Рассказы

– Ах! Мои бочонки!
– слабым голосом произнесла Лиззи, заглянув в амбразуру.

– Добрались-таки до них, - сказал Оулет. Происходившее в саду до такой степени заинтересовало

контрабандистов, что теперь уже все, кто был на крыше, прильнули к парапету и смотрели вниз. Но внезапно их внимание было отвлечено раздавшимся у колокольни чьим-то громким возгласом. Акцизники, сгрудившиеся вокруг яблоньки, вскочили на ноги и побежали к кладбищенской ограде. А те из акцизников, которые успели еще до этого незаметно для контрабандистов войти в церковь, закричали вдруг во весь голос:

– Вот они, вот они, наконец-то мы их нашли!

На крыше царила немая тишина, ибо присутствующим было неясно, о бочонках или о них самих идет речь, но, осторожно заглянув за край парапета, они получили возможность убедиться, что подразумевались именно бочонки; и вскоре обреченные предметы один за другим были извлечены из тайного убежища под лестницей и вынесены на середину кладбища.

– Сейчас их сложат на могиле Хинтона и пойдут еще искать, - произнесла Лиззи безнадежным тоном.

И в самом деле акцизники уже складывали бочонки на широкую могильную плиту неподалеку от церкви; водрузив на нее все найденные на колокольне бочонки, они оставили возле охрану из двух человек, а прочие снова двинулись в сад.

Последующие вражеские действия возбудили в контрабандистах болезненно острый интерес. На колокольне было запрятано только тридцать бочонков, но в саду их было еще семьдесят - все, что удалось доставить на берег; остальное привязали к канату и опустили в море до очередной ночной вылазки. Теперь, вернувшись в сад, акцизники вели себя так, как будто не сомневались, что вся контрабанда схоронена именно здесь, и порешили во что бы то ни стало разыскать ее до наступления ночи. Они рассыпались по всему участку и, передвигаясь, как и прежде, на четвереньках, обошли вокруг каждого дерева. Молодая яблонька посреди сада опять привлекла их внимание, и скоро все снова окружили ее - из чего явствовало, что вторичные поиски навели их на те же подозрения, что и поиски первоначальные.

Еще несколько минут они разглядывали землю под яблоней, а затем один из акцизников встал, побежал к боковому церковному входу, которым уже не пользовались и где в сенях хранились разные хозяйственные орудия, и вернулся, неся принадлежащие сторожу кирку и лопату; их тут же пустили в дело.

– Бочонки в самом деле зарыты там?
– спросил священник.

Трава под яблонькой казалась такой свежей и непримятой, даже трудно было поверить, что тут копали. Контрабандисты были слишком поглощены происходящим и ничего ему не ответили. Вскоре, к своему огорчению, они увидели, что с каждой стороны яблоньки стало по нескольку человек; нагнувшись и опустив руки к земле, они выдернули деревцо целиком, вместе с дерном вокруг корней. Яблонька, как это стало теперь видно, росла в большом плоском ящике, у которого со всех сторон имелись ручки, чтобы можно было его поднимать. Под яблонькой обнаружилась глубокая яма, и один из акцизников заглянул в нее.

– Ну, стало быть, все, - бесстрастно сказал Оулет.
– Теперь слезайте отсюда, пока вас не заметили, и готовьте дальше все, что надо. Я, пожалуй, досижу здесь дотемна, а то меня заберут по подозрению, ведь спрятано-то было на моем участке. Как только сядет солнце, я буду с вами.

– А я?
– спросила Лиззи.

– А вы, Лиззи, сделайте милость, позаботьтесь о шпеньках и болтах. А потом возвращайтесь домой - и больше вас ничто не касается. Остальное доделают ребята.

Снова спустили лесенку, и все, кроме Оулета, сошли с колокольни, прокрались поодиночке вдоль задней стены церкви и исчезли: каждый отправился выполнять данное ему поручение. Лиззи смело прошла по улице, а за ней, почти следом, и Стокдэйл.

– Вы идете домой, миссис Ньюбери?
– спросил он.

Это официальное "миссис Ньюбери" показало ей, что отчуждение между ними еще усилилось.

– Нет, не домой, - сказала она.
– Мне нужно сперва кое-что сделать. Чай вам подаст Марта-Сарра.

