Рассказчица историй

Большая часть гвардейцев находилась на стенах, а те, что встретились нам на пути…

Я уже сказала, что не умею описывать сражений.

Ихи утверждал, что гвардейцы сдаваться не будут. Они и не сдавались.

А мои люди скучали по настоящей драке. Ведь драться с утра приходилось в основном мне одной.

Так что же тут описывать? Разве что сам дворец. Он, честно говоря, доставил мне больше беспокойства, чем гвардейцы. К такому я готова не была. По-моему, дворец строили в состоянии пьяного бреда или надышавшись какого-нибудь дурмана. Я не хочу сказать, что построен он был небрежно или непрочно. Просто вызывал сходные ощущения.

Не знаю, чем руководствовались зодчие этого сооружения или те, кто приказывал зодчим. И все время, пока я рубила, колола, наносила и отражала удары, и отшвыривала тела с дороги, я не могла избавиться от мысли: «Зачем?» Зачем эти башни шире наверху, чем у основания, двери слишком большие или слишком маленькие для человеческого роста, и то же самое относилось к лестницам… А слишком узкие или слишком высокие залы, и навесные мосты без перил?

Я не могла представить цели, ради которой подобное нагромождалось в одном месте. Укреплению обороны это явно не служило. Да и для того, чтобы запутать посетителя, как это рассказывают, — вряд ли. Хотя, возможно, я ошибалась, и именно с последней целью все и было задумано. Просто у меня хорошая зрительная память.

Нет, ведь этот дворец до нас еще никто не захватывал. Может быть, это просто нужно… чтобы подавлять? Да, там еще оказалось много золота. Золото на стенах, на колоннах, на балюстрадах. Я предпочла бы, чтобы там было побольше прорубленных окон. Должно быть, золото ярко сверкало, когда зажигали все светильники, спущенные сверху на цепях, и факелы на кольцах (тоже золотых), вделанных в стены. Но сейчас они, эти золотые плиты, щиты и пластины казались просто тускло-желтыми.

Мы могли, бы столкнуться лицом к лицу. Они вышли из противоположной двери зала, в который мы как раз ворвались. Наверное, они хотели присоединиться к гвардейцам. А может, удрать через подземелья. Этого уже не узнать никогда.

Мои люди сообразили быстрей. Если раньше они дрались врукопашную, то сейчас взялись за луки, изготовившись к стрельбе.

Я сделала знак «обождать».

— На колени перед царем Керне! — закричал один из людей с той стороны, и я засмеялась. Потом бросила меч в ножны и перехватила топор.

Я сразу поняла, кто из них царь. И не потому, что на нем блестело больше золота. Просто судя по тому, что о нем рассказывали.

Это был человек, когда-то мощный и кряжистый, а теперь непомерно растолстевший и заплывший розовым жиром поверх мышц. Хотя эти люди называли себя потомками Солнца, кожа у Хепри была такой, словно на солнечный свет он никогда не выходил. Более всего в нем потрясала нижняя челюсть, мощная, совершенно квадратная, способная смолоть что угодно, и шириной своей соперничающая со столь же мощной шеей, которую ни перерубить, ни сломать почти не представлялось возможным. Из-под нависшего лба почти не видны узкие глаза. Волосы он брил не столь тщательно, как его офицеры, и они стояли на черепе короткой щеткой, более темной, чем позволяли их каноны, почти коричневой.

Я видела фракийского и троянского царей, я видела множество ахейских царей, царьков и вождей, но ни один из них не производил на меня столь сильного впечатления, как Хепри. Настолько сильного, что оставалось благодарить Богиню за крепкий желудок.

— Слишком молода, — сказал он. — Лицо, на которое второй раз не взглянешь. Много силы и много удачи. Мускулы, как бруски, и ни единой царапины. Ее еще ни разу не ранили.

Это он меня, стало быть, описывал своим приближенным. Как будто они были слепые. Голос у него оказался высоким и резким. И он совсем не был испуган.

Я подумала, что все решится быстро, и улыбнулась. Я ошибалась.

