Рассказ Мертвеца

Двадцать третьего января прибыло подкрепление в виде живой силы и оружия. Необстрелянный материал, то бишь новичков, рассредоточили по ротам, а ветеранов, понюхавших кровь, отправили в Грозный. Сбылась мечта идиота.... В настоящий момент я был не романтик и не герой. А скорее, бездушной машиной. Я умел нажимать на курок и, судя по результатам, нажимал неплохо.

Я, пожалуй, не буду всего поднимать из памяти. Слишком много копоти и грязи в ней. Без подробностей скажу: меня ранило на этой войне ещё два раза. Первый раз в пригороде, второй раз на мосту, на котором мы каждый метр отщипывали с боем. Чеченцы с яростью обозленных ос, боролись за каждую пядь земли. И мост нам давался невероятно тяжело. 30 января наша ударная бригада мотострелков решительным натиском захватила прилежащие районы площади с поэтическим названием "Минутка". Мы укрепились на рубежах трамвайного депо и частично административного блока. Это были самые никудышные рубежи, неприкрытые ни артиллерией, ни танковыми залпами. Мы были совершенно голые перед ощетинившимися боевиками. А те, чувствуя отсутствие у нас подпора, были настроены вернуть утраченные позиции. Город пылал и чадил. Казалось, он безвозвратно умирал. Жуткое зрелище бетонного крошева, раздавленных трупов и неутихающих канонад превратил восприятие действительности в сюрреалистический сон. Хотелось закрыть глаза и открыть там, где голубизна чистого неба, свежий ветер и совсем.... совсем нехолодно.

Первый день февраля чеченской осенней зимы стал для меня последним днём моей земной жизни. Но тогда я этого ещё не знал. Словно в подарок утром падали большие снежные хлопья, что небывалая редкость для этих бесснежных мест. Снег притягивал взор и завораживал. Он единственный мог олицетворять колыбель добра в этом безысходном городе зла. Он единственный радовал. Наверное, поэтому и насладиться им как следует не дали. Жуткие удары сотрясли стены мастерских, срывая ряд последних стеллажей, чудом не посрывавшие ещё с начала апокалипсиса. Посыпались враздрабыр домкраты, ключи и всевозможный набор инструментов. В здание трамвайного депо ворвался огонь и ужас. Вместе с этим раздались крики подраненных бойцов, и мерзкий звук очередей ударил по ушам. К нам пожаловал Ад. Трёхэтажное здание мигом ожило как большой рассерженный улей, встрепенулось и окрысилось ответным огнём. Боевики применяли гранатометы, которых у них было больше чем у нас. Скоро многие комнаты пылали и чтоб не зажариться в этом ненадёжном и открытом, как ладонь, здании пришлось вырываться с боем во двор и уходить задним двором, который едва расчистила для нас седьмая рота капитана Давлетшина. Мы уходили, отдавая врагу то, что ещё вчера брали нахрапом. Сегодня нахрапом брал враг, хорошо отдохнувший, превосходящий и, быть может, ненамного, но лучше вооруженный. А нам единственной отрадой была от этой рокировки захваченный накануне арсенал оружия, в подвале старого депо. В невскрытых ящиках, в промасленной бумаге лежали автоматы, пулемёты, подствольники и патроны. Много-много. Тоже в ящиках. Хотя бы ради этого и стоило сюда переть, потому как свои скудные запасы мы давно расстреляли, перебиваясь трофеями убитых. А тут такой подарок.... В какой-то мере это компенсировало, что мы уходим. Вот только бы уйти с минимальными....

Гранатомётов в том хранилище оказалось всего два, как ни странно могло б показаться. Видимо, это оружие боевиками ценилось и уходило влёт по рукам. Вот и сейчас они нас жарили из эрпэгэшек. Мы бежали по задворкам трамвайного парка, оскалясь и ощерясь, подхватывая под локти раненых и стреляя во все, что вокруг нас есть.... Стреляло в нас всё: и земля и небо, и покорёженные ржавые трамваи на запасных путях. Словно тараканы, "духи" сновали везде, пытаясь отрезать нам путь к отступлению. Нас убивали, но мы шли, ползли, бежали, выжигая себе путь вперёд. К выходу из парка....

