Рассказы
Шрифт:
– Ты спятил, Норман.
– Можешь подумать, потом поговорим.
– Господи, где же ты с ней познакомился?
– На работе. Она тоже работает на Винсент-стрит. В магазине.
– И как же она относится к тебе, позволь тебя спросить?
– Она любит меня.
Хилда рассмеялась. Пусть он морочит голову кому-нибудь другому, сказала она, потом добавила, что это уже ни в какие ворота не лезет.
– Хилда, я ничего не выдумываю. Все это правда. Она ухмыльнулась, глядя в стакан с портвейном. Потом, уставясь на экран, спросила:
– И давно у вас началось, могу я узнать?
Норману
– Ты же не дитя, Норман. Мало ли что тебе померещилось в магазине, и ты уж сразу распалился. В конце концов, ты не мартовский кот.
– Ничего такого я и не говорил.
– И вообще слабак по этой части.
– Хилда...
– Всем вам мерещится невесть что в магазинах: разве тебе мамочка об этом не рассказывала? Ты что ж, думаешь, я себе не придумывала всякого с тем парнем, который приходил вешать шторы, или с тем нахальным коротышкой почтальоном, распевающим дурацкие песенки?
– Мне нужен развод, Хилда. Она рассмеялась. Отпила вина.
– Ты влип, - сказала она и снова рассмеялась.
– Хилда...
– О, ради бога.
– Она вдруг рассердилась, но он чувствовал, что ее раздражает его настойчивость, а вовсе не то, о чем он ее просит. Она сказала, что он валяет дурака, и повторила все, что он и сам думал: в их незавидном положении развод был бы роскошью, и если у его девушки не водятся деньги, то из этой дурацкой затеи ничего не выйдет, одни окаянные адвокаты наживутся.
– Они оберут тебя до нитки, эти пройдохи, - заявила она, ее голос еще дрожал от возмущения.
– Тебе до конца жизни с ними не расплатиться.
– Ну и пусть, мне все равно, - сказал он, хотя это было не так.
– Мне нужен только развод.
– Не может тебе быть все равно, если ты не круглый идиот.
– Хилда...
– Послушай, переспи с ней. Заведи ее в парк, когда стемнеет, или куда-нибудь еще. А у нас с тобой все останется по-прежнему.
Она усилила звук в телевизоре и довольно быстро допила портвейн. Потом, в постели, она прижалась к нему, возбужденная больше обычного. "Господи, меня это жутко завело, - шептала она в темноте, обвив его ногами.
– То, что ты рассказал мне". Потом, получив свое, она призналась:
– Знаешь, а ведь у меня все-таки было с тем почтальоном. Честное слово. На кухне. И раз уж все начистоту, сознаюсь, что и Фаулер заглядывает сюда время от времени.
Норман лежал молча, не зная, верить ли ее словам. Сначала ему подумалось, что она расхорохорилась, узнав о Мари, но потом он уже не был в этом уверен. "Мы как-то попробовали вчетвером, - продолжала она.
– Фаулеры, я и еще один тип из клуба".
Она принялась поглаживать его по лицу. Норман терпеть этого не мог, но Хилда считала, что его это возбуждает. Она попросила: "Расскажи-ка мне еще".
Норман сказал, чтобы она оставила его в покое и перестала гладить по лицу. После того как она проболталась про Фаулера и почтальона, ему уже все равно, пусть узнает, что он встречается с Мари несколько лет. Он даже с каким-то удовольствием рассказал ей, как в первый день Нового года, покупая пилочки и зубную пасту, познакомился с Мари, которой нужно было заказать билеты
на Коста-Брава, куда она собиралась поехать вместе со своей подругой.– Но ведь у вас ничего не было?
– Было.
– Господи, где же? В подъезде? В парке?
– Мы ходим в отель.
– Ну ты даешь, старый черт!
– Послушай, Хилда...
– Пожалуйста, продолжай, милый. Расскажи мне все.
– И он рассказал ей о ванной комнате в отеле, а она все задавала вопросы, вытягивая из него подробности, выспрашивала о Мари. Уже забрезжил рассвет, когда она угомонилась.
– Забудь об этой чепухе с разводом, - как бы между прочим сказала Хилда за завтраком.
– Не желаю ничего об этом слышать. Я не могу допустить, дорогой, чтобы из-за меня ты разорился.
В тот день ему не захотелось видеть Мари, но они заранее условились о встрече. Она знала, что накануне вечером он собирался разговаривать с женой. Теперь Мари ждала решения своей судьбы.
– Ну?
– спросила она в "Барабанщике". Норман пожал плечами, покачал головой и выдавил из себя:
– Я говорил с ней.
– Ну и что она, Норман? Что сказала Хилда?
– Что я рехнулся, если вздумал разводиться. Она повторила то, что я уже говорил тебе: мы не потянем алименты.
Они помолчали. Вдруг Мари сказала:
– А может быть, тебе просто уйти от нее? Взять и не вернуться однажды домой? Мы найдем где-нибудь квартиру. С детьми можно подождать, дорогой. Давай попробуем.
– Нас найдут. Заставят платить.
– Как-нибудь приспособимся, я буду работать, и ты сможешь платить, сколько нужно.
– Ничего не выйдет, Мари.
– Милый, тебе нужно уйти от нее.
К удивлению Хилды, он так и поступил. Однажды вечером, когда она была в клубе, Норман собрал веши и ушел к Мари, в двухкомнатную квартирку в Килберне, которую они сняли заранее. Он не сообщил Хилде, куда ушел, только оставил записку, что больше не вернется.
В Килберне они жили как супруги в доме, где на пятнадцать человек был один туалет и одна ванная. Время от времени Нормана вызывали в суд и объясняли, что он ведет себя недостойно по отношению к женщине, на которой женат. Наконец он согласился платить алименты.
Квартира в Килберне была грязная и неудобная, и жизнь их в ней не имела ничего общего с тем, как они жили прежде, когда ходили в "Барабанщик" и "Западный гранд-отель". Они думали подыскать что-нибудь получше, но снять приличную квартиру за скромную плату было нелегко. Они совсем пали духом; теперь, когда они были вместе, все их мечты о собственном домике, детях, о спокойной, налаженной жизни казались как никогда далеки от воплощения.
– Мы могли бы переехать в Рединг, - в конце концов предложила Мари.
– В Рединг?
– К моей маме.
– Но она же отреклась от тебя. Ты сама говорила, что она не может тебе простить.
– Люди меняются.
Все так и получилось. В воскресенье они отправились в Рединг и там пили чай с матерью Мари и миссис Драк. Обе они демонстративно не замечали Нормана, а когда он вышел на кухню, то слышал, как миссис Драк возмущалась, что по возрасту он Мари в отцы годится. "Да что о нем говорить, - ответила мать.
– Ничтожество, и только".