Рассказы разных лет

Вот один корабль уже готов к последней операции — к испытательному полету. Блестящие круговые блики вращающихся лопастей винта, резкий выхлоп мощных моторов — все это оживляет металлическое сборище профилей, заклепок, листов, шестерен — и вы видите грозную птицу, которую слабенькая рука летчика вот-вот заставит сейчас взлететь в воздух, и эта птица, как игрушка, будет вертеться по воле человека.

Молодой рабочий-клепальщик, еще в жизни своей не вдыхавший воздуха выше стога сена, стоит в стороне и завистливыми глазами смотрит то на самолет, то на летчика-испытателя, облачающегося в комбинезон. Паренек улучил удобную минутку, когда летчик заговорился с механиком, и, быстро подбежав к трапу нижнего люка, скрылся внутри корабля. Решето переплетов из бесконечных подкосов, нервюр, расчалок не запугало нашего знакомца. Паренек уже много часов провел внутри корабля, когда клепал его на стапелях сборочного цеха.

Лавируя между металлическими переплетами, клепальщик забрался в самый крайний откос крыла и, согнувшись в три погибели, залег и затаил дыхание.

Моторы после предварительной пробы остановились. Воздушный заяц испугался внезапно наступившей тишины. Откуда-то снизу он услышал голоса. Это отдавались последние распоряжения к вылету. Минуты томительного ожидания превратились в пытку, и паренек уже дрожал от мысли, что его сейчас вытащат из крыла за уши.

А в это время члены экипажа, надев парашюты, занимали места, готовясь к высотному испытательному полету. Если бы бедный зайчик знал, что сейчас его забуксируют на высоту семь тысяч метров и там без кислорода, при сильном морозе, он будет глотать воздух, как рыба на льду, то, очевидно, он добровольно вылез бы из крыла, несмотря на весь срам такого поведения, — это было бы лучшим исходом.

Но наш любитель воздушной стихии никакой опасности не предчувствовал. Наоборот, услышав рев мотора, он сильно обрадовался, уверенный, что теперь его не успеют обнаружить.

Между тем летчик, опустив тормоза, не спеша стал рулить по твердому грунту аэродрома на старт. Внутренность металлического крыла самолета стала настолько неузнаваемой от резонирующих звуков мотора, что бедный зайчик не узнавал своего помещения. Ему показалось, что самолет летит и что его воздушное крещение в полном разгаре…

На самом же деле летчик еще долгое время заруливал к излучине реки. Он выбирал самое длинное направление для взлета. Достигнув цели, машина развернулась против ветра и начала разбег. Раздирающий шум моторов оглушил паренька. Резкий удар на взлете так сильно встряхнул конец крыла, что неудачник, подскочив, сильно ударился головой о лонжерон и почти без памяти рухнул вновь на свое неудобное место.

«Воздушные ямы», — подумал бедняга, очнувшись от первого удара. Но вслед за первым последовал второй толчок, и в темноте парень стукнулся носом об откос. Это окончательно омрачило его душевное состояние.

А самолет, не пробежав и половины аэродрома, вдруг приостановил свой стремительный бег. Завернув к месту стоянки, он начал потихоньку рулить. Один из крайних моторов сильно встряхивал крыло, обнаруживая неисправность. Самолет остановился. Экипаж вылез на землю. Инженер и механик забегали по плоскости, отыскивая неисправность. Неудачник долгое время не мог понять: продолжается ли полет или уже окончен? И только знаковый голос бойкой черноглазой мотористки, забравшейся на стремянку, убедил паренька в том, что полет закончен. Тем не менее он пролежал в крыле еще минут десять не шевелясь. Затем начал осторожно пробираться через фермы в кабину самолета. В кабине чувствовалась вся прелесть наземного воздуха. Свет озарил темные пятна застывшей крови на синем комбинезоне. Наспех вытерев лицо, молодой человек, радостный, выскочил из самолета. Он увидел то-варищей-клепалыциков своей бригады. Они работали на соседнем корабле.

Гордый и счастливый, зайчик был встречен товарищами с удивлением.

