, где захочет.Человека не боится.

* * *

Не Офелия с травою в волосах,я сравнение другое подберу:засыпающая рыба на весах.Что-то вялая такая, не к добру.Так и знали, что какой-нибудь тайникобнаружится и в рыбьей голове,а сознание, уснувшее на миг,просыпается в зашитом рукаве.Теремную чешую позолотим,чтоб уснула, потонула кострома.Рыбьей костью подавиться не хотим.Не хотим – до помрачения ума.

* * *

Как к последним обращаются вещам,обращаюсь я к деревьям-позвоночниками к серебряным лишайникам, хвощам:– Вы, деревья и хвощи!Мы ничьи,а вы нам чьи-томаскировочные вынесли плащи.Вы единственная, кажется, защита.– Так бывает, отвечают, не взыщи.

* * *

Если хотите, то вот мое мнение(я понимаю, что не хотите):происходящее ждет извинения.Ждет изменения.Тонет в обиде.Признаки тихого наводнения.Перерождение мер и весов.Прожили век, а такого не видели.Надо все начинать с азов.То, что было вчера ковчегом,время берет и выносит вон.Ветер идет по морям и рекам.Все отпускаю на волю волн.

Саматиха, 1938

Музыка ушла на склад,там валяется для вида.Он и выбрал наугадкое-что из реквизита.Он один пустился в пляс,стиснув бубен с бубенцами.Пляшет словно в первый раз,этим бубном потрясая.В такт звенели бубенцы.Пели доски половые.И последние живыевести шли во все концы.Глохнет мир со всех концов,первенца не признавая.Он при звоне бубенцовпляшет не переставая.Не узнав, что этот звоннам показывал дорогу,времена со всех сторонпризывая на подмогу.

2

Погреб

Вниз по лестнице шагнутьи с жарой расстаться разом.Погреб взрослому по грудь,мне по маковку с запасом.Наверху тяжелый зной,здесь так холодно и сыро.Я остался под землей,вдруг потерянный для мира.И деревья надо мной —прямоствольны, недвижимы —сквозь труху и перегнойземляные тянут жилы.Звуки в полном столбнякеи очнуться не готовы.Здесь со мной накороткетихий обморок грунтовый.Земляная тишина.Неглубокая закладка.Сырость нежно-холодна.Горе луковое сладко.

Участок

Мимо растений летних кто-то идет – откройзабранный за штакетник угол земли сырой.Кто-то гремит бидоном. Плещется керосинв кухонке рядом с домом. Запах неотразим.Лист бузины прилипнет. Мыльной полно воды.Жду, что меня окликнет голос из темноты.Бережно и халатно время прошло – и ладно.Метками имена.Наша земля квадратна, слабо заселена.Землю заговорю. Каждую ночь смотрючерез забор дощатый.Я, ее сын внучатый.

Высотка

Во-первых, наукадля жизни неброской.Начало, посылка.Смешная косынказавязана тугопод шапкой уродской.Пока что примерка.Спускается тьма, изнывая,неясные делает знаки,и в луже, в газетной бумагесебя узнавая,берется накрапывать мелко.Темнеет в глазах от детсадовской скуки,а темень пятниста.Морозная твердость, идущая в руки.Потрогай руками.На грубо отесанный цокольный каменьгляжу я покорно.Гранитные зернакрасиво блестят, слюдянисто.

* * *

Так получается, что данане одна жизнь,не одна, не одна.Прерывается линияжизни, связи. Меняет канал.А потом возвращается к нам,вся в заоблачном инее.Кто ж стеклянный такой, деревянныйнаклонился над ямой неявнойи клянется здоровьем,чтоб не стать посторонним.Полных два годапол уходил у меня из-под ног.– Значит, сынок,ты отделяешься от хоровода?Или под честное словояма взяла отступного?Время не меряно, я и не меряю.Пусть недоверчивую материютонкая бритва сечет.Что там еще-то скрыто на время учета?Все на мой счет, за мой счет.Два-полтора пустяка.Новое время как лучшего лекарясводят с молекулами белка.А несговорчивые молекулыневелики и едва ли видны.Страх без причины.Черные метки (смотря со спины)неразличимы.

* * *

Дорогая, будь добра —на отдельной запиши бумажке:наволочка, свитера,нижние и верхние рубашки.Скучен этот перечень ничей.Вещи, пересчитанные дваждыили трижды. Несколько вещей.Важно то, куда их передашь ты.

* * *

В этот темнеющий годдаже надежды темны.Первая если придетпомощь – с какой стороны?За горизонтом орда.Хор в ожиданьи затих.Небо, земля и водаждут миротворцев своих.Тянется слой тишиныкак запоздавшая весть:с той и с другой сторонынаши сторонники есть.Ветер впервые за нас.И по воздушным волнамоблачный дальний запасмедленно движется к нам.Туча меняет наклон.Ястреб заводит крыло.Первый лесной эшелонв гору идет тяжело.

* * *

Славный сезонный строитель —таджик, белорус,прежний хозяин, теперь арендатор союза,сделай мне дом из соснового крепкого бруса.На недоступную гору, высокую кронудом подними, но чтоб выдержал строганный брусветер и снег,и пожизненную оборону.

* * *

Так ночь зарницами бледнаи молния близка,что тьма кромешная виднадо каждого листка.Несется свет из черных рам,а гром не говорит.Мгновенный вывешен экран,он фосфором горит.Горит, но запись не ясна,и скоропись быстра.Мысль понимает, что онане молнии сестра.Той быстроте преграды нет.И прямо, без преградв ослепший мозг заходит свет,что зрению не брат.