Рассказы ездового пса

Как ни старались, а ветер определить не смогли. Время пролета площадки с обоими курсами было примерно одинаковым, ну, чуть вроде тяга с одной стороны, но это могла быть и погрешность замера. У земли не было ни дымка, ни тени от облачка, и вершины деревьев не шелохнутся. Нет ветра. Штиль.

На маленькую площадку всегда лучше садиться при хорошем ветерке: длина пробега и разбега значительно сокращается. Тут нам не повезло. Придется моститься на самый край, чтобы хватило на долгий пробег. Взлететь-то на пустой машине не проблема и без ветра. Главное - сесть и не выкатиться.

Подходы к площадке хорошие: мелколесье и в обе стороны уклон. В одну сторону он пологий, переходящий в заболоченный кустарник, а в другую - лысая макушка бугра и сразу крутой спуск к реке.

Лучше садиться на уклончик - от кустарника и мелколесья на бугор. Там, на бугре, суше земля и меньше вероятность увязнуть при торможении в конце пробега. И пробег на горку будет покороче. Избушка в ближнем правом углу, у болота - вот и посадочный знак: чуть перелететь и мягко, на газочке нащупать землю.

Подвели машину пониже и прошли над площадкой на двух метрах, стараясь подробнее рассмотреть поверхность: не размокший ли грунт, нет ли ям и камней. По центру площадки было вполне сухо, пробивалась травка и желтели кое-где одуванчики. Не было ни пней, ни канав, ни подозрительных потемнений грунта. Похоже, можно сесть.

Гордые своим знанием, опытом, умением, мы вдохновенно работали. Мы - мастера; смотрите, как это делается!

Геолог глядел во все глаза, и едва командир через плечо небрежно обронил "годится, сядем", тихо слинял в салон. Дело выгорало.

Кое-какие опасения у нас все же остались, и мы приказали переместить часть груза в хвост, откинуть боковые сиденья, сесть на них и пристегнуться всем. Груз в хвосте должен был служить противовесом на случай, если бы машина стала увязать на пробеге и пошла на нос.

Подкрались издалека, на малой скорости, с закрылками в промежуточном положении. Сели на газу, готовые при малейшем намеке на более резкое, чем положено, торможение, немедленно дать взлетный режим, довыпуском закрылков выдрать машину из вязкого грунта и уйти. Машина, подвешенная на остатках подъемной силы, мягко катилась, как по асфальту, и командир убрал газ. Самолет остановился на самом бугорке как ни в чем не бывало.

Вот здесь бы и стоп!
– и оглядеться.

Но уж больно мы возгордились своим мастерством: чик-чик - и в дамках! По просьбе трудящихся - нам это запросто!
– командир развернул машину вправо на 180, и мы покатились вниз, к избушке, чуть левее своих следов, но все же опасаясь уходить от них к обочине.

Избушка приближалась, командир взял чуточку левее…Весьма неожиданно самолет вдруг грузно осел в грунт и пошел на нос, так, что мы едва успели хлопнуть по сектору газа; командир выключил магнето, шваркнула зелень из-под винта, и, как у нас говорят, палка встала. Машина остановилась, хвост опустился; нос продолжал потихоньку оседать. Ударило жаром в лицо.

–  Вон из самолета!
– в два горла завопили мы пассажирам. Перепуганные геологи и геологини горохом высыпались на траву. Мы выскочили следом и увидели весьма неприглядную картину.

Машина забурилась по самые оси; две глубокие канавы тянулись за колесами. Пропеллер, прорубив жидкий мох и траву, достал песок и вырыл канавку в грунте, к счастью, без камней; концы лопастей, когда-то окрашенные желтой краской, сверкали голым металлом.

"Вляпались. Не вылезти самим. Нужен трактор. Или вертолет…" - Мысли беспорядочно скакали в пустой голове. Звенело в ушах.

"Чик-чик"… Мужская половина выматерилась, женская подавленно молчала.

Свежий, смолистый, густой - хоть ложкой хлебай - воздух комом застрял в горле. Слышно было, как потрескивает, остывая, тысячесильный двигатель. Дробь дятла ударила по ушам. Сигарета дрожала в пальцах. Между лопаток противным ручейком тек пот.

Время шло; нас должны были хватиться: что-то долго не возвращается из Каменки борт, не случилось ли чего?

Слабая надежда была на то, что наша дальняя коротковолновая связь частенько барахлила, и, случалось, борт докладывал о себе по УКВ, уже на подлете к базе, сам или через борты, обычное дело.

Ну а если таки хватились и объявили тревогу, начали поиски?

Вот тут мысль об ответственности встала перед нами во всей жестокой реальности. Дело пахло снятием с летной работы: самовольное изменение задания на полет, посадка на подобранную с воздуха площадку, экипажем, не имеющим допуска к данному виду работ, - короче, прокурор сформулирует…

Но делать нечего. Надо выбираться. Пока мы переваривали эмоции, бывалые геологи действовали. Мы курили, матеря себя за легкомыслие, геологов за настырность, - а мужики, чувствуя вину, работали как черти: выметали из самолета груз, достали топоры, свалили сосну, обрубили, сделали вагу. Им не привыкать в тайге: что лошадь с вьюками дружно вытаскивать из болота, что грузовик, что вот - самолет. Наломали досок с крыши избушки, выкопали несколько пней, намостили их около колеса, выкопали впереди пологие канавки. Дружно вместе мы навалились на вагу, посадив на самый комель толстозадых геологинь. Под русское "раз-два-взяли!" колесо чуть приподнялось. Забили под него доски, настелили в канавку. Потом всю операцию повторили у другого колеса. Когда самолет встал на доски, винт чуть приподнялся над землей.

Загнали несколько человек за пятнадцатый шпангоут, в самый хвост - для противовеса. Экономя аккумулятор, заставили двух мужиков крутить "ручку дружбы" в салоне; завыл раскручиваемый маховик стартера.

Горячий двигатель запустился с первой вспышки. Я встал перед самолетом и, следя за колесами, руководил движением; Толя газовал. Мотор ревел сильнее и сильнее; командир очень осторожно добавлял обороты. На взлетном режиме машина выползла из западни и по доскам, уложенным в канавках, рванулась, чуть с разворотом вправо, к спасительному твердому грунту. Но не успел я скрестить руки: "Стоп!" - как она опять ухнула, сорвавшись левым колесом с края гнилой доски. Снова вылетел мох из-под винта, и ухнуло мое сердце…

Все началось сначала: опять вага, канавки, доски, "ручка дружбы", газы - и опять через пару метров провалилась, уже обоими колесами. Но уже не на такую глубину! И снова: вага, доски, газы… И так несколько раз мы повторяли трудоемкую операцию, норовя вывернуть поближе к центру площадки, к своим следам.

Господи, кончится ли это судорожное, рывками, перемещение? Сердце колотилось где-то в горле, во рту пересохло, а в пустом горячем черепке билась о кость одна мысль: "скорее, скорее… время уходит!"

Наконец, мокрые, злые, измотанные, измазанные свежей смолой и грязью, выползли мы с машиной на середину площадки, выключились и, дыша как загнанные лошади, уселись перекурить и принять дальнейшее решение.

Выруливать вниз, к началу наших следов, где приземлились, не было смысла: там болото. Разумная предосторожность, посадка на газочке, спасла нас от реальной возможности встать на нос, а может, и вовсе скапотировать через нос на спину - именно в том месте площадки. Нет уж: если взлетать, то только отсюда.