Рассказы Ляо Чжая о необычайном
Шрифт:
– Нет, не могу, – отвечал Хуан.
– Ну вот что, – сказал тогда хэшан. – Пожалуйста, постарайтесь как-нибудь достать половину этих денег, а остальную половину придется уж мне вам достать где-нибудь в долг. И положим трехдневный срок. Хорошо?
Студент согласился и стал напрягать все усилия, чтобы достать деньги; прибег даже к залогу вещей – наконец достал столько, сколько было нужно. А через три дня хэшан в самом деле принес пять дяо и вручил их Хуану.
В доме Хуанов был старый колодец, в котором вода была всегда глубока и не иссякала. Говорили, что колодец
– Дайте мне дойти до храма, – говорил он наставительно, – и затем сейчас же столкните деньги в воду. После этого – так через половину того времени, что требуется для кипячения воды, – всплывет на поверхность медная монета. Нужно будет ей поклониться и уйти.
Хуан не мог понять, что это за фокус. Затем он решил, что выйдет из этого что-нибудь или нет – еще неизвестно, но десять дяо жалко. Поэтому девять дяо он припрятал, а один бросил. Вскоре на воде вскочил огромный пузырь и со звоном лопнул. Тут же всплыла на поверхность деньга, огромная – величиной с колесо телеги.
Хуан страшно перепугался и, поклонившись, вытащил еще четыре дяо и бросил туда же. Деньги упали, и слышно было, как звякнули, ударившись о большую деньгу, которая им перегородила путь. Так они и не могли погрузиться в воду.
К вечеру пришел хэшан и стал его ругательски ругать.
– Зачем вы не бросили все деньги? – кричал он.
– Я все бросил, – отвечал Хуан.
– Нет! Человек, посланный от владыки того света, унес только одну тысячу. К чему врать?
Тогда Хуан рассказал все начистоту.
– Скряга, – вздохнул хэшан, – никогда не будет большим человеком. Таков, значит, ваш удел! Вам, очевидно, полагается кончить на вашей второй студенческой степени. Иначе экзамены сейчас же пропадут.
Хуан стал сильно каяться и просил хэшана еще раз за него помолиться. Но хэшан решительно отказался и ушел.
Хуан посмотрел в колодец. Деньги там все еще плавали. Он взял колодезную веревку и вытащил деньги обратно. Тогда большая деньга потонула.
В этом году Хуан получил всего подвторую степень. Так и вышло, как говорил монах.
МОНАХИ-ИНОЗЕМЦЫ
Хэшан Тикун рассказывает, что в Цинчжоу он видел двух монахов-иноземцев. Их наружность была причудливая какая-то, несовременная. В ушах висело по кольцу. Одеты были в желтый холст. Волосы вились кудрями.
По их собственным словам, они пришли из западных стран и явились к тамошнему губернатору, так как слышали, что он чтит Будду.
Губернатор послал двух курьеров из канцелярии, чтобы они проводили монахов в монастырь. Настоятель Лин-пэй встретил их не очень-то приветливо. Тогда курьеры, видя, как необыкновенно странны эти люди, угостили их на свой счет и остались с ними ночевать.
Один из них спросил иноземцев:
– В ваших западных краях много необыкновенных людей… Вот что, архат [64] , нет ли у вас в запасе каких-нибудь фокусов – нам показать?
Один из монахов раскатисто захохотал. Потом высунул
из рукава руку, и на ладони у него оказалась маленькая пагода, высотой еле-еле до фута! Она была вся в резьбе – прелесть, что за вещь!64
Архаты– прямые ученики Будды, первосвятители.
На стене, в самой отдаленной и высокой части комнаты, был маленький киот для фигуры божества. Монах бросил туда пагоду – и она прямехонько, ровно и определенно туда встала, нисколько не скосясь, не наклонясь… Смотрят теперь: на пагоде лежат мощи Будды и излучают свет, ослепительно сияя на все помещение. Затем он поманил пагоду к себе рукой, и она снова упала в ладонь.
Другой монах засучил рукав и вытянул левую руку, да так, что она удлинилась футов на шесть, на семь. Зато правая рука стала сокращаться и сошла на нет.
Затем он вытянул правую руку, и с ней произошло то же, что с левой.
НИЩИЙ ХЭШАН
В Цзинане жил какой-то хэшан. Откуда он, никто не знал. Ходил босой, весь в лохмотьях и каждый день сидел в ресторанах, то в «Ненюфаре», то в «Светлом озере», бубнил свои молитвы и вещал о судьбе, собирая милостыню.
Однако когда ему давали вино, кушанья, деньги, рис, – всего этого он не брал. Спрашивали, что же ему нужно, – он не отвечал, и целый день никто не видел, чтобы он ел или пил.
– Послушай, учитель, – говорили ему, – если ты не ешь скоромного и не хочешь вина, тебе бы надо идти за милостыней куда-нибудь в горную деревушку или в какой-нибудь глухой переулок. Что за смысл тебе каждый день шляться по шумным местам, куда все льнут, словно муравьи на баранье сало?
Хэшан продолжал сидеть, сложа молитвенно свои ладони и бормоча напевы молитв. Ресницы по-прежнему были опущены, – длинные-длинные, с палец, если не больше. Сидел и делал вид, что не слышит.
Через некоторое время ему повторили вопрос. Тогда он вдруг раскрыл глаза и грозным голосом сказал:
– А я хочу просить именно так!
Потом опять принялся за бесконечный напев. Посидев еще довольно долго, вышел и поплелся прочь. Кто-то решил идти за ним и стал настойчиво от него домогаться, почему именно так он желает просить. Монах шел, не отвечая. Человек спросил его раза четыре. Тогда он опять резко ответил:
– Этого тебе знать не дано. Старый монах хочет именно так просить!
Через несколько дней он вдруг вышел за ворота южного города и улегся у дороги, как чурбан, не шевелясь в течение целых трех дней. Жители, боясь, что он умрет с голоду и доставит предместью хлопоты, пришли толпой уговаривать его перейти куда-нибудь в другое место. Если он хочет есть, его покормят, денег захочет – дадут! Но хэшан лежал с закрытыми глазами и не отвечал.
Тогда толпа стала его тормошить. Хэшан рассердился, выхватил из своих лохмотьев короткий нож и распорол себе живот. Залез туда рукой и разложил кишки рядами по дороге. Вслед за этим испустил дух.