Рассказы, очерки, фельетоны 1925-1927 годы
Шрифт:
Таракан доигрывал пятый, последний червонец. Серый червонец, вылежавшийся за пазухой. Таракан вынул, и владелец ящика его разменял так: рваный рубль, новый рубль, зеленая трешка и тоненькая, как папиросная бумага, видавшая виды пятерка. Таракан поставил рубль, еще рубль, не взял. "Что ж я по рублю да по рублю?" - вдруг подумал и почувствовал, что падает в бездну. Трешку! И трешка не помогла. Тогда Таракан шлепнул пятерку, и все мимо поплыло по Новинскому бульвару, когда лапа голоса, похожая на воронью, махнула пятерку с доски. Никто не шелохнулся вокруг, весь мир был равнодушен к злостной Таракановой судьбе. Владелец же ящика
– Постой!
– хрипло молвил Таракан и придержал голос за рукав. Погоди-ка!
– Чего годить-то?
– ответил голос.
– Ставок больше нет. Домой пора.
– Еще сыграю, - чужим голосом заметил Таракан, вынул сапоги и сразу в тумане нашел покупателя.
– Купи сапоги, - сказал он и увидел, что продает сапоги той кепке, что первая начала игру. Кепка презрительно оттопырила губу, и тут поразился Таракан тому, что у кепки было такое же масляное лицо, как и у голоса.
– Сколько?
– спросила кепка, постукивая по подошве расщепленным больным ногтем.
– Двадцать!
– вымолвил Таракан. и,
– 12, - нехотя сказала кепка и повернулась уходить.
– Давай, давай!
– отчаянно попросил Таракан.
Кепка, свистя через губу, крайне вяло вынула из кармана стального френча червь и два рубля и дала их Таракану. Ящик вернулся на место и легче немного стало Таракану. Он проиграл по рублю пять раз подряд. На счастливый 3-й номер поставил рубль и получил пять. Тут испуг червем обвил сердце Таракана. "Когда же я отыграюсь?"- подумал он и поставил пять на 6-й.
– Запарился парень!
– далеко заметил кто-то.
Через минуту чисто было перед Тараканом. Ящик уплыл, доска уплыла, и люди разошлись. Бульвар жил, равнодушный к Таракану, китаец стрекотал погремушкой, а вдали переливались свистки - пора рынок кончать.
Воспаленными глазами окинул Таракан бульвар и ныряющей волчьей походкой догнал кепку, уносившую сапоги. Пошел рядом, кепка покосилась и хотела свернуть вон с бульвара.
– Нет, ты так не уходи!
– не узнав своего голоса, молвил Таракан.
– Как же это так?
– Чего тебе надо?
– спросила кепка, и трусливо забегали его глаза.
– Ты какой же червонец мне дал за сапоги? А? Отвечай!
Свет отчаянья вдруг озарил Тараканову голову, и он все понял. На червонце было чернильное пятно, знакомое Таракану. Вчера это пятно на червонце получил Таракан в жалованье в пекарне. Он голосу проиграл этот червонец, как же он оказался у этого, кем звалась кепка, и Таракан понял, что она, кепка, заодно с голосом. Значит, червонец голос передал кепке? Не иначе.
– Отойди от меня, пьяница!
– сурово сказала кепка.
– Я пьяница?
– голос Таракана стал высок и тонок.
– Я-то не пьяница. А вы сообщники, злодеи!
– выкрикнул Таракан.
Прохожие брызнули в стороны.
– Я тебя не знаю!
– неприязненно отозвалась кепка, и Таракан понял, что она ищет лаз в газоне. Таракан вдруг заплакал навзрыд.
– Погубили меня, - содрогаясь, говорил он, - убили человека. Деньги профсоюзные... Мне их сдавать в кассу. Под суд идти!
– Весь мир заволокло слезами, и кепка смягчилась.
– Что ты, голубчик?