Кроме центрального въезда в парк, был ещё какой-то подсобный въезд и выезд, похоже, для ремонтно-технических проблем. И он шёл через, полуовальной формы, постройку, именуемой в просторечье "боксы": крытое помещение для ввода трамваев на тех.осмотр и ремонт. Поскольку "духи" вошли через центральный ход и пытались взять нас в клещи, мы отступали именно к боксам, где надеялись выскочить наружу, и уже не стесненные каменными заборами, рвать к своим. Побитой бригаде было б тогда, в любом случае, легче рассредоточиться по городу и держать оборону.

Нас было четверо: прикрывающих отход группы. В пулемётном мастерстве я был незаменим. Или почти незаменим. Славная и безотказная машина РПК-а в моих руках пела, и вышивала кружева, оставляя по линии шитья клочья дудаевских бойцов. Не помню, когда перешёл на этот вид оружия, но в последние дни я предпочитал работать только с ним. Меня не тяготила его тяжесть и кроме подсумка, я пёр на себе две груженые сумки для магазинов РПК. Магазины были спарены изолентой, чтобы на перезарядку хватало секунды и не больше.... В том подвальчике мы хорошо подзатарились.... "Духов" можно понять, прое...ших такой арсенал. Я был как нагулявший жирок барсук. И морально и внешне. Тащить всё это не представляло труда. Тело настолько привыкло за время всех походов к лишнему весу, что лишнее железо уже не воспринимало как нагрузку. Подраненное и уставшее, оно устало уставать и отдалось во власть изощренного разума. А разум был настроен биться до последнего....

Итак, нас было четверо пулемётных демона. Двое: "Рыжий" - Колян Златоурест и "Тыква", он же Ромыч. Бойцы - клад. С пулемётом как с тёткой давно. Старожилы. А вот Родик Ладынин, тот из молодых да ранних. Как и я, взялся "вышивать" недавно и к радости больше, чем к удивлению обнаружил в себе этот великий талант. Отряд уходил, а мы шмаляли настырных "духов", не давая им пропердеться. Мы были рассредоточены, и каждый вёл свой сектор. Я слышал, как обозленный противник истошно орёт, извергая проклятия. По нам четырежды били из РПГ и просто фантастика, что не попали. Два перелёта. Один недолёт, но близко.... Я думал: Рыжему хана, но у него только кровь из ушей пошла, контузия.... Четвертый "дух" встал как Рэмбо в полный рост и прицельно намеряет траекторию полёта. Намерил, бля! Я его строчкой прошил из своей машинки "зингер". Снаряд ушёл в небо, а воин.... наверно, туда же.... "Духи" стали собранней и осмотрительней. Уже не прут, то есть прут, конечно, но не так оголтело. Поливают свинцом наши позиции, а гранатометчики, очевидно с флагов заходят. Я кричу, сплёвывая грязь: "Рыжий, Родя, давай по малой отходите! Мы с Тыквой прикроем!" А этот Рыжий то ли вредный, то ли герой, не слышит типа, продолжает херачить из своего "отбойника". Контуженный.... Я тогда ору молодому, он поближе: "Ладынин, сука! Хватай Рыжего и уходите! Положат нас тут всех, к е..ням, слышишь, нет?!" Услышал. Донёс это до Рыжего, тот на меня глядит. Делаю знак рукой и злую-презлую морду: исполняй, падла, приказ, не геройствуй! Вроде понял, начал отползать. А грязь, подмороженная за ночь, так и взлетает ошмётками, до того плотно огнём садят.... Думаю, пускай эти двое отойдут, а потом и мы с Тыквой. "Аллаакбаровцы" въехали в наш замысел, и давай гнобить отходящих, но мы с Ромычем, тоже, не просто так в грязи окопались. Мы с яростью обрушиваем огонь на самых хитроумных и зловредных стрелков. Часть из них позалазила в трамваи и думают: так проще. Из РПГ можно садануть, да и закрыты как бы.... Ну-ну! Трамвайная жестянка, тьфу! Пока Тыква выжигал передний край, я три рожка высадил по этим трамваям. Как вам там, тепло?! Патронов предостаточно, только вас, чертей, почему-то не меньше....

