Рассказы

– А скажи-ка нам любезный, а где хозяин?

– А хозяин нынче в поле, самая страда, посев озимых маслин начинается. Вот и пропадает он в поле с утра до вечера. Еле сил у него, сердечного, хватает, чтобы в казино посидеть.

Окружающие сочувствующе и понимающе зацокали языками.

– Самое время перехватить что-нибудь, этакое деревенское, картошечка там, салатики. Есть ли у вас такое?

– А как же? Конечно, есть.

И тут человечек бойко перечислил все, что в его кухне уже

приготовлено было – гамбо с креветками, бараний шулюм с калиновым соусом, вермишель-паутинка с моллюсками по-азиатски, спагетти с соусом путтанэска с зелеными оливками и прочие простые деревенские, но вкусные яства.

– Ну что же, отобедаем тем, что нам Бог послал.

После короткого, но сытного завтрака, губернатор решил прогуляться. Сопровождаемый на этот раз малочисленной – всего в шестнадцать человек – охраной, он продефилировал по улице поселка, то и дело затевая разговор с теми, кто попадался ему навстречу. Было весьма приятно отметить, что все обитатели могли высказать здравое мнение о ценах на зерно и древесину на Лондонской бирже, а один механизатор, одетый от Кардена, даже поразил его в самое сердце своими познаниями в области финансовых пирамид.

Что и говорить, самое первое впечатление оказалось настолько благоприятным, что Борис Эдуардович решил не мешкая доложить в вышестоящие инстанции о блестящем положении дел в сельском хозяйстве. А заодно и испросить позволения провести тут три-четыре дня, а не один, как планировалось ранее. Благословение было получено, и повеселевший губернатор погрузился в приятное ничегонеделание в самой обычной российской деревне…

Чёрт

Иван Михалыч вполне заслуженно пользовался среди своих коллег уважением и, не побоюсь красного словца, здоровой завистью, которой можно завидовать человеку, своими руками сотворившему себе родному, дорогому и любимому полновесное человеческое счастье. Само счастье, казавшееся в далёкой и туманной молодости зыбким и, в некоторой степени невероятным, ныне покоилось на солидном весьма осязаемом фундаменте. Материальность счастья, а также личные качества Иван Михалыча, придавали каждому его слову глубокий смысл, к его мнению прислушивались с некоторой долей благоговения , но ни в коем случае не подумайте – с подобострастием, либо льстя, поскольку людям крупного масштаба, а Иван Михалыч без всякого сомнения был таким, лесть чужда, а подхалимаж, особенно мелкий – противен и не интересен. И не случайно, что его слова и ненавязчивые советы почти немедленно обретали статус руководства к действию. К тому же, шутка ли – всего-навсего шестой десяток, а он уже зам. Самого Лет так двадцать назад мы бы сказали – Самого Первого, не считая десятка-другого восторженных эпитетов для, так сказать, большей значимости и всеобъемлющего понимания генеральной линии. Но на дворе, - слава Богу ! – начало нового тысячелетия, полная победа демократии, генеральная линия канула в прошлое со всеми своими атрибутами, так что обойдёмся со всем этим попросту – Сам и точка.

