Рассказы извозчика. Грустные, смешные и сексуальные

Ирина пожала плечами.

– Вы тут хозяин, вам и решать.

Я кивнул головой и вышел в коридор. Дарья по-прежнему стояла у окна, прижав руки к груди. Я дотронулся до ее плеча и кивнул в сторону зала.

– Иди, танцуй.

Я не мог нарадоваться своим менеджером. Лена избавила меня от всех хлопот, связанных с организацией танцевального коллектива. Лишь раз или два в неделю она приезжала ко мне со сметой расходов, и я выкладывал необходимую сумму денег.

Между тем, мои торговые дела шли из рук вон плохо. К общему упадку экономики добавились новые проблемы. Завлабы, вставшие у руля российского государства, не имевшие ни политического, ни жизненного опыта, вели дело к разрыву экономических связей с бывшими республиками СССР. Подобно неумелым пилотам воздушного шара, они в самом начале полета принялись избавляться от, как они полагали, ненужного балласта в виде бывших национальных республик. Все чаще и все продолжительнее стали задержки с переводом денег в Россию. И наступил день, когда этот перевод прекратился вовсе. Завлабы перекрыли кран.

Бизнесмены, подобные мне, чьи деловые интересы замыкались на российских предприятиях, с бешенными глазами носились из банка в банк, из министерства в министерство, задавая единственный вопрос: как перегнать деньги в Россию? Им в ответ либо беспомощно пожимали плечами, либо отсылали к очередному банкиру или чиновнику. Тут же, как грибы после дождя, стали возникать фирмы и фирмочки, предлагающие свою помощь в переводе денег, но не дававшие при этом никаких гарантий.

Как-то в разговоре с одним из своих коллег я пожаловался на злую судьбу.

– Я знаю одного фирмача, который может перегнать деньги в Россию. При этом, берет совсем небольшой процент комиссионных. Попробуй обратиться к нему, - посоветовал мой коллега.

– Как зовут того фирмача?
– загорелся я надеждой.

– Нурлан Кераев.

– Керюша?!
– изумленно воскликнул я.

С Нурланом Кераевым я познакомился, когда учился в восьмом классе. Пришел он к нам в школу в начале октября, поскольку в сентябре отдыхал в Артеке. Не знаю, как обстояло дело в других республиках, но из Казахстана в то время в пионерский лагерь на берегу Черного моря ездили в основном дети руководящих работников. Позже я узнал, что отец Нурлана тоже принадлежал к числу избранных.

Будучи признанным лидером класса, я счел необходимым объяснить новичку, в первый день его появления в школе, кто есть кто в нашем коллективе. На первой же перемене я подошел к Нурлану и принялся методично до него, как тогда говорили, доколупываться. Вдруг новичок вскочил на ноги (до этого он сидел за партой) и, ткнув меня в грудь кулаком, прошипел:

– Может, выйдем после уроков?

От неожиданности я ничего не мог ответить и лишь растерянно хлопал глазами.

– Давай, выйдем, - наседал на меня новенький.

Честно признаюсь, в тот момент я позорно струсил. Ничего не ответив, я тихо отошел от Кераева и скромно сел за свою парту. С того дня Нурлан, воспользовавшись моей слабостью, начал планомерно низвергать меня с пьедестала лидера и по обломкам моего авторитета взбираться на освободившееся место. Проделывал он это с беспощадной жестокостью. Злыми шуточками и вымышленными историями он высмеивал меня перед одноклассниками, в клочья терзая остатки моего самолюбия. Я же, подобно кролику перед удавом, раз испугавшись, уже не в силах был побороть свой страх.

Не знаю, до какой степени удалось бы тогда Кераеву унизить меня и смешать с дерьмом, если бы не случай, происшедший опять же на перемене. В то время в нашем классе училась девочка Сауле Нуржанова, в которую я тайно был влюблен. Все мне в ней нравилось: и стройная фигура, и карие, чуть раскосые глаза, и густые, смоляные волосы, собранные в косу. Надо признаться, на меня Сауле не обращала никакого внимания, впрочем, как и на остальных мальчишек нашего класса.