— Я предлагаю тебе поединок.

— А я предлагаю тебе поговорить.

— Ты опоздал, царь Хепри. Говорить тебе уже предлагали. Три дня подряд. Теперь поздно.

— Нет. Я выиграл три дня. Возможно, в эти самые мгновения мои корабли штурмуют захваченную тобой крепость.

— Возможно. Но я выиграла Керне.

— Это еще не доказано.

— Порт, казармы, Большая Пирамида. И убитый Талос…

— Ах, да, Талос… — поморщился он. — Вы, женщины, всегда ненавидели достижения науки… Но ты слишком самоуверенна. Твои варвары целятся в меня из дверей, а мои гвардейцы в тебя — с балкона.

— Да, но не забывай, что и в стенах, и за стенами дворца — мои люди. Так что моя смерть ничего не изменит. Участь города тебя, конечно, мало заботит, но…

— Что же я выиграю в результате поединка?

— Жизнь. Или чистую смерть, в зависимости от исхода.

— «Чистая смерть» — какое дикарское выражение…

— Потомок Солнца не снизойдет до поединка с дикой безродной шлюхой!

Знакомый голос. Оказывается, здесь был Аглибол. Он умылся, побрился, переоделся и стал неотличим от других гвардейцев. Однако Хепри не понравилось, что его перебивают.

— Заткнись! — сказал он и добавил неизвестное мне атлантское слово, о смысле которого я догадывалась.

— Но и ты должна понять его, — обратился он ко мне. — После пыток и издевательств, которым вы его подвергли…

— Что ж, если пытками и издевательствами называются учтивое обращение, обильная кормежка и разрешение вернутся восвояси…

— Не исключаю, — сказал он, а потом спросил: — А если я откажусь от поединка? Просто сдамся?

— Тогда ты потеряешь лицо.

— «Потеряешь лицо» — еще одно дикарское выражение. До чего вы все, низкорожден-ные, одинаковы…

— Но твоя судьба в руках моего народа.

— Вы — не народ! — Впервые он показал себя не таким уж обходительным. — Вас, как народа, не существует! Народ — это мы, потомки Солнца! А вы — плевок преисподней в лицо Солнцу!

— Но если вы поклоняетесь лишь Солнцу, зачем тогда нужны подземелья?

— Подземелья? Ты знаешь о них?

— А как ты думаешь мы сюда попали?

— Предательство… — Вдруг какая-то мысль оживила это ожиревшее лицо. — Ты признаешь предательство?

— Я признаю целесообразность.

— Раз так, нам нужно поговорить. По-царски.

— Я не царь.

— Зато я царь! — заорал он.

— Ладно, говори, только недолго. И здесь. И если у тебя наготове какой-нибудь подарок, учти — план подземных ловушек, и колодцев мне тоже известен…

Это я соврала. Я была, наверное, единственным человеком в Темискире, сумевшим это сделать. Потому что я была Рассказчицей историй и слишком много их знала. А истории подсказывали мне, что ловушки здесь обязаны быть.

Он сделал знак своим людям, чтобы отошли в сторону. И, не дожидаясь, пока они удалятся, спросил:

— Чего ты, собственно, добиваешься? — Этот вопрос можно было задать до захвата города, но продолжение было интереснее: — Ведь все равно вы обречены.

— Мы?

— Вы, женщины. Большинство в твоей армии составляют женщины, Не так ли?

Вот завел вечную песню, с тоской заметила я, и он, должно быть, заметил это по моему лицу и быстро продолжал:

— О, я много знаю о ваших женских божествах, обычаях, обрядах, гораздо больше, чем ты предполагаешь. Войны с Горгонами, критяне — это научит… И я сумел сделать выводы. Эти болота… эти подземные капища… пресмыкающиеся гады… барахтанье в грязи…судороги плоти… внизу… под чем-то… под кем-то — предопределяет подчиненность… Ты вообще-то знаешь, что на самом деле означает символ вашей богини — меч, воткнутый в землю?