Говоря о прочном фундаменте, составлявшем осязаемое рукотворное счастье Ивана Михалыча, нельзя не упомянуть, что не смотря ни на что, он был скромен, как может быть скромен обычный русский патриот-демократ. Иными словами – скромно, но для своего положения…Или в том смысле, что его никто не замечал… Или… Впрочем, решайте сами , кому что нравится, поскольку суть от этого совсем не изменится. А с другой стороны - кому какое дело – на своей «Волге» или на казенной он прибывал на работу ? Я думаю, что никому. Главное то, что тунеядцем и лежебокой он не был и любил трудиться до седьмого пота. По причине такой скромности не раз был отмечен и пользовался благосклонным вниманием начальства. Многие годы руководящей работы и неиссякаемой любви вдохновили его до такой степени, что он замахнулся даже на то, чтобы ходить на работу пешком, подобно тысячам своих сограждан. Об этом сразу же стало известно, информация о невиданном для чиновника такого ранга просочилась в средства массовой информации вызвав в простых массах бурю подлинного ликования и восторга. Осуществил ли свой проект Иван Михалыч – о сём история стыдливо умалчивает, но зато каков эффект, какой резонанс ! Право слово – скромность человека украшает и возвеличивает. А ведь ещё не стоит забывать и про хлеб насущный, ибо всё проходит, кушать всегда хочется. Ещё при старом режиме Иван Михалыч трудился в поте лица своего, добывая сей хлебушек и прочее, включая такие мелочи, как осетринка, икорка красная, да чёрная, буженина, наливки, конъяки, колбасы копчёные, ананасы с рябчиками – словом, всё, что твоей душе угодно. Заслужил человек, чего там говорить. Будучи по своей природе человеком огромной, можно сказать, феноменальной скромности, Иван Михалыч богатством своим не кичился и на показ не выставлял. Зато любил набираться мудрости и других тому же учил. Стоит ли упоминать, что за это неоднократно был восхвален в газетах и оклеветан завистниками. Столь явная любовь и внимание простого народа не могли остаться без ответа и потому Иван Михалыч старался при всяком удобном случае ответить взаимностью. Где бы не случись митинг какой, али сборище людное, как он тут как тут : и сразу же скромная торжественная встреча, цветы, рукопожатия , небольшая пламенная речь, ответный рёв восторженной толпы… в общем, все как положено при развивающейся демократии. Порой, но не реже двух-трёх раз в неделю одна из местных многотиражек разражалась хвалебной статьёй, или мёдоточивым письмом некого колхозника или интеллигентика, в котором они выражали свою любовь и клялись в верности проводимого им курса. Не забывали и о критике –чуткой и доброжелательной, совсем не похожей на безобразные, полные желчи и яда выпады.

Вот так и катилась жизнь своей чередой, не обращая внимания на всякого рода выверты. Но грянула беда. Впрочем, сначала как будто и не беда совсем. Это потом стало так, что образовалась беда. Или нет, сначала… тьфу ты, совсем запутался ! Лучше начать с того , с чего и начало всё быть в нашей истории.

Итак, над страной подул ветер грандиозных перемен, проехала порченая изнутри тройка-перестройка, нам рассказали, до чего неправильно мы живём, предложили взять и всё разом отменить , а там как получится, поскольку полная свобода и демократия. Что из этого вышло – знаем не понаслышке, а на своём опыте и на своей шкуре. А ведь поначалу как мы искренне верили и недоумевали над прошлой своей темнотой и неразвитостью. И процесс пошёл, набирая ход, с ускорением и размахом, плодя самостийные и суверенные образования, дружно так пошёл, что никто и не заметил, как кончилось огромным мыльным пузырём. Иван Михалыч в то бурное и столь необходимое некоторым лицам время не стоял в сторонке, нет, он с удвоенной энергией бросился в омут борьбы. Именно он первым поднял знамя борьбы с привелегиями, недостойными для истинного слуги народа и пересел с обкомовской «Волги» на демократичный «Мерседес». Столь смелый шаг вызвал в обществе огромный резонанс, Иван Михалыча тут же окрестили «зерцалом чести и бескорыстия». Данный титул Иван Михалычу пришёлся по вкусу, хотя виду и не показал, дабы не вызывать всяческих кривотолков, каковые порой случаются и в наше время, а в то тем более. Народу тоже понравилось – «эвона, каков он наш Михалыч !» Чего именно означало «эвона» никто не знал и не понимал, да может, и не хотел понимать, но зато как звучало ! Хлёстко, по- народному. Стоит заметить, что в кругу соих самых близких Иван Михалыч обмолвился, как бы невзначай, что , мол, такой чести более достоин Сам, а он всего-навсего простой и скромный слуга народа.