В тот памятный день, на перемене, я сидел за партой и переписывал себе в тетрадь домашнее задание следующего урока, одолженное у одного из моих товарищей. Краем глаза я заметил, как Сауле подошла к Кераеву, который сидел впереди меня. Между ними начался диалог, из которого я понял, что Сауле, будучи комсоргом класса, просила Нурлана принять участие в составлении стенгазеты. Кераев упорно отказывался, придумывая различные предлоги. Накал спора нарастал. Неожиданно Кераев махнул на Сауле рукой и довольно громко выкрикнул:

– Пошла ты в ж...у!

Те, кто находился поблизости, замерли с открытыми ртами. У Сауле мелко задрожала нижняя губа, а на глазах выступили слезы. Я почувствовал, как кровь приливает к моему лицу, а горло сжимает спазм, затрудняющий дыхание. Не помня себя, я выскочил из-за парты и бросился к Кераеву.

– А ну, извинись!
– прохрипел я, хватая его за лацканы пиджака, - извинись, гад!

Нурлан медленно поднялся с места.

– Может, выйдем?
– скривил он лицо в ухмылке.

– Выйдем!
– дико завопил я и, что было сил, ударил кулаком правой руки Кераеву в нос, - выйдем!
– продолжал орать я, нанося левой удар в ухо, - выйдем! Выйдем! Выйдем!

Удары сыпались подобно граду в летнюю грозу. Правой-левой, правой-левой, ногой в живот, головой в челюсть. Кто-то из одноклассников попытался остановить меня, но я, развернувшись, заехал несчастному по физиономии. Больше меня уже никто не пытался удерживать.

Удивляло то, что Кераев даже не пытался сопротивляться. Он лишь закрывал лицо руками и медленно отступал к стене. Ткнувшись спиной в преграду, мой противник сполз по стене и, сев на пол, спрятал лицо между коленями.

– Вот так!
– выдохнул я и опустил руки.

С Нурланом Кераевым мы проучились в одном классе до окончания школы. Со временем, былые обиды, как всегда бывает в том возрасте, забылись и у нас установились ровные, без признаков неприязни, отношения. Порой мне даже становилось жаль Кераева, ибо, после того случая, одноклассники отвернулись от него. Он остался один, окруженный стеной отчуждения. Его не звали покурить после уроков в соседнем сквере на скамейке. Его не приглашали ни на дни рождения, ни на классные сабантуйчики по случаю праздников. Его просто старались не замечать.

Прошли годы. Последние несколько лет наши пути не пересекались. И вот теперь, услышав имя Кераева, я, неожиданно для себя, почувствовал, что рад этому. Отыскав в старой записной книжке телефонный номер Нурлана, я позвонил своему бывшему однокашнику. Мне показалось, что Керюша тоже обрадовался, услышав мой голос. Мы договорились о встрече и вечером того же дня Нурлан сидел у меня на кухне, а я разливал в рюмки коньяк.

– Ты пойми, - говорил Кераев голосом воспитателя детского сада, - сто или двести тысяч баксов тебя не спасут. Россияне поставили заслон денежным переводам всерьез и надолго. Через два-три месяца тебе снова потребуется моя помощь, но помочь я тебе уже не смогу. Существует лимит на эти операции. Мой тебе совет: перегоняй сейчас как можно больше денег. Пусть лежат в российском банке. Ты сможешь воспользоваться ими в любой момент.

Рассуждения Нурлана показались мне разумными. На следующий день я снял со счета все, имеющиеся у меня на тот момент деньги (около восемьсот пятидесяти тысяч баксов), добавил к ним, для ровного счета кредит, взятый в банке, и перегнал на Керюшин счет миллион американских долларов. В соответствие с нашим договором, эти деньги должны были оказаться на моем счету в российском банке не позднее, чем через десять дней. Не теряя времени, я созвонился с саратовским стекольным заводом и, получив согласие на поставку двух вагонов оконного стекла, стал готовиться к командировке. Каждый день я звонил Керюше, справиться, как проходит операция.