Рассказы и повести

Федя скромно подвинул Никитину тарелку с салатом.

– Или вот, - продолжал Никитин, поставив локоть в тарелку.
– Валерий Феликсович - член-корреспондент. Член четырех королевских обществ! Я его спрашиваю: подходит галстук? А он мне пиджак дал. А почему? Потому что он по-настоящему интеллигентен. Ведь что такое интеллигентность? Это не количество знаний. Сейчас все все знают. Настоящая интеллигентность это доброжелательность! Каждый человек прекрасен до тех пор, пока он не докажет тебе обратное. Вот мы с вами, в сущности, не знакомы. А вы проявили ко мне доброжелательность: время теряете, слушаете меня. Потому что вы - по-настоящему интеллигентный человек.

– Я такой, - согласился Федя.
– А этот жлоб...

Собака... Собака, значит, - из стакана, а люди - прямо из бутылки. Не люблю я таких людей! Не уважаю!

– Я тоже, - легко согласился Никитин и выпил половину фужера.

– И начальник твой жлоб!
– разоблачил Федя.
– Всучил пиджак, а теперь всю жизнь попрекать будет.

– Ну что вы, он не будет...

– Глазами, - Федя слегка вытаращил свои глаза.
– Так и будет все время показывать: я тебе пиджак дал, я тебе пиджак дал... Вот я у Петровича трешку взял, говорю: "С получки отдам". А он говорит: "Можешь не отдавать". Ну я и не отдал. Так он мне теперь глазами все время показывает, что я ему должен "спасибо" говорить.

Тьфу! Знал бы - отдал бы! Вот так и начальник твой.

– Он не такой, - заступился Никитин.

– Не та-акой...
– передразнил Федя.
– Что ж он тебе пиджак-то с пятном дал...

– Где пятно?
– Никитин стал себя оглядывать.

– А вот...

На локте действительно было совсем свежее, влажное пятно.

– А раньше не было, - удивился Никитин.
– Что же делать?

– Можно вывести, - успокоил Федя.
– Спиртным надо.

Федя взял салфетку, окунул сев фужер с портвейном и потер салфеткой рукав. Пятно из бледно-серого стало темно-коричневым.

– Вот! Высохнет, ни фига не будет заметно, - пообещал Федя.

– И здесь немножко, - Никитин показал пятнышко возле кармана.

Федя замыл и там.

– Я тебе друг?
– спросил Федя.

– Друг!
– Никитин убежденно кивнул головой.

– Так вот. Слушай меня. Отдай-ка ты ему этот пиджак. Пусть он им подавится.

– Правильно, - согласился Никитин.
– Надо сейчас же вернуть, а то вдруг запачкаю.

– Официант!
– Федя щелкнул пальцами в воздухе, как кубинец.
– Бутылку крепленого и банку килек! С собой!

Друзья подошли к подъезду.

Никитин еще раз при электрическом свете осмотрел пиджак. На нем горели размытые, почти черные пятна, похожие очертаниями на контуры Каспийского моря.

– Все равно видно, - огорчился Никитин.

– Не высохло еще, - успокоил Федя.
– Высохнет, ни фига не будет заметно.

– Знаете что, Федя, а может быть, вы отнесете?
– попросил Никитин. А то мне как-то... Вы скажите, что я заболел. А это обязательно высохнет. И поблагодарите. А?
– Лицо Никитина приняло мучительное выражение.

– Давай, - легко согласился Федя.
– А куда нести?

– Третий этаж, возле лифта. Справа.

Федя взял пиджак и пошел в подъезд.

Лифт не работал, и Федя отправился пешком. Он шел и считал лестничные пролеты за этажи. Третьим этажом у него оказался второй.

Федя позвонил в дверь возле лифта. Открыла бабушка в платочке, маленькая и уютная, похожая на лесного человечка.

– Академик дома?
– спросил Федя.

– Какой академик?
– не поняла бабушка.

– Ну, мужик твой.

– Нету.

– На. Держи.
– Федя протянул пиджак.
– Женька прислал.

– Ча во это?

– "Чаво", - передразнил Федя.
– Слепая, что ли? Пинжак. Высохнет, ни фига не будет заметно. Премного благодарны.
– Федя сунул ей в руки пиджак.
– А Женька гриппом заболел. На больничном сидит. Так что спасибо...

Никитин стоял на том же самом месте, где он только что расстался с Федей, и смотрел на Наташино окно. Окно светилось золотисто-оранжевым светом, как спелая виноградина на солнце, и казалось, что там течет совсем другая жизнь - чистая, невинная, исполненная высокого смысла. Никитин смотрел на окно и испытывал острое чувство - торжественное и щемящее одновременно. Он никогда прежде не знал в себе такого чувства. Правда, и таким пьяным он тоже никогда не был.

Появился Федя.

– Все!
– с удовлетворением сказал он.
– Отдал!

– А он чего?

– А его нету. Я его бабе отдал. Ну и дуру же он себе нашел! А где бутылка? Выпил?

– Ну что вы! Вот она, - бутылка стояла на асфальте возле ног Никитина.
– А вон Наташа!

Никитин показал на окно. Федя из вежливости посмотрел по направлению пальца.

– Слушай, а может, Нюрку позовем?
– обрадовано предложил Федя.
– Посидим, попоем, твоя поиграет, а моя попоет.

– Давайте в следующий раз. А сейчас... вы понимаете...

Я с Наташей не совсем знаком и приведу с собой еще двух совершенно посторонних людей. Это неудобно...

– Можно и без Нюрки, - не обиделся Федя.

– Нет, Федя. Все равно неудобно, - мягко и настойчиво возразил Никитин.
– Большое вам спасибо за все. До свидания.

Никитин повернулся и пошел.

– Жень, постой!
– Федя подбежал к нему и стал на его пути.

Никитин остановился.

– Жень, я тебе друг?

– Друг.

– Так вот, слушай меня. Не ходи. Она тебя обженит. Вот зуб даю - обженит.

– И очень хорошо.

– Женя!
– Федя приложил руку к сердцу.
– Я старше тебя, у меня опыт... Я уже про эту бабу все понял. Я тебе все про твою жизнь могу рассказать; ты с работы вернешься, устал как черт, так она тебя домой не пустит. Приведешь товарища, сядешь поговорить, так она нос воротит! Детей от тебя будет прятать, будто ты Гитлер... А еще я тебе скажу: она на тебя в прокуратуру на принудлечение подаст. Не ходи, Женя! Мой тебе совет - не ходи!

– Она не такая, - возразил Никитин.
– Она нам обрадуется. Мы сейчас придем и скажем: "Здравствуйте, нам без вас одиноко". Она скажет: "А мне без вас". Мы скажем: "А мы вам духи принесли. Подарок из Франции".

– Фига мы ей принесем, - отредактировал Федя.
– Духи-то в пинжаке остались. Ты же их в пинжак засунул. На сей раз Федя звонил в квартиру Гусаковых, и на сей раз ему отворила Изабелла - в вельветовых брючках. Изабелла серьезно отличалась от бабушки в платочке, она текла в совершенно другом возрастном коридоре и совершенно другого хотела от жизни. Но Федя не заметил никакой разницы.