Время шло, мы всё ускорялись и за круговоротом событий как-то незаметно перелетели ту грань, когда ещё можно было остановиться и посмотреть – куда же мы несёмся ? Иван Михалыч приобрёл сноровку, заматерел и, подобно большинству своих коллег, уверенно оперировал новым мышлением, бичевал пороки и язвы прежнего проклятого прошлого, клеймил тоталитарную систему и насаждал единственно правильное – образцово-показательную демократию, самую лучшую и свободную в мире. Сил и времени не хватало и приходилось иногда расширять свой штат, вводя для самых близких всё новые и новые должности. Верное чутьё не подводило и звёздные моменты в его карьере не заставляли долго ждать. Вот, скажем, взял, да и не присоединился к громкогласому хору, оравшему , что Борис, мол, не прав и выгадал-таки , поскольку позднее всем всё припомнилось. Столь приятственное поведение пришлось, видимо , по вкусу, поскольку согласно достоверным источникам, был приглашён во дворец для более близкого знакомства. Судя по всему, встреча прошла в духе конструктивного обсуждения, в тёплой дружественной обстановке и в атмосфере полного взаимопонимания. После чего мероприятие увенчалось сауной, фуршетом и кордебалетом. Домой Иван Михалыч вернулся слегка помятый, изрядно навеселе, но с твёрдым чувством, что лёд тронулся. Внешне же почти ничего и не изменилось. Он по прежнему стоял на трибунах, махал пухленькой ладошкой, а снизу неслось раскатистое «Уррря-а-а!» и «одобрям-с !» Приятнее всего было то, что «одобрям-с» доносилось и из самых верхов, а раза два или три даже в заграничных газетах промелькнули заметки о новом светиле русской демократии. Наконец, наступил долгожданный день , когда Россия скинула с себя цепи тирании и тоталитаризма и проснулась в новой, свободной стране, где всё можно. Теперь можно было смело, ничего не боясь, клеймить красно-коричневых, заливаться горючими слезами над останками зверски замученных Романовых, и под шумок прибирать к рукам всё, что находилось в пределах рук. Из уст Иван Михалыча теперь часто изливались похвалы американскому образу жизни, он по-отечески благословлял приватизацию, поучаствовал немного в процессах суверенизации и потрудился на благодатной ниве всевозможных фондов, в полной своей уверенности, что действует на благо нации. «Приватизация и полная ваучеризация нашей страны – есть залог процветания и успеха !», доказывал он и , В-общем-то, был прав. Когда бешеные процессы инфляции съели за короткий миг все накопления россиян, Иван Михалыч объявил беспощадную войну росту цен и даже изъявил желание лечь на рельсы, дабы таким методом устрашения остановить обнищание народа. Попытался он это применить и на практике, но внушительный аппарат его вовремя объяснил, что данные слова могут трактоваться только в иносказательном смысле и никак иначе, следовательно, сии слова есть не что иное, как выражение силы воли и решимости в достижении основных целей. Такое объяснение Иван Михалычу весьма понравилось и потому ложиться на рельсы он передумал. Тем не менее он позаботился о том, чтобы молва о его неслыханной решимости дошла до самой глубинки. И всё же неиспользованная энергия требовала выхода и Иван Михалыч нашёл весьма остроумный метод из безвыходной, вроде бы, ситуации : он активно стал заниматься теннисом и теперь посещал корт не реже двух раз в неделю. К сожалению, особых успехов он не достиг, но усердие и благомыслие не пропали зря и карьера его, словно на дрожжах, понесла его на самый верх политического Олимпа.

Мало-помалу прошлое стало забываться и всё реже напоминало о себе. так что выглядывая из окна своего любимого «600-го» он брезгливо морщился при виде людей, плохо одетых и чего-то требующих. по его глубокому убеждению, они абсолютно не понимали прогрессивности и важности происшедших перемен, а значит и не имели никакого права возмущаться. «не может быть так, что всем сразу хорошо, кому-то должно быть и плохо», оправдывался он и давал знак водителю прибавить скорость. А однажды, перебирая свои вещи, он обнаружил в заднем кармане брюк напоминание о прежнем – замызганный и потрёпанный партбилет. После чего организовал его торжественное сожжение данного свидетельства поползновений красно-коричневых на ценности свободного образа жизни. Стоит ли упоминать, какой восторг это вызвало в сердцах простых граждан? От чувства собственной значимости голова слегка кружилась, и он постепенно стал задумываться о сенаторской тоге.