Зацепили всё-таки Ладынина, гляжу: припадает на левую ногу и часто падает. Рыжий его поднукивает, хотя и сам неважный. Ушатанный. Давайте, ребятки, давайте! До спасательного поворота всего ничего. Там зона слепая, не достанут.... Четырёхметровая куча ржавья, за которой стоят те самые боксы, и близкий забор не дают подобраться поудобней с выстрелом в этот район. И поэтому можно мышью проскочить между забором и кучей и затеряться в здании бокса. Помещение имеет сквозные хода, по которым и ушла группа, слава богу! Понимаю, что лазейку можно прикрыть. Достаточно пульнуть гранатой в эту кучу, и .... Разнесенное железо завалит путь к отступлению и даже поможет уничтожить близ стоящих. Я не считаю врага тупым, потому что сам вроде не глупый. Поэтому боюсь за ребят.... Оглядываюсь ещё раз. Неужели проскочили? Чисто.... Пора и нам. "Ромыч!
– Ору.
– Отползаем! Давай, по три метра каждый!" Это значит: он делает три метра назад, а я херачу во всё непонятное. Потом он херачит, а я делаю три, а может и больше.... Такая стратегия называется взаимоприкрытие. Тыкву ранили в руку, меня шлёпнуло по каске то ли осколком, то ли булыжником. Звенело и не перестаёт звенеть в ушах. Но в одно время мне показалась, что боевики приутихли.... отчего-то. То есть, стелют не так жарко, как вот-вот только.... Понимание пришло интуитивно. Плен.... Бояться прихлопнуть.... Мы нужны живыми.... Совершенно ясно, что ждать от плена сто грамм по-русски и девушку - абсолютная безнадёга. Скорей уж, с точностью наоборот и в кубе. Нас жалеют, чтобы потом ох, как не пожалеть! А это значит, что в наши планы это не как не вписывается. "Ромыч!
– Ору.
– Давай по пять! И шустрее! Эти суки нас живыми брать будут!" Тыква кивает и откатывается по новой разметке. "Духи" шмаляют на опережение наших рывков и торжествующе орут. Им удаётся подранить меня выше бедра, под самую ягодицу и я кренюсь как Чебурашка вправо. Тело не слушается и отказывается подчиняться. Я загнанно дышу и задыхаюсь. Мне кажется "духи" рядом, в полушаге.... Я устал.... Тыква уговаривает, потом орёт и силой гонит меня к куче металлолома. Его РПК неистово молотит, отдаваясь гудящей болью в моей башке. Я заползаю за баррикады металла, хочу встать, но по-прежнему ползу на четвереньках. Я извозюкался полностью в грязи, но ухитрился не бросить, ни пулемёт, ни сумки с магазинами. Мало того, я пытаюсь встать, падаю, но встаю.... Сознание противится слабости, и в горячке я шагаю назад, чтобы прикрыть товарища. Тыква выпячивается спиной и чуть не сбивает меня с ног. Он по-прежнему демон войны. "Куда?
– Орёт.
– Еле стоишь. Давай отходи! Я их попридержу!"

Блочное здание в два этажа, серым размытым пятном в двух шагах. Это не "боксы", а неведомая пристройка к ним. "Давай, вместе".
– Хриплю. Но Ромыча трясет от моего непослушания: "Не успеем вместе! Близко! Нагонят!" Он матерится очень убедительно и я, наконец, вплываю в темный коридор. В башке клубится мысль не уйти, а вскарабкаться на второй этаж, прямиком к окну. Укрепиться в позиции на отход Тыквы. Удивительно, это же просто.... Как я не догадался.

