Рассказы о верном друге

Вот чем объяснялось странное поведение собаки. Верный узнал своего врага, узнал по следам, обнаруженным на асфальте. Восемь лет хранил он в памяти запах этого человека, ненавидел его и — дождался своего часа.

— Личность установили? — спросил я.

— Почти, — многозначительно ответил мой помощник, прибывший сюда незадолго до меня, и подал мне документы.

Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять многое. Тут были: билет члена нацистской партии, регистрационная карточка агента гестапо…

— Носил с собой?! — удивился я. — Видно, крепко сидел в нем фашистский дух!

— Было зашито в подкладку…

— Крупная птица! — невольно вырвалось у меня.

— Да, кажется, крупная, — согласился помощник. — Он, видимо, хотел пробраться в англо-американскую зону. Там пригрели бы его…

Мертвеца унесли, и Верный успокоился. Взгляд его начал мутнеть, выражение ненависти пропало. Через всю его жизнь прошла эта ненависть, начавшись на далекой восточной границе Советского Союза и окончившись на мостовой немецкого городка в сердце Германии. В последний раз лизнул он меня языком, вздохнул глубоко, вытянулся — и нашего Верного не стало…

Я не склонен к символическим обобщениям, но, право, в ту минуту я увидел в гибели эсэсовца под зубами моей собаки нечто большее: хитрость и коварство всегда уступают преданности и верности, добро побеждает зло.

Вот, собственно, и все… Можно, впрочем, добавить: дальнейшее следствие установило, что этот эсэсовец, расстреливавший с садистской жестокостью ни в чем не повинных собак и нашедший свой конец под клыками моей овчарки, был в прошлом крупным диверсантом-разведчиком, опасным и непримиримым врагом, всю свою жизнь боровшимся против нашей страны. Он не ушел от расплаты.

8

Теперь, когда рассказ был кончен, наши взоры снова обратились к Василию Степановичу. Он сидел, опустив голову, казалось погруженный в глубокую задумчивость, и лишь время от времени большим клетчатым платком проводил по лбу и вискам.

Только тут догадка осенила нас. Это совпадение фамилии, драма, пережитая им перед войной, и даже собаки, которых он выращивал для службы в армии, — все вдруг предстало в своем истинном свете. Его волнение и эта чудаковатость, которую приписывали ему и которая в действительности была не чем иным, как выражением больших человеческих чувств, чувств патриота и отца…

Да, отца. Он подтвердил это — на вопрос, кем приходился ему погибший Афанасий Старостин, ответив нам коротко, с той простотой, которая стоит многих слов:

— Это был мой сын.

СЛЕДЫ НА АСФАЛЬТЕ

Если бы асфальт умел говорить, он смог бы поведать немало интересного.

А рассказать, право, есть о чем. За день сколько ног пройдет по нему! Чьи эти ноги? Куда они несли своих владельцев? Где были ближайшие час-полтора и где могут оказаться вскоре? Что произошло за это время там или тут и что может произойти…

Следы — зеркало жизни большого города, и, если бы они все достаточно прочно запечатлевались на асфальте, сколько любопытнейших историй могли бы мы узнать, изучая их!

Сыплет первый осенний снежок, прикрывая все вокруг, словно пудрой, и на этой свежей пороше отчетливо заметен каждый штрих.

Смотрите! Вот прошла мать с ребенком: отпечатки подошв женской обуви на высоком каблуке и рядом в два раза меньшие, частые-пречастые. Так, кажется, и слышно, как оставившие их крохотные и еще не очень уверенные ноги топочут по панели: топ-топ, топ-топ… Мать сделала два шага, он — десять. Карапуз, видимо, шаловливый и тянет в сторону: видите, пробежал по каменному поребрику, окаймляющему газон, даже ступил на самый газон, после чего был дернут за руку и занял место рядом с родительницей.

А вот здесь ребята-пионеры хотели перебежать дорогу, когда мимо неслась лавина автомобилей; постовой засвистел, погрозил им пальцем, и они, смеясь, вернулись на тротуар.

А вот влюбленный ждал свою милую; ого, сколько он топтался здесь! Свидание, конечно, было назначено на углу около кино. Но девушка, очевидно, запаздывала (они часто так делают, из женского ли лукавства или из каких других побуждений; прийти первой — еще скажут: торопилась!), бедняге пришлось померзнуть…

А это чьи следы?… О, блюститель законности и общественного порядка — милиционер, наверное, сразу нахмурился бы, узнав, кому они принадлежат, и немедля устремился бы в погоню, а кое-кто из домашних хозяек, проведав, что за личность была тут, подхватили бы испуганно кошелки и, озираясь, зашушукались с соседками…

Если уметь читать эту немую летопись городской жизни, при достаточной доле воображения можно составить довольно полную картину событий текущих суток.

Следы, следы…

Но беда в том, что они очень не прочны. На особенно людных улицах их уже размесили в кашу. Повеяло теплом — все потекло; просох асфальт — и вовсе не осталось и признака.

Однако они существуют.

Вы скажете мне, что ничего не видно: асфальт и асфальт… Да, как будто действительно так, но только — как будто…

Помните, был такой кинофильм — «Человек-невидимка», и в нем эпизод: на чистом заснеженном поле вдруг появляются следы, один, другой… цепочка отпечатков с ясными очертаниями босой ступни. Убегающего от преследования невидимку и впрямь не приметить, а следы впечатываются — он идет на ваших глазах.

У нас с вами наоборот: видно идущих, но не видно следов, оставляемых ими. И все же эти следы есть. И есть возможность «увидеть» их, даже тогда, когда асфальт идеально чист, возможность, недоступная человеческой природе, но которую тем не менее человек научился очень хорошо использовать… И это — не химия, не микроскоп (да и они могут помочь не всегда).

Кто же или что же тогда? Что это за волшебное око?

1

Звонок.

Ночью в большом каменном здании с двумя молочно-матовыми фонарями-шарами у подъезда звонит телефон.

Дежурный в милицейской форме, с покрасневшими веками (тянет ко сну, предутренние часы — всегда самые тяжелые), снимает трубку.

Разговор непродолжителен и чем-то сердит дежурного. Пропало сонное выражение глаз.

— Что? — кричит он. — Перестаньте хулиганить, или я призову вас к порядку!… Не хулиганите? Да что я, маленький?!

Он раздраженно опускает трубку на рычаг. И почти тотчас снова поднимает ее: телефон звонит опять.

— Да. Дежурный отделения милиции слушает. Да… Что? Он сам только что звонил мне… так это правда?! Занятно… Есть. Есть! Да, конечно, немедленно примем меры! Спасибо!

Любопытный случай в истории уголовных происшествий: сам правонарушитель сообщает, чтобы пришли его арестовать! Как тут не усомнишься в первый момент! Да и сейчас, хотя уже получено подтверждение, дежурный все еще не уверен, что тут нет подвоха. Бывает ведь, что находятся охотники подшутить по телефону, даже ночью. Ночью еще «интереснее»!

Тем не менее мешкать не полагается. Противоречит практике раскрытия уголовных преступлений. Даже если есть сильное сомнение — удостоверься сам, чтоб потом не краснеть и не ругать себя задним числом за оплошность.