Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

— Ну, теперь отдохнула, пойду дальше, — сказала старушка.

— А вы обратитесь в справочное бюро, — сказал пробегавший обратно человек с портфелем. — Вам все и укажут, а то ходите как слепые.

— А где оно, родимый?

— Черт его знает, кажется, пятнадцатая комната внизу.

Старушка поблагодарила и пошла вниз.

— Вниз-то хоть иттить легче, — сказала она с ласковой улыбкой, обращаясь к двум ломовикам в фартуках, тащившим конторку.

— Вот бы и ходила все вниз, а то зачем-то наверх лезешь!

— Да что ты все трешься тут? Проходу от тебя нет, — крикнул

другой.

— Справочное бюро, милый, ищу.

— Да ведь ты другое что-то искала…

— А теперь это велели искать, родимый.

— Что ж ты подряд, что ли, взяла? Ну, проходи, проходи.

— Скажите, пожалуйста, — послышался внизу голос старушки, — где тут справочное бюро?

— Двадцатая комната, кажется, была, посмотри там.

Старушка подошла к 20-му номеру и прочла: информационное бюро.

Постояла, потом отошла, сказавши:

— Знать, уж чтой-то новое въехало.

Она опять полезла наверх, потом уселась на окне.

— Вот, как сердце слабое, хуже всего, — сказала она, увидев своего собеседника, спускавшегося вниз.

— Не дай бог. Сердце пуще всего, — а мне, оказывается, опять через весь город иттить. Их куда-то к заставе бросило.

— Переехали?

— Только вчера. Две недельки побыли тут — и дальше. Ну, да тут хоть гор нет, доберусь. Пойду, а то еще, глядишь, там не застанешь, за две недели много воды утекло.

Два мужика спускали вниз тяжелую конторку и застряли на повороте лестницы.

— Вишь, черт их, потрохов сколько набрали, да еще повернуться негде:

— Ну-ка, заноси свой бок, сейчас ходко пойдет. Так, пошло.

Что-то хрястнуло.

— Чтой-то там?

Передний, озабоченно оглянувшись, поставил свой конец на пол.

— Какую-то штучку тут отсадили.

Мужики ушли. За ними прошли какие-то барышни, тащившие под мышками охапки бумаг в синих папках.

— Куда господь несет? — крикнул им поднимавшийся навстречу по лестнице человек.

— Сливаемся с Соцвосом!..

Лестница опустела. Прошел вниз мужчина в пальто, без шапки, повязанный платочком, как повязываются на похоронах, чтобы не простудить голову, и, наткнувшись на старуху, спросил:

— Вам что надо тут?

— Справочное бюро, родимый.

— А в нем что?

— А кто его знает, батюшка!

— Как кто его знает! Что вам нужно-то?

— Пособие, батюшка.

— Так это — финансовый отдел надо… Хватилась — он уже теперь небось к Театральной площади подъезжает.

Старушка озадаченно посмотрела вниз по лестнице.

— Так это, значит, его, батюшку, у меня на глазах носили. Куда ж теперь-то мне бежать?

— Сретенский бульвар, шесть, — сказал человек и, поправив на голове платочек, пошел вниз.

Старушка посмотрела ему вслед. Потом села на ступеньку лестницы и сказала про себя:

— Отдохну немножко, потом пойду, покамест сердце не ослабело.

Козявки

На верхней слободе в трех семьях заболело сразу несколько человек. Совет послал в город за доктором, а домашние заболевших за коновалом, который никогда не отказывался от практики и не затруднялся никакими болезнями, будь его

пациент лошадь или человек.

Двое больных оказались в семье портного. На завалинке его избы сидели — он сам, старушка Марковна и печник, когда пришел коновал.

С заросшей до глаз седой бородой, с кожаной сумочкой на поясе, на которой было изображение лошади из белого металла, весь обвешанный какими-то ремнями, коновал прошел молча и мрачно мимо сидевших прямо в избу, не поздоровавшись ни с кем.

Портной пошел за ним.

— Вот в городе один доктор на человека, другой на лошадь, третий еще на что-нибудь, а наш Петр Степаныч не разбирает, — и лошадей, и людей, всех валяет.

— Молодчина.

— Голова очень работает. И строг.

— Без этого нельзя. Ежели доктора не бояться, это уж последнее дело, сказал печник.

В избе портного лежало двое в жару. Коновал подошел к ним и несколько времени строго смотрел на них. Портной несмело выглядывал из-за его плеча.

Коновал бросил смотреть на больных и недовольно, подозрительно обвел взглядом стены. Они были только что выбелены, в избе было подметено.

— Когда белили? — спросил коновал, поведя заросшей шеей в сторону хозяина.

— Вчерась побелили.

— Зачем это?

— Почище чтоб было.

— Что — почище?

— Да, вообще, чтобы… Доктор в прошлом годе говорил, чтоб первое дело чистота.

— Уж нанюхались… Чистотой, брат, не вылечишь.

— Вылечишь не вылечишь, а приостановить… — сказал несмело портной, — чтобы эти не разводились.

— Кто эти?

— Кто… Что от болезни разводятся.

Коновал только посмотрел с минуту на хозяина, ничего не сказал и, отвернувшись, стал на столе раскладывать свои лекарства, доставая их из кожаной сумочки.

— Что ж, лекарство-то одно и то же, что вчерась корове давали, Петр Степаныч? — спросил портной.

— А тебе какого ж еще захотелось?

Лечебные средства у него одни и те же; что для лошадей, то и для людей. Поэтому, если лошади молчат при его лечении, то люди кричат не своим голосом или лезут на стены; при разных болезнях одни и те же средства. Но чем болезнь сильнее, тем доза больше. Причем если со здоровыми он суров, то к больному подходит с выражением палача, у которого есть личные счеты с преступником. Пронизавши его, как следует, взглядом, коновал засучивает рукава на своих узловатых жилистых руках и принимается мазать мазью. А когда больной начинает пересчитывать всех святых и поминать родителей, коновал отойдет, опустит засученные руки, посмотрит на него и скажет: — Взяло… Кричи, кричи больше, с криком боль выходит.

Докторов он ненавидит какою-то острой ненавистью, смешанной с презрением, во-первых, как конкурентов по практике, во-вторых, как явных и наглых обманщиков.

Вдруг сидевшие на завалинке прислушались: из избы послышался крик и причитания, как будто у кого-то добрались до живого места.

— Взяло… — сказал печник, послушав еще немного. — Сейчас должно выйти. Скажи, пожалуйста, как дерет, словно шкуру с него спущают.

— А ведь уж без памяти совсем лежал и голоса не подавал.

— Тут, брат, мертвый в память придет.

Поделиться с друзьями: