Рассказы Ляо Чжая о необычайном

Вышел из дома, сел на коня и отьехал. На самом же деле он скрылся поблизости и с наступлением стражи вернулся обратно домой. Слышит: жена лежит с Ли и разговаривает. Рассвирепел, сорвал дверь. Оба лежавших испугались и поползли перед ним на коленях, прося о смерти. Ло вынул нож, но сейчас же вложил снова в ножны.

– Я, – сказал он, – сначала считал было тебя человеком. Теперь же и при таких обстоятельствах убить тебя – значило бы осквернить мое лезвие. Вот тебе мое решение: жену и сына возьмешь ты. В списки внесешь свое имя тоже ты. Лошадь и все, что нужно, имеется полностью. Я уезжаю!

И удалился. Жители села довели об этом до сведения правителя. Тот велел дать Ли бамбуков. Ли тогда показал все, как было, но проверить это дело не было возможности, да и свидетелей никаких не было. Стали искать Ло и поблизости, и вдалеке, но он окончательно скрылся вместе с именем своим и всеми своими следами. Правитель, заподозрив здесь убийство на почве прелюбодеяния, наложил на Ли и жену Ло еще более сильные оковы. Через год они оба умерли в ручных и ножных кандалах. Тогда отправили сына Ло по этапу на родину в Цзимо.

Впоследствии дровосеки из лагеря в Шися, забираясь в горы, увидели даоса, сидящего в гроте. Даос никогда не просил пищи. Это всем казалось необыкновенным и странным. Стали приносить ему крупу. Кое-кто признал его: это был Ло.

Грот был заполнен приношениями, а Ло и не думал кушать. Шум ему, по-видимому, надоедал. Люди видели это, и приходящих становилось все меньше и меньше.

Прошло несколько лет. За гротом бурьян и лопух разрослись в целый лес. Кто-то из жителей пробрался потихоньку, чтоб подсмотреть отшельника, и нашел, что он, не переменив места ни на малость, продолжает сидеть.

Затем протекло еще много времени. Люди видели, как он выходил гулять по горам. Только к нему подойдут – глядь, исчез! Пошли, заглянули в пещеру. Оказалось, что пыль покрывает его одежду по-прежнему. Дались диву еще больше.

Через несколько дней опять направились к нему. Смотрят, «яшмовый столбик» [75] свис к земле, а он в сидячем положении давно уже преставился.

Местные жители воздвигли ему храм, и каждый год в третьей луне люди шли друг за другом по дороге к нему с благовониями и бумажными вещами в руках [76] .

75

«Яшмовый столбик»– по-видимому, сукровица.

76

… с благовониями и бумажными вещами, в руках – Имеются в виду разные бумажные пещи, симпатической магией указывающие божеству на цели моления, как, например, изображения пораженных недугом частей тела; кроме того, бумажные кружки, изображающие монеты, которые огнем претворяются пред лицом божества в настоящие деньги.

Туда же направился и сын Ло, которого стали называть маленьким Ло Цзу. Весь доход от храмовых свечей отходил к нему. Его потомки еще до сих пор ходят туда раз в год, чтобы собирать деньги этого благочестивого оброка.

Лю Цзуньюй из Ишуя рассказывал мне все это в высшей степени подробно.

– Слушай-ка, – смеялся я, – благочестивые милостивцы нашего времени не ищут, чтобы стать совершенством или мудрою добродетелью. Все их упование в том, чтобы сделаться буддийским патриархом. Будь добр, скажи им, что, если им желательно устроить себе прудок и стать Буддой, пусть они всего-навсего опустят свой нож и удалятся, как Ло Цзу!

ГРЫЗЕТ КАМНИ

У досточтимого Ван Циньвзня [77] из Синьчэна жил в доме слуга, которого тоже звали Ван. Он еще в молодые годы ушел в горы Лао, чтобы изучать там Дао [78] .

Прожив там долгое время, он не ел ничего, приготовленного на огне, а питался только сосновыми шишками и белыми каменьями. По всему телу у него стала расти шерсть.