— Где это ты пропадал? Мы тебя ищем: ведь работа стоит. С Шуркой болтал, наверное? Ты у меня, брат, смотри! Работать так работать! Чего всех подводишь?.. — спросил строго бригадир.

— Да нет, какое там с Шуркой, — ответил, задыхаясь от восторга, паренек. — Летал я! В первый раз в жизни летал. Как интересно}

И парень начал передавать все свои впечатления и переживания, не забывая подробностей о шуме, об ударах, о воздушных ямах.

Его слушали внимательно и доверчиво: кровь на лице еще не была начисто обтерта. Вид паренька соответствовал описанию его первого полета…

А остроглазая Шурка, услыша веселый рассказ, быстро спустилась с крыла по лесенке на землю и, встав за спиной своего кавалера, с серьезным видом дослушивала его последние слова.

Товарищи по бригаде, ни разу не поднимавшиеся в воздух, завистливо посматривали то на смелого зайца, то на загорелую девушку. Вдруг она громко и задорно засмеялась.

— Да ведь самолет-то, из которого ты вылез, не летал, — сказала Шура. — Он даже на вершок от земли не смог оторваться. Ты видишь, никто из летчиков не уходит, все ждут, когда мы мотор исправим, закапризничавший при разбеге.

Парень выпустил из рук стройную девушку и мгновенно загорелся стыдливой краской, покрывшей не только щеки, но и всю шею.

Шура смеялась так заразительно, что вслед за ней и вся бригада начала хохотать над бедным неудачником.

— Эх, какой же ты у меня дурачок! И хорошо вот, что вернулись… Что бы ты делал там, в крыле, без кислорода, если бы тебя затащили на высоту? Задохся бы… И мне не с кем было бы ходить в кино… — И, блеснув черными глазами, Шура добавила: — Ну ладно, зайчик. Полетал, и хватит. А теперь наверстывай упущенное. Ты его, дядя, подтяни! — крикнула девушка бригадиру и быстро полезла по лестнице на крыло к неисправному мотору.

1938 г.

АРГОНАВТЫ

Это был трехпарусный баркас, человек па тридцать, образца времен Петра I. Чтобы нескучно было сидеть в этом незавидном сооружении, нам, курсантам теоретической» школы летчиков, выдавали по длинному веслу. И эх как быстро слетает скука, когда паруса приспущены и ребята под общую команду разминают тугие мышцы огромными лопатками.

Сегодня мы взяли только шесть весел и ушли в Финский залив на парусную учебу.

Уже закатилось солнце — нам пора возвращаться в речной порт. С веселыми песнями мы идем под парусами в Ленинград, навстречу горячему ветру и огням большого города, которые служат нам ориентиром.

Однако встречный ветер с каждой минутой свежеет. Вода подкидывает баркас и обдает нас, точно из ведра, холодной соленой водой. Инструктор предлагает помочь парусам и налечь на весла. Он гребет изо всех сил, ломая одно весло за другим. Расходилась геркулесова сила! Но также расходилось и море. Черный вал похож сейчас на разъяренного зверя. Он подкрадывается из темноты и с какой-то злобой обрушивается на наше суденышко. Водяная пыль мешает различать огоньки Ленинграда. Некоторые из курсантов лежат на дне баркаса: они страдают морской болезнью.

Вдруг треснула фок-мачта. Пришлось быстрее убрать паруса. Тридцать здоровых ребят очутились во власти капризного залива. Осталось одно весло. Наступила темная штормовая ночь.

Сначала это казалось нам занятным и даже романтичным. Но настоящие моряки знают, что это вовсе не занятно. Добрая половина экипажа, выбившись из сил, лежала под парусиной, по которой стучал крупный дождь.

Я вылез из-под брезента на свежий воздух; нас было пятеро, еще способных кое-как бороться со штормом. Мы думали, что же делать дальше? В это время из туманной мглы показался мутный глаз сигнального прожектора. Метрах в пяти от нас чернело огромное сооружение/Оно торчало как призрак. Его очертания, похожие не то на морской подъемный кран, не то на гигантский хобот какого-то фантастического слона, расплывались в хаосе шторма и дождя.