– задушевно заговорила она.
– Я сам, голубчик мой, проигрался. Сам лишился всего. Ты иди, проспись.
– Сапог мне не жалко, - мучаясь выговорил
Таракан, - а пятьдесят не мои. Делегат я. Сироту погубили. Жулики!– внезапно тоненько закричал Таракан. Кепка нахмурилась.
– Пошел ты от меня к чертовой матери!
– рассердилась она лицом, а глаза по-прежнему бегали.
– Я тебя в первый раз в жизни вижу.
– Верни этого с ящиком!
– не помня себя, бормотал Таракан, наступая на кепку.
– Подай мне его сейчас! А то я вас власти отдам! Куда же это милиция смотрит?
– в ужасе спросил Таракан у любопытной старушечьей мордочки в платке.
Наложила на себя мордочка крестное знамение и мгновенно провалилась в газон. Мальчишки засвистели кругом, как соловьи.
– А ты дай ему, дай, что долго разговаривать!
– посоветовал чей-то гнилой голос.
Кепкины глаза теперь ходуном ходили, вертелись, как мыши.
– Отцепись от меня, падаль!
– сквозь зубы просвистела кепочка. Никакого я ящика не видел.
– Врешь! Мошенник! Я вас насквозь вижу!
– рыдающим голосом воскликнул Таракан.
– Мои сапоги за мой же червонец купил!
– Что на них, свои клейма, что ли?
– спросила кепочка и косо подалась в сторону.
– Я их купил совсем у другого человека, высокого роста, с бельмом, а ты маленький - Т-таракан! Обознался, гражданин!
– сладко заметила кепочка, улыбаясь любопытным зрителям одними постными щеками.
– А теперь мне голову морочит. Ну, отойди, зараза!
– вдруг фыркнула она кошачьим голосом и, как кошка, пошла - легко, легко. Клеш замотался над тупоносыми башмаками.
– Говорю, лучше остановись!
– глухо бубнил Таракан, цепляясь за рукав.
– Предаю тебя ответственности! Люди добрые...
– Эх, надоел!
– сверкнув глазами, крикнула кепочка и сухим локтем ударила Таракана в грудь.
Воздуху Таракану не хватило. "Погибаю я, делегат злосчастный, - подумал он.
– Уходит... злодей..."
– Ты остановишься?
– белыми губами прошептал Таракан и поймал кошачий зрачок отчаянным своим глазом. В зрачке у кепки была уверенность, решимость, не боялась кепка коричневого малого Таракана. Вот сейчас вертушка-турникет, и улизнет кепочка с Новинского!
– Стой, стой, разбойник!
– сипел Таракан, закручивая двумя пальцами левой руки скользкий рукав. Кепка молча летела к турникету.
– Милиция-то где же?
– задыхаясь шепнул Таракан.
Таракан увидел мир в красном освещении. Таракан вынул финку и в неизбышной злобе легко ударил ею кепку в левый бок. Сапоги выпали из кепкиных рук на газон. Кепка завернулась на бок, и Таракан увидел ее лицо. На нем теперь не было и признаков масла, оно мгновенно высохло, похорошело, и мышиные глазки превратились в огромные черные сливы. Пена клоком вылезла изо рта. Кепка, хрипнув, возвела руки к небу и качнулась на Таракана.
– Ты драться?..
– спросил Таракан, отлично видя, что кепка драться не может, что не до драки кепке, не до сапог, ни до чего!
– Драться?.. Ограбил и драться?
– Таракан наотмашь кольнул кепку в горло, и пузыри выскочили розового цвета на бледных губах. Экстаз и упоение заволокли Таракана. Он полоснул кепку по лицу, и еще раз, когда кепка падала на траву, чиркнул по животу. Кепка легла в зеленую Новинскую траву и заляпала ее пятнами крови. "Финка - знаменитая... вроде как у курицы, кровь человечья", - подумал Таракан.