Так прошло несколько лет. Затем он вспомнил, что у него мать уже старуха, и вернулся к себе в деревню, где стал понемногу снова есть с огня.

77

Ван Циньвэнь. – Ван Юйчи (Циньвэнь), современник и друг Ляо Чжая, сообщивший ему описанное в рассказе «Грызет камни», был сначала успешным студентом, выдержавшим все положенные испытания, а потом большим сановником, даже министром. Оба его сына – крупные имена в китайской литературе. Это интересно знать, чтобы видеть источники осведомления Ляо Чжая, которые, таким образом, вряд ли исключительно идут из области безудержной индивидуальной фантазии.

78

… изучать там Дао – Вернее всего, речь идет о школе овладения принципом борьбы со своей собственной и окружающей природой, ее силами и закономерными явлениями.

Тем не менее по-прежнему употреблял в пищу камни. Посмотрит, бывало, их на солнце и сейчас же знает, который из них сладкий, который горький, кислый или соленый, словно ел дикий картофель юй.

Когда мать умерла, он снова ушел в горы – вот уже лет семнадцать – восемнадцать тому назад.

КАК ОН ВЫГНАЛ ПРИВИДЕНИЕ

Чаншаньский Сюй Юаньгун был студентом еще при прежней династии Мин. После того как треножники были от нее отрешены [79] , он бросил конфуцианскую школу и обратился к даосизму. Мало помалу он выучился искусству заклинать нечистую силу и приказывать ей, так что его имя было в ушах и у ближних, и у дальних жителей.

79

После того как треножники были от нее отрешены– то есть с наступлением Цинской (маньчжурской) династии в 1644 г.

Некий господин Цзюй из какого-то города прислал ему вместе с шелками, как подарком, очень искреннее и приветливое письмо, приглашая его приехать на верховом коне. Сюй спросил, с какою целью он приглашается. Слуга ответил, что не знает.

– Мне, маленькому человеку, велено всего-навсего передать, чтобы вы обязательно дали себе труд удостоить нас своим посещением.

И Сюй поехал. Когда он прибыл на место, то увидел, что среди двора был накрыт роскошный стол. Его встретили с большой церемонией и крайней почтительностью. Тем не менее так и не сказали, по какому случаю его так встречают. Сюй наконец не вытерпел и спросил:

– Чего, собственно, вы от меня хотите? Сделайте мне удовольствие – устраните из моей души сомнение!

Хозяин поспешил сказать ему, что ничего особенного нет, и сам взял чарку вина, заставил его пить – вот и все. При этом речь его была вся ярко пламенная… Сюй решительно ничего не понимал.

За беседой не заметил он, как уже завечерело. Хозяин пригласил Сюя пить в саду. В саду все было устроено чрезвычайно красиво. Но бамбуки нависли густой сетью, так что картина получалась мрачная, словно лес! Было много разных цветов, которые росли сплошными купами наполовину тонули в простой траве.

Сюй подошел к какому-то зданию, с дощатого настила которого свисали пауки, ткавшие всякие узоры, то поднимаясь, то опускаясь, – крупные и мелкие, в неисчислимом тожестве.

Вино обошло уже много раз, и день потемнел. Хозяин велел зажечь свечу, и они снова стали пить. Сюй отказался, уверяя, что не может больше справиться с вином. Хозяин сейчас же велел дать чай. Слуги торопились, метались с уборкой посуды, причем всю ее они сносили на тол, находившийся в левой комнате того же самого здания.

Еще не допили чай, как хозяин под предлогом какого-то дела неожиданно вышел, а слуга сейчас же со свечой в руке провел Сюя на ночлег в левой комнате, поставил свечу на стол, быстро повернулся и вышел. Все это он делал как-то слишком суетливо. Сюй думал, что, быть может, он захватит с собой постель и придет лечь с ним вместе, но прошло довольно много времени, а человеческие голоса совершенно замерли. Тогда Сюй поднялся, сам закрыл дверь и улегся.

За окном сияла светлая луна, входившая в комнату и падавшая на кровать. Разом закричали полные птицы, осенние жуки. Сюю стало так грустно на душе, что сон от него бежал.