Рассказы вагонной подушки

Старый Каплун качал головой. Сколько умных он видел, которые тоже считали, что смогут обмануть власть, обыграть ее в игры, которые она придумала. Он вспомнил Бабеля, который слишком близко подошел к краю бездны и пропал в ней в самый расцвет своего таланта. Зачем блестящему писателю власть, что его в ней могло заинтересовать, не корысть, это ясно, что так привлекло его и в конце безжалостно уничтожило?

Потом Сашенька уехал с женщиной учиться в Питер, как его отец когда-то. Они жили на Пряжке в коммуналке ее тетки, он где-то учился, начал писать, работал на «Ленфильме» осветителем, продолжал жить, засунув нос в книги, в окружении сомнительных людей. Потом крестился, учился в семинарии, увлеченный Александром Менем, ездил за ним в группе самых ярых адептов. Потом его исключили из семинарии за ересь, за вопросы, которыми он изводил канонических духовных отцов, не переносивших отступников и сомневающихся. Он ушел и стал писать для кино, но его не покупали, он бедствовал, но не сдавался.

Однажды он приехал ночью и всех напугал. Ему передал знакомый кагэбэшник, что его должны арестовать за письмо, которое он подписал в защиту одного священника, посаженного в психушку. Вот тогда они поговорили с ним.

Старый Каплун давно не понимал своего сына, но любил от этого еще больше. Он узнал, что он убежал, что его ищут.

Старый Каплун замахал руками, забегал и стал причитать, но его мальчик спокойно и уверенно сказал ему, что скоро все поменяется и страх исчезнет вместе с этой страной и ее органами, не те времена уже.

Сила их уже призрачна, и она рухнет, как сгнивший дуб, на вид еще мощный и здоровый, но съеденный жучком изнутри. Шел 87-й год, и поверить, что красное знамя падет через пару лет и будут ходить по улицам с власовским красно-бело-голубым флагом, было невозможно.

Старый Каплун сидел с сыном до утра, они говорили обо всем. Он стал мудрым, его маленький сын, которого он еще совсем недавно бросал голенького под потолок. И вот он вырос незаметно и стал умнее папы, который даже боится его слов, Каплун даже в мыслях не допускал, что такое возможно, при его жизни.

Вечером сын уехал, оставил отцу две общих тетради, написанных от руки почерком, где буквы плясали, как в пляске святого Витта.

Сашенька уехал, и эти две тетради долго лежали у Старого Каплуна в комоде, но однажды он начал листать их, попробовал читать и ужаснулся.

В них было столько яда и желчи о государстве, о стране и нравах, Сашенька безжалостно и гневно писал о том, что вокруг; к этому все привыкли и не замечали своего скотского состояния. Старый Каплун в страхе закрыл тетрадь и спрятал в щель за комодом, чтобы внук не наткнулся на них и не сломал себе голову, как его дядя, живущий по своим правилам поперек мнению большинства.

Новостей от Саши долго не было, потом Дора ездила в Москву на похороны тетки и встретила там сына. Он, оказывается, дружил с теткой много лет и всегда останавливался у нее, когда туда приезжал; они посидели после кладбища, и Дора узнала, что из Питера он уехал, его женщина постарела и почти насильно выпроводила его в Москву, узнав, что тяжело заболела. От него она скрыла свой диагноз.

Сашенька давно не любил ее, но бросить не мог. Она не хотела, чтобы он видел ее больной, подавал ей судно или носил на себе в туалет.

Она попрощалась с ним, решила освободить его, дать ему шанс изменить свою жизнь, и он уехал в Москву и стал жить у тетки в любви и дружбе.

Тетка была одинока, и всю свою нерастраченную любовь обрушила на Сашеньку. Дамой она была обеспеченной и все тратила на него; кормила вкусно и обильно, он отъелся, стал хорошо одеваться, она устроила его в корпункт западной газеты, он стал хорошо зарабатывать и общаться с красивыми женщинами, любящими мужчин с долларами в бумажнике, окунулся в новую жизнь, быстро добрал недоставшиеся ему в молодости романы.

Новая жизнь ему понравилась, он был еще молод, чуть меньше сорока, и купался в новой бандитской Москве, рассекая на новеньком «Мерседесе», ловя на себе завистливые взгляды.

Потом он женился на рыжей ирландке-экспатке, приехавшей в Россию в составе подразделении Армии спасения. Ирландка встретила Сашеньку, и он пропал от ее огненного света. И стал жить с ней в гражданском браке, но в полной гармонии.

Он даже приехал домой с ней и рыжим мальчиком, плохо говорящим по-русски. Рыжий мальчик сразу сел Старому Каплуну на колени и стал бить его мягкой ладошкой по лысой голове, и Старый Каплун млел от счастья.

Прелестный малыш от незнакомой ему женщины сразил его, так разжег огонь в сердце старика, что тот не спускал его с рук все три дня.

Старый Каплун говорил ему про свой род, про папу, про Цилю, про евреев – он тогда еще был на своих ногах и водил малыша на реку и в парк, и все говорил ему, а малыш ничего не понимал и бил деда по лысине – и тот был счастлив.

Он не знал, где находится Ирландия, он только знал, что они бандиты, как говорили в телевизоре, что они грубые и пьют виски бочками.

Мальчик уже был на родине у другой бабушки и дедушки и тыкал пальчиком в фотографию, на которой изображены были двое почтенных людей, тоже рыжих, на лужайке своего домика. У них была фамилия Мур, внука звали Майкл Мур, но Старому Каплуну было все равно.

Он стал звать его Мишей, и Майкл отзывался и бежал к нему через клумбы и газон, и Старый Каплун замирал и искал глазами мильтона, как много лет назад.

Когда Миша уезжал, он отозвал его в свою комнату и достал из комода кусочек цепочки от папиных часов с пятнышком крови. Он дал своему мальчику эту цепочку и рассказал ему все, что про это знал и откуда она ему попала. Мальчик ничего не понял, но цепочку взял и бережно положил в карманчик, где лежала фотография ирландских дедушки и бабушки, и заколол карман серебряной английской булавкой из далекой Ирландии, которую Старый Каплун не мог представить даже во сне.

Он радовался за рыжего мальчика, вспомнил Абрашу-часовщика у которого в Австралии внучка вышла замуж за малайца. Старый Каплун видел фото: Абраша сидит на фоне кенгуру, а на коленях держит двух шоколадных близнецов – мальчика и девочку.

После миллениума Сашеньке уже исполнилось пятьдесят, они уже два года жили в Мумбае, куда его послали заведующим корпунктом от его крупного транснационального еженедельника. Там Сашенька жил, как белый сагиб, со слугами на вилле в староанглийском стиле. Его фотографии с Мишкой на слоне Старый Каплун хранил в комоде и иногда доставал, когда подымалось давление. Когда он глядел на Майкла-Мишу, давление проходило без таблеток.

Два года назад сын опять удивил: бросил респектабельную жизнь журналиста, уехал на Гоа и стал там жить в легком сарайчике в нирване.

Рядом с ним жила рыжая ирландка и рыжий внук, довольный, что не надо ходить в школу и соблюдать английские приличия. Он переписывался с двоюродным братом, даже говорил с ним по «скайпу».

Старый Каплун видел на фото свое рыжее ирландско-еврейское чудо – внука на берегу в каких-то индийских тряпках, с босыми ногами, довольно грязными, на маленьком мотороллере, на котором было написано «продажа продуктов с доставкой». Старый Каплун загрустил, но вспомнил себя: внук пошел по его пути, работал с продуктами, как Старый Каплун-молочник.