Окно без рам и стекол походило на бойницу. Узкое, под пулемёт и плюс к прочему искорёженный козырёк крыши закрывал верхнюю половину проёма. Просто дот, а не окно. Подарок пулемётчику. Выглядываю: "Ромыч!" Тыква, лежал, неестественно раскорячившись. Правая рука оперлась на пулемёт, словно с его помощью он хотел приподняться, но левая половина тела полностью осела, притулившись головой к земле. Будто Ромыч услышал нечто в недрах земли и заинтересованно приложился ухом. Левая нога его конвульсивно дёргалась. "Ромыч!
– Ору.
– Ты держись, я счас!!!" Хотя вижу: помощь уже не требуется. Из под Тыквы вытекает черно-бурая.... "Ромыч, - шепчу тихо, - я счас".

Руки делают всё механически, отдельно от мыслей: ставят, заряжают, готовят, укрепляют.... А в голове ничего, кроме одной программы. Убивать. Меня отпустила слабость и дурнота. Меня колошматит от нетерпения. Зудят и подстёгивают нервы, а палец на спусковом взмок от ожидания....

Первого я срезал, как только он потянулся к убитому Ромычу. Очередь прошила ему все открытые места. Боевик выдал горловой звук и тюкнулся рядом с Тыквой. Второй вылетел из угла и мастерски в кувырке прострочил предположительный сектор. Только предположения его были не там. Я сверху дуванул и его расплющило о забор. Остальные попризадумались и пока на просвет не выскакивали. Очевидно, соизмеряли угол и траекторию моих выстрелов. Должен заявить: место для огневой позиции было просто желать лучшего не надо. Слева от постройки, где я засел, стоял плотный в два метра забор. Обойти домину было можно только за забором. Справа высокая гора металла не давала боевикам толком разглядеть меня, а ударить гранатой из ствола было в неудобняк неприцельно. Мешала та же гора. Разнести её парой "хлопушек" можно, но железо разнесёт по всему двору. А как наступать на пулемёт, через железные буераки? Понятно, что мой дот откроется, но ведь в него ещё надо попасть! Что снайперу, что гранатомётчику. С другой стороны, так и они мне откроются, голубчики! Пока меня приложат навеки, я их многих поковыряю. У меня тут запаса....

"Духи высчитали мою точку, это несложно, но что делать толком не решили. Палили вслепую, наудачу. Из-за острых углов жести, проволоки и арматуры вскидывались руки с автоматом и изрыгали огонь. Я в свою очередь долбил беспрестанно этот железный хлам вместе с человеческим.... Моё укрытие считалось более совершенно, чем их. Пули ходили надо мной поверх, откусывая куски бетона и камня. По лицу моему струилась кровь: я получил несколько рассечений. Не от свинца, а именно от бетонной крошки. Но серьёзных повреждений не имел, кроме той злосчастной пули в мягком месте. Боевики очень скоро заткнулись. Как показала практика: жестянка не прикрывает от пуль. Что ж...

А меня куражило и несло. Я разложил полные "рожки" под ноги, чтобы быстро подхватывать и пристёгивать вместо пустых, не теряя драгоценных секунд. Их оставалось ещё восемь "спаренных", по сорок "маслин" в каждой обойме. И ничего оставлять я не собирался. Даже для себя. На этот скорбный случай я имел гранаты в подсумке и щедро отодвигал этот момент на неясное потом....

Интересно, что я думал тогда, за семь минут до гибели? Может, вспоминал дом, мать? Последний раз я видел её, когда она приезжала в "учебку" в день присяги. Я не сказал ей, что иду на войну. Я был упитанный, розовощёкий и мать порадовалась за меня, попросив меня писать чаще и высылать фотографии. Теперь её мальчик стал совсем не тем, что она знала, что она видела. Война выжгла во мне доброго и ранимого юношу. Я стал зверьё. Я стал не лучше, чем сами чеченцы. И если есть ад, то он мне после Чечни покажется раем.