Такая вот длинная, но тем не менее необходимая предыстория. Таким вот нехитрым и простым образом жил-поживал себе Иван Михалыч, ни в чём себе не отказывая, в ус не дул, попивал мёд-пиво под икру с разносолами, как вдруг, откуда не возьмись, появился чёрт. Представьте себе – чёрт ! Самый настоящий, со всеми присущими ему атрибутами – рогами, копытами и хвостом. Из самых последних приобретений, вносивших некий диссонанс в классический образ врага душ человеческих, были длиннополый сюртук, да пенсне на длинном горбатом носу. Всё вместе придавало незваному гостю вид пропившегося прощелыги-банкира заехавшего к соседу похмелиться с утра. Кстати, именно так Иван Михалыч по первости и подумал, даже поразмыслил немного – чего это ради вдруг банкиры начли шляться с раннего утра к нему в спальню? – как вдруг, безо всяких прелюдий чёрт отвесил ему довольно увесистую плюху. От такой неслыханной наглости и беспардонности у него чуть даже инфаркт не случился, но второй шлепок, пожалуй, слегка посильнее, мгновенно привёл его в чувство. Естественно, Иван Михалыч очень искренне и глубоко обиделся – представьте себе сами, что в вашу квартиру с утра заявляется чёрт и ничтоже сумняшеся хлещет вас по щекам. Тут любого проняло бы, факт. Обида распирала всё его достоинство и он собрался было рявкнуть на непрошенного гостя, как вдруг в горле неприятно запершило и вместо грозного рыка вырвалось какое-то сипение. А чёрт тем временем сидел в кресле, развалившись совершенно по-хозяйски и нагло, в упор разглядывал Иван Михалыча. Выждав небольшую паузу чёрт ухмыльнулся и с гаденькой ехидцей в дрожащем голосе осведомился :

– А не довольно ли нам, почтеннейший Иван Михалыч, в гляделки играть? С добрым, так сказать, утром Вас, с пробужденьицем. Как спалось-почивалось, кошмары не тревожили ? Не приснилось ли чего? А может, желаете сигарку с утра пораньше ? – тут откуда ни возьмись, в руке у чёрта появилась самая настоящая сигара, которую он немедленно засунул себе в пасть и раскурил, с явным удовольствием пуская клубы дыма в лицо хозяина.

– Э-э…м-м-м…-залепетал в ответ Иван Михалыч, с перепугу вдруг вообразивший, что после вчерашнего у него началась самая настоящая белая горячка.

– Ай-яй-яй,- укоризненно закачал головой чёрт, и в голосе его зазвучало сострадание, которое, однако, нисколько не обмануло Иван Михалыча, всем своим нутром почуявшим крупные неприятности.

– Ай-яй-яй, - ещё раз повторил чёрт, но теперь в его голосе не было и намёка на жалость, скорее наоборот.
– Ну как же можно, батенька, в столь почтенном возрасте баловаться горячительными напитками, да еще в таких количествах ? Так и до греха недалеко, хе-хе. Поди головушка бо-бо, водочки просит, а ? Не желаете ли подлечиться ?

Иван Михалыч, совершенно оторопевший, глядел на чёрта и не мог выговорить ни единого слова. Но головой в ответ всё же кивнул – что ни говори, а в голове после вчерашнего действительно было нехорошо. Так что рюмка-другая совсем не помешали бы. Чёрт поколдовал пальцами, что-то пробормотал, и в воздухе медленно стала материализовываться внушительного вида бутыль, оклеенная всевозможными этикетками и акцизными марками. Водка аппетитно булькала и призывно переливалась в гранёном сосуде и выглядела столь соблазнительно, что, не смотря на абсурдность ситуации, у Ивана Михалыча немедленно потекли слюнки, а руки задрожали, как у самого горчайшего пьяницы.