– Я не о том беспокоюсь, - ответил Стокдэйл.
– Какие еще могут быть у вас дела в этой греховной затее?

– Да так, мелочь.

– Что же именно? Я пойду с вами.

– Нет, я пойду одна. Пожалуйста, идите домой. Я вернусь не позже чем через час.

– Лиззи, вам ничто не грозит?
– спросил молодой человек, в душе которого вновь шевельнулась нежность.

– Ничего мне не грозит - ничего такого, о чем стоило бы говорить, ответила она и пошла в направлении к Уормел-Кроссу.

Стокдэйл отворил калитку и остановился, глядя на происходящее в яблоневом саду. Акцизники все еще трудились там, и он, не устояв против соблазна, вошел в сад и стал наблюдать за их манипуляциями. Подойдя ближе, он увидел потайной погреб, о существовании которого не подозревал, - погреб был из бревен, выложенных квадратом, а сверху прикрыт слоем земли толщиною в фут и дерном.

Акцизники взглянули на открытое, совсем еще юное лицо Стокдэйла и, решив, очевидно, что он вне подозрений, продолжали свою работу. Вытащив все бочонки, они принялись срывать дерн, растаскивать бревна и разрушать стены погреба, пока он весь не развалился и не утратил какую бы то ни было форму; возле, корнями наружу, лежала яблонька. Но яму, в свое время хранившую столь большие запасы контрабандных товаров, так и не засыпали, ни в тот раз, ни позже, и на этом месте и по сей день осталось заметное углубление.

VII

ХОЖДЕНИЕ К УОРМЕЛ-КРОССУ И ТО, ЧТО ПРОИЗОШЛО ПОСЛЕ

Обнаруженную контрабанду надо было еще до вечера переправить в Бадмаут, так что теперь акцизникам в первую очередь требовалось раздобыть лошадей и повозки, и с этой целью они обошли всю деревню. Латимер сновал повсюду с куском мела в руке и на каждой попадавшейся ему на глаза телеге и упряжи ставил казенную метку в виде широкой стрелы, да так ретиво, как будто готов был переметить даже ограды и дороги. Владелец помеченной таким образом повозки или упряжи обязан был предоставить ее в распоряжение властей. Стокдэйл, вдоволь насмотревшись на все это, пошел восвояси, приунывший и подавленный. Лиззи уже вернулась, пройдя через кухонную дверь, но еще не успела снять капор. Вид у нее был усталый, а настроение не лучше, чем у Стокдэйла. Разговаривать им было не о чем, и проповедник ушел к себе, надеясь отвлечься чтением; но из этого ничего не получилось, и он позвонил в колокольчик, чтобы ему принесли чаю.

Лиззи сама внесла поднос, ибо служанка еще утром убежала в деревню; развернувшиеся там события так ее взбудоражили, что она забыла о собственных обязанностях. Но не успели загрустившие влюбленные обменяться хотя бы словом, как появилась Марта, вся пылая от волнения.

– Ох, мистер Стокдэйл и миссис Ньюбери! Что там делается! Акцизники ни одной исправной телеги найти не могут. Взяли у Томаса Баллэма; и у Уильяма Роджера, и у Стивена Спрэка, выкатили на дорогу, а колеса-то раз!
– и свалились, и телеги набок! Тут и увидели, что ни в одном колесе нету чеки. Тогда взялись за фургон Самуэля Шейна, а в нем все болты повыпадали. Тогда забрали тележку у молочника, а в ней тоже ни одного шпенька! Теперь пошли в кузницу делать новые шпеньки, а кузнеца-то нигде и нету!

Стокдэйл взглянул на Лиззи; она чуть-чуть покраснела и вышла из комнаты, а следом за ней и Марта. Обе они были еще в коридоре, как вдруг раздался стук у входа, и Стокдэйл услышал голос Латимера, тот обращался к Лиззи.

– Миссис Ньюбери, скажите, бога ради: кузнец тут не проходил? Только бы нам его найти - хоть за волосы, да притащим к наковальне, где ему быть полагается!

– Ну, он же известный лентяй, - кокетливо сказала Лиззи.
– А зачем он вам понадобился, мистер Латимер?